Историческое происхождение развернутой формы игровой деятельности

К этим общим для всех народов Крайнего Севера орудиям, которыми дети должны овладеть возможно раньше, прибавляются у охотничьих народов лук и стрелы; у рыболовов — удочка; у оленеводов — аркан. «Самодельные луки, стрелы и самострелы, типа древнерусских, круглый год не выходят из рук ребят. Сломается один — ребята принимаются вырезать другой, — пишет С. Н. Стебницкий. — В выделке их они достигли большого совершенства. Сюда же надо причислить и так называемую пращу, то есть ремешок, с помощью которого мечется камень. Можно поручиться, что вы не встретите ни одного коряцкого мальчика в возрасте от пяти до пятнадцати лет, у которого на шее не болталась бы эта самая праща, пускаемая в дело при всяком удобном и неудобном случае. Вороны, сороки, куропатки, мыши, зайцы, еврашки, горностаи — представляют собой неистощимый материал для охоты; и надо сказать, что ребятишки для всего этого зверя очень опасные. Мне приходилось видеть, как какой-нибудь малыш, стреляя из своего корявого лука, сшибал на лету ворону или из пращи подбивал качающуюся на волнах метрах в 20 — 30 от берега морскую утку или гагару» (1930, с. 45). «Вогульскому ребенку еще только успело пять-шесть лет, — пишет А. Г. Базанов, — а он уже возле юрт бегает с луком и стрелами, охотится на птичек, вырабатывает в себе меткость» (1934, с. 93). «Обычно детский лук изготовляется из одного слоя дерева. Но пока ребенок растет, лук-игрушка переделывается несколько раз с учетом детских возможностей, — пишет А. Н. Рейнсон-Правдин. — Постепенно усложняясь, он становится в руках ребенка самым подлинным оружием, приспособленным для его самостоятельной деятельности, с помощью которого он может добывать мелких зверьков и птиц» (1949, с. 113).

«У детей кочевников, — пишет  С. Н. Стебницкий, — к трем перечисленным  видам первобытного оружия прибавляется четвертый – аркан, такой же неизменный спутник их, как и праща. Они не могут пройти мимо колышка, сколько-нибудь выдающегося над землей, мимо куста хоть самым кончиком торчащего из-под снега, не испытав на нем меткость своей руки. Так вырабатывается та поразительная меткость, с которой коряцкие пастухи безошибочно вылавливают из вечно неспокойного стада именно того оленя, который необходим для поездки или на мясо» (1931, с. 46). «Искусство быстро и ловко арканить не дается сразу, - пишет Рейсон-Правдин, - им овладевают постепенно, учась обращаться с тынзеем с самого раннего детства. Поэтому среди промысловых игрушек, знакомящих детей с оленеводством, аркан занимает большое место. Размеры детских тынзеев самые разнообразные: 0,5м, 1м, 2м и более. Тынзей, так же как и лук, растет вместе с ребенком, по мере накопления последним ловкости и навыка. Детские арканы свиваются из мочала (для маленьких), для семилетних и более старших детей делают ременные, как у взрослых. Игры с арканом для детей не менее интересны и действенны, чем игры с луком и стрелами. Малыши арканят сперва длинные узкие пеньки, затем переходят к подвижной цели — стараются заарканить собаку или ловят молодых телят-оленей» (1948, с. 209).

У народов, основным промыслом  которых является рыболовство, дети столь же рано получают в руки удочки и ловят небольших рыбок, постепенно переходя к промысловому лову совместно со взрослыми посредством других, более сложных орудий лова.

Таким образом, нож и  топор, лыжи, лук и стрелы, арканы и удочки — все это в уменьшенном  масштабе, приспособленное к детским рукам, очень рано передается в пользование ребенка, и дети под руководством взрослых овладевают употреблением этих орудий.

Особый интерес для  рассмотрения интересующего нас  вопроса имеет анализ функций  куклы, которая бытует у детей  почти всех народов на этой ступени  общественного развития. Интересные материалы по этому вопросу содержатся в работах... исследователей Крайнего Севера.

Н. Г. Богораз-Тан, описывая кукол чукотских девочек, указывает: «Чукотские куклы изображают людей, мужчин и женщин, но всего чаще детей, особенно грудных. Величина их почти  так же изменчива, как и у культурных детей. Сшиты они довольно похожими на действительность и наполнены опилками, которые при каждом несчастном случае высыпаются. Куклы эти считаются не только игрушками, но отчасти и покровительницами женского плодородия. Выходя замуж, женщина уносит с собой свои куклы и прячет их в мешок в тот угол, который приходится под изголовьем, для того, чтобы воздействием их получить скорее детей. Отдать кому-нибудь такую куклу нельзя, так как вместе с этим будет отдан залог плодородия семьи. Зато когда у матери родятся дочери, она отдает им играть свои куклы, причем старается разделить их между всеми дочерьми. Если же кукла одна, то она отдается старшей дочери, а для остальных делают новые. Есть, таким образом, куклы, которые переходят от матери к дочери в течение нескольких поколений — каждый раз в исправленном и заново возобновленном виде» (1934, с. 49).

Таким образом, Н. Г. Богораз-Тан  выделяет особую функцию куклы —  функцию охраны рода: кукла должна была обеспечить девочке плодородие и благополучное деторождение в  будущем. Изготовление кукол принимало  поэтому характер особого занятия. П. М. Оберталлер так описывает работу по изготовлению куклы: «Процесс изготовления кукол своеобразен. Обычно в семье у каждой женщины, а с определенного возраста и у девочки имеется меховая, красиво орнаментированная сумка либо берестяной короб, где хранятся лоскутки, обрезки кожи, бисер и т. д. Весь этот материал и служит для пошивки кукол. Куклы шьются с большой охотой и преимущественно в летнее время, обычно во вторую половину дня, когда девочки свободны от домашних работ. Если семья велика, то к шьющей матери присоединяются и девочки и начинают шить кукол. Иногда к девочкам одной семьи присоединяются другие, и тогда работа становится общей» (1935, с. 46). По данным П. М. Оберталлера, куклы изготовляются преимущественно девочками разных возрастов, начиная с дошкольного и кончая подростковым включительно.

В связи с рассмотрением  вопроса о значении кукол среди  игрушек девочек А. Н. Рейнсон-Правдин  наряду с функцией охраны рода выделяет и другую ее функцию — трудовую. Через шитье нарядов кукле девочка получает чрезвычайно важные для женщин народов Крайнего Севера навыки шитья одежды. С. Н. Стебницкий указывает, что приучение коряцких девочек к шитью начинается очень рано. «Не надо забывать, что девочка у обских народов, — пишет А. Н. Рейнсон-Правдин, — имела короткое детство, кончавшееся к 12 — 13 годам, то есть к возрасту, в котором ее выдавали замуж, и что за этот короткий период детства она должна была освоить целый ряд умений: выделку оленьих постелей, камыса, замши, птичьих и звериных шкурок, рыбьей кожи, пошивку одежды и обуви, плетение циновок из травы, выделку берестяной утвари, а во многих районах и ткачество» (1948, с. 281).

Совершенно естественно, что обучение всем этим навыкам начиналось очень рано и проходило двумя  способами. С одной стороны, как это указывает ряд авторов, девочки рано включались в труд своих матерей, они помогали им в приготовлении пищи, нянчились с малышами, участвовали в чисто женских промыслах — заготовке ягод, орехов, кореньев; с другой стороны, изготовление кукольного хозяйства, главным образом гардероба (по богатству и качеству которого будущий муж судит о том, насколько будущая жена и мать овладела всеми женскими умениями и готова к супружеской жизни), служило школой обучения навыкам шитья. Куклы детей народов Крайнего Севера, собранные в музеях, наглядно свидетельствуют о том, какой степени совершенства достигают девочки в изготовлении гардероба и, следовательно, какого совершенства достигают в изготовлении одежды и обуви вообще; в пользовании иглой и ножом. Таким образом, кукла, являясь предметом постоянной заботы со стороны девочек как охранительница родовых функций будущей женщины, с раннего детства служила обучению ведению хозяйства и шитью.

Таким образом, развитие производства, усложнение орудий труда приводили к тому, что, прежде чем принять участие в совместной со взрослыми, наиболее важной и ответственной трудовой деятельности, дети должны были овладеть этими орудиями труда, научиться их использованию. Совершенно естественно, что возраст включения детей в общественно-производительный труд взрослых постепенно повышался. То, когда дети включались в формы производительного труда взрослых, зависело прежде всего от степени его сложности. «У приморских чукчей мальчики значительно позднее приступают к исполнению различных работ, чем у оленеводов. Когда их берут на приморскую охоту, они являются скорее помехой, чем помощью. Юноша не принимает участия в серьезной охоте до шестнадцати-семнадцати лет. До этого возраста он может стрелять из ружья в тюленя только с берега или помогать при установке тюленьих сетей на ледяных полях так называемого берегового припая», — пишет Н. Г. Богораз-Тан (1934, с. 103).

У оленеводов и других скотоводческих народов включение  в труд взрослого скотовода происходит несколько раньше. Г. Старцев сообщает, что «уже с 6 — 7 лет детей приучают править оленями и ловить их арканами. С десяти лет мальчики могут пасти целые стада оленей, а силками и капканами они ловят куропаток и другую дичь и зверьков. С 13 — 15 лет дети становятся настоящими работниками» (1930, с. 98).

Нож и топор, лук и  стрелы, аркан, удочки, иголки, скребки  и тому подобные орудия являются орудиями, овладение которыми необходимо для  того, чтобы ребенок мог принять  участие в труде взрослых. Дети, конечно, не могут самостоятельно открыть способы употребления этих орудий труда, и взрослые научают их этому, показывают способы действий с ними, указывают на характер упражнений, контролируют и оценивают успехи детей в овладении этими необходимейшими орудиями.

Здесь нет школы с ее системой, организацией и программой. Взрослые ставят перед детьми задачу овладения этими необходимейшими орудиями. Дети стремятся научиться стрелять из лука, набрасывать аркан, владеть ножом и топором, иглой и скребком и т. п. так же, как это делают их отцы, матери, старшие сестры и братья. Конечно, такое обучение не носило характера систематического обучения «всем предметам», но это было специальное обучение, вызванное потребностями общества. Может быть, дети вносили в процесс овладения этими орудиями деятельности взрослых некоторые игровые моменты — увлечение процессом деятельности, радость от своих успехов и достижений и т. д., но это отнюдь не превращало эту деятельность, направленную на овладение способами действий с орудиями труда, в игру, а уменьшенные орудия — в игрушки, как это думает А. Н. Рейнсон-Правдин.

В отличие от процесса овладения орудиями труда, происходящего  при прямом участии ребенка в  производительном труде взрослых, здесь  этот процесс выделен в особую деятельность, осуществляемую в условиях, отличных от тех, в которых происходит производительный труд. Маленький ненец, будущий оленевод, учится владеть арканом, не в стаде оленей, непосредственно участвуя в его охране. Маленький эвенк, будущий охотник, учится владеть луком и стрелами не в лесу, участвуя в настоящей охоте вместе со взрослыми. Дети учатся накидывать аркан или стрелять из лука сначала на неподвижном предмете, затем постепенно переходят на стрельбу по движущимся елям и лишь после этого переходят к охоте на птиц и зверьков или к заарканиванию собак или телят. Постепенно изменяются орудия, превращаясь из уменьшенных, приспособленных к детским силам, в такие, которыми пользуются взрослые, а условия упражнений все более приближаются к условиям производительного труда. Овладевая способами использования орудий труда и приобретая при этом необходимые для участия в труде взрослых способности, дети постепенно включаются в производительный труд взрослых.

Можно предполагать, что  в этих упражнениях с уменьшенными орудиями есть некоторые элементы игровой ситуации. Во-первых, это некоторая условность ситуации, в которой происходит упражнение. Пенек, торчащий в тундре, не настоящий олень; а цель, в которую стреляет мальчик, не настоящая птица или зверь. Эти условности постепенно заменяются настоящими объектами охоты или лова. Во-вторых, осуществляя действие с уменьшенным орудием труда, ребенок производит действие, сходное с тем, которое производит взрослый, и, следовательно, есть основания предполагать, что он сравнивает, а может быть, и отождествляет себя со взрослым охотником или оленеводом, со своим отцом или старшим братом. Таким образом, в этих упражнениях имплицитно могут содержаться элементы ролевой игры.

В связи с этим хотелось бы заметить, что вообще всякое действие с предметом, которым овладевает ребенок по образцу, предлагаемому взрослыми, двойственно по своей природе. С одной стороны, оно имеет свою операционально-техническую сторону, содержащую ориентацию на свойства предмета и условия осуществления действия; с другой стороны, оно есть общественно выработанный способ осуществления действия, носителем которого является взрослый, и тем самым приводит к отождествлению ребенка со взрослым.

Требования, которые ставит перед детьми общество в отношении  овладения употреблением необходимейших орудий труда и тесно связанными с этим способностями, необходимыми будущему охотнику, скотоводу, рыболову или земледельцу, приводят к целой системе упражнений. Именно на этой основе создается почва для различного рода соревнований. В содержании этих соревнований между взрослыми и детьми нет никакой принципиальной разницы. На тождественность игр взрослых и детей, имея в виду именно соревнования или спортивные подвижные игры с правилами, указывает целый ряд авторов. Так, например, Н. Н. Харузин говорит: «Дети играют те же игры, как и взрослые» (1890, с. 33). Г. Старцев, описывая быт самоедов, приводит примеры таких общих и одинаковых игр. «Любимая игра — это перегонки. Взрослые женщины и мужчины становятся в ряд и должны бежать расстояние часто более 1/2 километра до установленного места. Кто первый прибежит, тот считается выигрывшим, и о нем говорят как о хорошем бегуне. Детям он особенно служит любимой темой в разговоре, и они сами, подражая взрослым, устраивают такие же бега». «Состязания в стрельбе, — продолжает Г. Старцев, — также являются игрой, и в ней принимают участие мужчины и женщины. Меткий стрелок в почете. Дети подражают взрослым, но упражняются при помощи лука и стрел». Г. Старцев указывает на широкое распространение игры в оленя, э которой участвуют взрослые и дети. Один из участников должен ловить остальных при помощи аркана (см.: 1930, с. 141 и др.).