Имиджмейкинг

- число членов такого объединения очень редко превышает 40-50, причем выдерживается тенденция: чем больше превышает число реальных членов такую цифру, тем меньше срок существования такого объединения (рубеж Рингельмана);

- поведение, типичные реакции такого объединения на изменения среды не "складываются" из особенностей поведения конкретных людей, но выражает такое объединение, как целое, причем целесообразность поведения целого совсем не копирует разумность конкретного человека, в том числе и лидера. Будем называть это групповым феноменом поведения, одним из них и выступает имидж;

- упомянутые типичные реакции, или групповые эффекты поведения – прямое проявление власти, как принципиальной несиметричности воли разных людей, причем именно благодаря опыту власти группа приспосабливается к изменениям среды, или даже провоцирует выгодные изменения социальной и природной среды; – такое объединение в огромном большинстве случаев имеет стабильное лидерство, да и само по себе такое объединение явно стабильнее, чем ассоциации;

- власть в таком объединении всегда оформлена в системах групповых норм, ритуалов, ожиданий, причем именно в системах, со своей соподчиненностью, иерархией, противоречиями, отчужденностью системного качества различных норм;

- организация власти имеет несколько типичных вариантов, но, при любом из них, она должна позволять выгодные контакты с другими группами. Одной из сторон такого положения вещей является, по мысли автора, наличие формально незаполненных, вакантных ролей в группах (феномен "ролевой валентности"). При необходимости такие роли могут выполнятся членами других групп, что позволяет образование масштабных метасистем групп – прежде всего, социальных фрагментов, включая, таким образом, группы в политику.

Другими словами, группа рассматривается как особая "молекула" социума, качество которой совпадает с качеством жизни макроструктур в главном: отчуждении власти, обретающей собственные законы, возникающие из потребности психики человека, но противостоящие душе человека, как чуждые, враждебные силы.

В этом смысле упоминавшиеся принципиальные отличия, противоречия социального, витального и экзистенциального "Я" в структуре человеческой личности в группе трансформируется еще и в противоречия социального, выражающего освоение отчужденной власти, поведения, и поведения девиантного, нарушающего императивы такой власти.

Достаточно условно, учитывая пограничные эффекты, в группе можно выделить несколько взаимосвязанных подсистем поведения людей:

•осознанное социальное поведение, ориентированное на достижение выгодных и престижных ролей, общий, престижный в группе, статус, обладание символами успеха и комфорта;

•поведение по сохранению общей социальной ориентации большинства поведенческих решений и выборов. О механизмах такого поведения шла речь в предыдущих разделах, посвященных психическим аспектам имиджа, и, отчасти, при описании ассоциаций.

Мотивы такого поведения чаще всего неосознанны и сводятся, в основном, к подражанию эталонным образцам в сложных ситуациях, причем выбор таких образцов сопряжен с необходимостью психологической защиты ("есть, или, по моим представлениям, непременно будут, люди, выбравшие то же самое и потому неагрессивные а моему выбору");

- "поисковое девиантное социализированное поведение". К сожалению, автор не смог найти более простого и точного термина для обозначения целого ряда феноменов поведения людей в группе.

Речь идет о так называемых "негациях", системах поступков делающихся словно "назло" ценностям предшествующих типов поведения в группах. Подчеркнем, что мотив "негаций" не запрещается, а подразумевается групповыми нормами. Такие нормы постоянно движутся, определяются именно в ответ на наиболее мощные негаций, которые, таким образом, выполняют несколько важнейших функций: опробования конкретных групповых норм, их применимости для все новых систем поступков и реакции группы, как результата такого применения; и реализации тех сторон витального и экзистенциального "я", которые присутствуют в поведении людей и опосредуют социальные цели.

- групповое и индивидуальное девиантное поведение, заведомо нарушающее устоявшиеся групповые нормы и стереотипы, хотя такие цели далеко не всегда выступают как субъективно важнейшие.

Глава 2."Практическое изучение и анализ границ эффективности индивидуального имиджа"

Данный раздел дипломной работы посвящен достаточно техническим аспектам базовой модели природы индивидуального имиджа – выяснению границ ее применимости.

Такое знание – необходимое условие фальсифицируемости, открытости теории, претендующей хоть на какую-нибудь значимость в фундаментальных вопросах современной науки, в чем автор совершенно согласен с К. Поппером [1].

2.1. Анализ социально-психологических границ эффективности индивидуальных имиджей.

В предыдущих разделах работы автор пробовал передать свою уверенность в том, что, в конечном счете, судьба конкретных имиджей решается не упоминавшейся детерминистской "нишей", жестко провоцирующей вероятность имиджей, а волей человека, субъективно оценивающего желаемость ее заполнения своим собственным отчужденным качеством-имиджем.

Естественные и очевидные границы таких желаний, анализирующиеся в этом разделе дипломной работы – особые, "внеимиджевые" состояния человеческой души (страсти, состояния понимания, творчества, патопсихологические состояния), аномальные состояния самой группы и социального управления в целом (высшие этажи описываемой ниже в главе методики "треугольников Маслоу"), общая внутригрупповая конфликтность и социально-психологическая напряженность. Рассмотрим в данном разделе такие состояния подробнее.

Любая форма объединения людей опосредована временем его существования, и ни одна из них не является вечной. Сам факт неизбежного существования кризисных состояний любой социальной группы показывает, как кажется автору, безнадежный сентиментализм теорий, апеллирующих к некоей "внутренней гармонии" как идеалу групповых объединений. Гармония, видимо, вообще есть особая форма существования противоречия, и особенность эта каким-то образом связана с попаданием событий на идеальную временную шкалу саморазвертывания логики групповых отношений. Глубинные основы такой логики темны, и прикосновения к ним часто вызывает чувство опасности. Во всяком случае, при беседах с руководителями разного ранга автор, чаще всего, встречал попытки объяснить кризисы в трудовых коллективах не только очевидными причинами, но и тем, что такие кризисы вовсе непредсказуемы и выражают зависимость, которую можно сформулировать примерно так: "Если управленческие воздействия логичны и кажутся правильными и очевидными, но сделаны не вовремя, слишком рано или поздно, – значит, они суть неправильные и непродуманные воздействия".

Выделим потому с самого начала, и в качестве еще одной аксиомы, тезис о том, что кризисные состояния в жизни социальных групп, помимо частных связей и зависимостей, выражают и общую упоминавшуюся необходимость взрывных процессов в бытии любой системы. Разрушение сингулярности, образование планет, самой жизни (по крайней мере, в теориях абиогенеза и направленной панспермии К. Сагана, У. Крика и других-2), разума, государственности, и прежде всего-российской, дают достаточные основания для размышлений по такому поводу.

Необходимость взрывных процессов в группе связана с накоплением образцов поведения, лишь виртуально присутствующего в устоявшихся групповых нормах и ритуалах (будем далее называть такое поведение девиантным). Такие образцы поведения неустранимы, хотя бы потому, что они постоянно "проверяют", испытывают жизнеспособность чисто социальных стереотипов поведения в группе, как бы "тренируя" таким образом группу на выживаемость. Качество же и структура имиджей в группе являются еще и своеобразным индикатором накопления девиантного поведения и их групповой оценки.

Разумеется, таков лишь общий тезис к началу разговора о первом ограничении эффективности индивидуальных имиджей – роли имиджей и кризисных состояниях группы, Формальная потенция, необходимость кризисных состояний группы в данном случае объясняется прежде всего, но не исключительно, через вызревание, неравноускоренное и противоречивое, взрывных процессов, которые либо превращают группу во что-то новое (скажем, в коллектив или элемент социального фрагмента), либо губят. Во всяком случае, автор уверен в методологически житейском принципе: если в том, что ты хочешь понять, нет самоотрицания, значит тебе надо отдохнуть, ты стал явным образом ошибаться.

Кризисные состояния группы выражают, исходя из предыдущих посылок, опосредованные временем, – средой и ситуацией взрывные, энтропийные и негэнтропийные процессы. При данной трактовке общие черты таких кризисных состояний очевидны:

- бурное выплескивание социальной и психической энергии в небольшой промежуток времени;

- падение почти до нуля вероятности возврата к старым мотивам и практике функционирования после окончания кризисного состояния; плавная, или тоже взрывная, децентрализация власти, включая групповые нормы, ритуалы, имиджи, общий рост неврозов, особенно у сенситивов и шизоидов.

- почти неизбежное падение производительности труда; падение (а не рост, что, казалось бы, логично), объема актов девиантного поведения, поскольку негативные групповые оценки многих образцов такого поведения при кризисных состояниях группы пересматриваются;

- резкое изменение мотивов вхождения в группу. Например, у многих членов группы провоцируются сомнения в полезности для них именно данной группы;

- невозможность открытого единоличного лидерства, смена внешних ориентаций, и многое другое.

Всей системой таких характеристик обладает лишь масштабный социальный конфликт, вплоть до описанного впервые Э. Дюрк-геймом состояния аномии.

Однако, прежде чем попытаться приступать к исследованию и того, и другого, определим позиции относительно более конкретных причин самого факта девиантного группового поведения. Представляется целесообразным классифицировать такие причины по трем группам: генные, или врожденные, социальные и психические. Рассмотрим их подробнее.

Генные (врожденные) источники девиантного поведения. Вопрос о мере врожденности девиантного поведения – в сущности, вопрос о мере фатальности, предопределенности особого типа поведенческих актов, в том числе и в социальной группе.

Оговоримся сразу относительно попыток объяснения девиантного группового поведения через фрейдистскую гипотезу либидо, тем более, что сейчас в России такие попытки куда более популярны, чем на Западе.

По представлениям автора, термин девиантного поведения полностью бессмысленен, как и любое конвенциальное понятие вне конвенции, вне группы, или иной формы человеческого общежития. Проще всего было бы сводить сложнейшую диалектику духовной жизни группы к простому противостоянию животного родового начала в человеке и родового опыта ограничения такого начала в группе.

Вообще, фрейдистская трактовка личности как некоего "приводного ремня", не имеющего высокой значимости в психике, между первым и вторым, не представляется автору исчерпывающей.

Исходя из целого ряда данных, гипотез и теорий, автор представляет себе формирование ярких предрасположенностей к девиантному поведению примерно следующим образом.

Самый механизм формирования мозга плода показывает целый ряд врожденных комплексов человека, о которых речь шла выше – Р-комплекс, выраженные физиологические и психические предрасположенности (темперамент, мускульная сила, быстрота реакции, мощность фантазий и другое), интуитивное чувствование пространства и времени ("трансценденты"); мощную боязнь личности своих же собственных основ в психике, что описывалось и аргументировалось выше, результатом чего является врожденная склонность человека к приоритету простого подражания, копирования, над самоанализом (своеобразный психический эквивалент принципа "экономии сил" в имидже; архетипы (типа "анима", "анимус", "тень", персона", "самость", описанные в неофрейдизме), выражающие хранение опыта разнополых предков в индивидуальной психике и, возможно, общий ментальный настрой человека.

Такие врожденные комплексы человека сложным образом таятся в первом актe индивидуального поведения человека – выработке исходной эгоистической ориентации. Уже в акте рождения человек испытывает резкий дискомфорт от фундаментальной смены среды, и одно из первых ощущений, видимо, – чувствование полной зависимости от другого. Подчеркнем еще раз, что ребенок не способен на рассуждение – "мама отошла, но скоро вернется". Его первое отношение к миру вообще не знает слова "Я". Первое отношение к миру глубоко пессимистично, основано на вынужденном пользовании полезным, пока оно есть.

Результатом, – например, по описаниям неофрейдистов, – является формирование орального и анального рефлексом. Первый выражает бурный рост императивных требований к миру быть полезным для ребенка, второй – закрепляет опыт первых, чисто физиологических, удовольствий в психике (искусственное сдерживание естественных отправлений с последующим внезапным, прерывным прекращением такого сдерживания).

Оба таких процесса переплетаются в общеизвестном, с легкой руки 3.Фрейда, Эдиповом комплексе, суть которого, не повторяя известных, и ставших, видимо, общим местом в психологии положений можно сформулировать так: неизбежность одновременного поиска поведенческого эталона ("отца"), чтобы, не прибегая к анализу, достичь эгоистической цели, и обида па факт такого эталона, являющегося символом своей неполноценности. Эдипов комплекс, выступающий, кстати, и как формальная основа тяги к иррациональному, религии, далее шифруется в фундаментальных способах социализации индивида, приспособления его к общению ("конформность", "садизм","мазохизм", "любовь", "некрофилия").