Политико-правовые взгляды Никколо Макиавелли

В истории Флоренции  раздоры простого народа и знатных людей с самого начала носили бескомпромиссный характер; этим обусловлена непрочность флорентийской республики²⁷. Предки Макиавелли встали на сторону народа, и впоследствии многие из них были гонфалоньерами и входили  в правительство, это были годы, когда городом правили богатые купцы и сукноделы. Однако никто из предков Никколо ничем особенным себя не прославил. Богатства у них тоже не было. Однако родители все же смогли дать своему сыну неплохое образование. Греческого он не знал, не имел даже нотариального стажа. Его учитель Марчелло Вирджилио слегка учил его латыни и впоследствии помог ему устроиться на службу. Среди историков нет единого мнения о том, как оценивать тот факт, что он не получил университетского образования. Некоторые из них оценивают это положительно. Они считают, что Макиавелли повезло и его ум был убережен от университетов того времени. Именно в этих «очагах знания» как нигде были сильны средневековые традиции, и вряд ли схоластика  обогатила бы личность Макиавелли.

Стоит упомянуть еще об  одном обстоятельстве - в его семье было принято нередкое для того времени свободное отношение к религии и Церкви. Наверное, именно это помогло Макиавелли впоследствии реально и объективно оценить роль церкви в жизни Италии.

В 1498 году, когда  ему было 29 лет, он был избран на должность секретаря второй канцелярии Сеньории. Должность была хлопотливой и утомительной, требовавшей огромной работоспособности, да и к тому же не дававшей ни достаточной самостоятельности, ни хорошей прибыли. Однако она дала ему возможность приобрести тот большой политический опыт, без которого он никогда не стал бы тем Макиавелли, который станет известен всем последующим поколениям политиков. Он оказался в самом центре современной политической жизни, и это было единственное, что приносило ему радость в его работе.

В течение 14 лет Макиавелли, помимо управления делами канцелярии, должен был исполнять разного рода дипломатические миссии. Он должен был добиваться приема, собирать сведения для коллегии Десяти или самой Синьории. Однако он не имел полномочий самостоятельно  вести переговоры и принимать важные решения. Впрочем, иногда Макиавелли пытался давать советы. Тогда его вежливо одергивали: «Ваш вывод чрезмерно смел – упрекал Макиавелли его приятель и сослуживец Биаджо Буанаккорси, - излагайте точнее факты, а принимать решение предоставьте другим»²⁸.

Стоит отметить, что настоящих друзей у Никколо  никогда не было. Его приятели-сослуживцы не поддержали его в 1512 году, когда он больше всего нуждался в их поддержке. Это событие в очередной раз заставило Макиавелли убедиться в аморальной сущности человека²⁹.  

В 1502 году Макиавелли побывал в Ареццо, вскоре после  того, как в Вальдикьяне было подавлено  антифлорентийское  восстание, поднятое людьми Чезаре Борджиа. В том же году он получил возможность лично познакомиться с этим тогда уже легендарным человеком. Наблюдения над действиями Чезаре Борджиа, а также мысли, вывезенные Макиавелли из Ареццо, легли в основу двух литературно-политических очерков: «Описание того, как избавился герцог Валентино от Вителлоцо Вителли, Оливеротто да Фермо, сеньора Паоло и Герцога Гравина Орсини»³⁰ и «О том, как следует поступить с восставшими жителями Вальдикьяны». По жанру их, пожалуй, лучше отнести к эссе. В них Макиавелли не только не стесняется делать смелые философские выводы, но и в какой-то мере искажает факты, стремясь идеализировать описываемые исторические события и характеры – придать им максимальную эстетичную выразительность. «Опыт о Вальдикьяне» предвещал историческую концепцию «Рассуждений о первой декаде Тита Ливия». В нем, а ещё больше в «Описаний», содержалось «зерно» того мифологизированного образа Чезаре Борджиа, который возникает затем в «Государе».

Во всех своих  произведениях 1502-1512 годах Макиавелли старался не покидать позиций традиционной флорентийской демократии. Однако ради укрепления мощи республики он уже тогда считал оправданными самые  крайние меры. В сочинении «О том, как следует поступить с восставшими жителями Вальдикьяны» давалось достаточно жесткая формула действий по отношению к тем союзникам Флоренции, которые, отделившись от нее, вздумали бы отстаивать собственную свободу и независимость. «Либо – либо» - это уже стиль мышления зрелого Макиавелли. Впоследствии он не раз говорил о губительности «средних путей» и политических компромиссов.

Считая, что политики Флорентийской республики должны учиться  смелости и решительности у людей  вроде Чезаре Борджиа, Макиавелли ещё надеялся, что Флоренция сможет обойтись без диктатуры, как он выражался «нового государя», то есть не просто тирана, а истинно народного вождя и лидера. В 1504 году ему ещё очень хотелось верить в возможность превратить Флоренцию в сильное государство, не производя насильственных преобразований в её политическом строе. Путь к этому Макиавелли усматривал в замене наемных отрядов, которые не один раз уже заставляли убедиться в своей полной некомпетенции и ненадежности, регулярной национальной гвардией, вербуемой из сводных граждан свободной республики. Но эти предположения рухнули, когда созданная Макиавелли в 1512 году, для защиты от экспансии папы Юлия II, милиция разбежалась при первом натиске противника. Трусость флорентийских ополченцев под Прато доказала Макиавелли не ложность его военных теорий, а насущную необходимость серьёзных преобразований в политической и социальной структуре Италии и прежде всего, конечно, Флоренции³¹.

Впоследствии размышляя, что погубило в 1512 году республику, Макиавелли всегда приходил к выводу, что главным  злом была не военная слабость Флоренции, а нежелание мягкого и гуманного  Пьеро Содерини прибегнуть к  недемократическим методам ради подавления внутреннего врага – верхушки флорентийского общества, выступавшей за реставрацию Медичи. Вот тогда-то мысли Макиавелли снова вернулись к образу Чезаре Борджиа. В надежде, что новый правитель Флоренции будет более решителен, Макиавелли, отстраненный от государственных дел, снятый со всех постов и более того подвергнутый пыткам, напишет в своем скромном поместье произведение-послание Лоренцо Медичи – «Государь», в котором излагает, каким должен быть правитель, чтобы не повторить судьбы Пьеро Содерини и достичь процветания своего государства. Возможно, тем самым он хотел снискать расположение у Медичи и вернуться на службу и обрести  былой статус  и положение в обществе. Как бы то ни было, но продолжить карьеру ему - было не суждено. В 1520 году он получил должность историографа, но о дальнейшем продвижении по карьерной лестнице речи не шло. Все это конечно огорчало Макиавелли, он до последних дней не оставлял надежд на возвращение на службу, что вполне объяснимо – его творческая деятельность не приносила материальной выгоды. В 1527 году он умер в окружении своей семьи³². Так закончилась жизнь великого писателя Никколо Макиавелли. Его книги были опубликованы лишь только в 1531 году. Однако после введения церковной цензуры печати усилилась критика литературных произведений флорентийского философа, и в 1559 г. против его работ выскажется папа Павел IV. Спустя четыре года Тридентский собор утвердит решение папы о включении в «Индекс запрещённых книг» сочинений Макиавелли. А спустя девять лет после этого запрета римская курия разрешит сыновьям флорентийского философа опубликовать отдельные произведения их отца. Им поставят условие: имя Никколо Макиавелли в литературных трудах не должно упоминаться. Так и появится небезызвестный псевдоним: «Флорентийский секретарь».

В заключении хотелось бы добавить, что  не только церковные власти, но и светское общество не приняло его «Государя», и во многих странах с монархическим правлением его имя и произведения находились долгое время под запретом. Хотя при этом, многие из последующих монархов без угрызений совести руководствовались принципами управления государства, предложенными именно Никколо Макиавелли. Что служит убедительным доказательством величия Флорентийского секретаря и фундаментальности его взглядов на устройство государства и методы усиления собственной власти.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 2 Основы политико-правовой доктрины Н.Макиавелли

§1. Концепция политического лидерства Н.Макиавелли.

 

Недобрая слава Макиавелли и, соответственно, макиавеллизма, связана во многом с содержанием XVIII главы «Государя», в которой излагаются основные принципы поведения государя.

«Если понимать всё, что Макиавелли советует в этой главе новому государю, буквально, как сделало подавляющее число читателей «Государя», то может сложиться впечатление о полном аморализме принципов, которые излагаются и защищаются Макиавелли»³³.

Поэтому мы сочли важным начать анализ именно с этой поистине узловой, противоречивой и неоднозначной  главы.

В ней Макиавелли, делая выбор между такими качествами как жестокость и милосердие, приходит к выводу, что «каждый государь хотел бы прослыть милосердным, а не жестоким». Однако он тут же предостерегает: проявление милосердия могут быть весьма некстати. Чезаре Борджиа считали беспощадным, но именно его жестокость восстановила Романью, объединила её, вернула мир его народу, а флорентийское правительство, чтобы избежать обвинений в жестокости, допустило разрушение Пистойи. «Если государь желает удержать в повиновении подданных, он не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит большее милосердие, чем те, кто по избытку его потворствуют беспорядку. Ибо от беспорядка, которое порождает грабежи и убийства страдает всё население, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдельные лица. Новый Государь ещё меньше, чем всякий другой, может избежать упрека в жестокости, ибо новой власти угрожает множество опасностей»³⁴.

На основании этих и подобных им рассуждений Макиавелли обвинили в жестокости. Однако подобные обвинения не оправданы и не имеют под собой основания. Ведь Макиавелли никогда и нигде не писал о том, что следует везде и всюду применять лишь одни только жестокие меры. Напротив он предупреждал: «Государь не должен быть легковерен, мнителен и скор на расправу. Во всех своих действиях он должен быть сдержан, осмотрителен и милостив, так чтобы излишняя доверчивость не обернулась неосторожностью, а излишняя недоверчивость не озлобила подданных».³⁵ Применение жестких мер, по мнению Макиавелли, оправдано только в некоторых, в исключительных случаях, и то, он советует при этом быть «осмотрительным и милостивым» и применять их направленно, целесообразно и карать именно тех, кто этого заслуживает.

Вот как Гегель оправдывает учение Макиавелли: «Его отечество было растоптано чужестранцами, опустошено, лишено самостоятельности. Каждый дворянин, предводитель, город утверждал свою суверенность. Единственным средством основать государство было уничтожение этих суверенитетов… немцы больше всего ненавидели это учение и Макиавеллизм выражает самое злое... По отношению к отдельным индивидам, которые хотят утвердить свою непосредственную волю в качестве абсолютной, всеобщее есть войско, тиран, чистое насилие, и государственная власть должна иметь мужество в каждом необходимом случае, где компенсируется существование целого, действовать совершенно тиранически»³⁶.

Макиавелли прекрасно видел, что  когда-то возвышенные человеческие отношения – любовь, дружба, преданность, величие, благородство души теперь стали  продаваться и покупаться как  любые другие вещи. Поэтому новый государь должен отдавать себе в этом отчет, и если уж что-то люди уважают, так это силу, силу, внушающую им страх. «Однако государь должен внушать страх таким образом, чтобы если не приобрести любви, то хотя бы избежать ненависти, ибо вполне возможно внушать страх без ненависти. Что бы избежать ненависти, государю необходимо воздерживаться от посягательств на имущество граждан и поданных и на их женщин»³⁷.

Таким образом, Макиавелли советует применять  жесткие меры только там, где это  необходимо. Только сила, которая вызывает уважение и страх, как внешних, так и внутренних врагов, убережет государя и его страну от гибели. Но эту силу надо применять с умом, с мудростью и человеколюбием, вовремя, без колебаний, с достаточным оправданием и явной причиной. При этом, как истинный идеолог буржуазии, Макиавелли открыто объявляет неприкосновенность частной собственности, жилища и семьи граждан. Всё остальное зависит от самого государя, которому Макиавелли советует опираться только на то, что зависит от него самого, а не на то, что зависит от других.

Резюмируя, стоит сказать, что  Макиавелли вовсе не проповедует аморализм, он  скорее констатирует аморализм существующего общества, в особенности власть имущих: они встретили его политическую доктрину в штыки, объявляя его учение аморальным только потому, что он вскрывал и обнажал аморальный характер их образа мысли и образа действий.

В этом смысле весьма показательна эволюция взглядов прусского короля Фридриха II, который называл Макиавелли дурным и жестоким политиком, а поступал так, как политические деятели, описанные Макиавелли. Вот что по этому поводу говорил Вольтер:  «Вы узнаете о новой победе моего друга - прусского короля, который так хорошо написал против Макиавелли и немедленно повел себя подобно его героям»³⁸. Таким героем Макиавелли считал Александра II, который всегда и всех обманывал, меньше всего соблюдал данные им клятвы, не брезговал никакими средствами для достижения своих целей.

Продолжая изучать образ идеального, по мнению Никколо Макиавелли, государя рассмотрим другие качества, которыми он должен обладать, а именно скупость и бережливость. Макиавелли впервые в Новой истории заговорил об экономике государства как составной части его благополучия.

Обобщая исторический опыт ведения  хозяйства, Макиавелли замечает, что те государи, которые стремились быть щедрыми, вынуждены были в короткое время тратить все свои богатства и сбережения на поддержание и закрепление за собой славы щедрых государей. После того, как истощалась их казна, они вынуждены были идти на любые средства, чтобы выжать из своего народа путем  жестоких налогов, поборов и угроз необходимые им деньги. Таким образом, щедрость ведет к разорению государя и страны, к обиде многих и к вознаграждению лишь некоторых.