Природа зла в философии

Лишь нечто реальное, существующее в пространстве, называемое материей, может быть познано. Метафизика телесной природы исходит из предпосылки, что материя есть; эта предпосылка  может быть подтверждена лишь опытом.

Метафизика предполагает действительность. Условия возможности  того, что есть, разрабатываются  трансцендентальной философией. Подобно  «Критике чистого разума», исследующей  условия возможности познания, «Критика практического разума» исследует  условия возможности практики, понимаемой как нравственное и правовое определение  нашей воли. В качестве условия  этой возможности здесь имеется  в виду осознание закона. Если человека рассматривают как ответственное  существо, то тем самым предполагают, что ему известно, что он должен и что он не вправе делать. Трансцендентальная философия в своей практической части ничего не говорит о том, что есть, имеется налицо. Она  говорит о том, что мы, поскольку  мы разумны, знаем и должны делать, но она не говорит о том, что  мы это (должное) делаем.

Вопрос, как обстоит дело с людьми, делают ли они или, напротив, не делают то, что они должны делать, являются ли они, следовательно, добрыми  или морально злыми. Кант ставит в  сочинении «Религия в границах чистого  разума», первая часть которого была опубликована за год до выхода книги  в виде статьи «Об изначально злом в человеческой природе»; на нее  Шеллинг ссылается в своей  диссертации. Кант развивает понятие  радикального зла, исходя из трансцендентальной философии. Мы, люди, следуем правилам, которые могут быть постигнуты лишь из правил более высокого порядка. Правило  уступить место старому человеку подчинено более высокому правилу: готовность оказать помощь. Такие, более  высокого порядка правила, поскольку  они свойственны индивидууму. Кант называет максимами. Та или иная максима  хороша, если она во всех случаях  мыслится каждым разумным существом  как закон. Действительно ли максима  принимается как закон, видно  из того, что ей следуют во всех случаях, без исключения. Если же человек  следует максиме, допуская исключения, то он не принимает ее как закон. Тогда он не добр, а зол. De facto мы следуем различным максимам, если мы хотим добра, дабы поступать согласно справедливости, честности, готовности оказать помощь другому. Эти различные максимы можно свести к одной, единственной, позволяющей действовать закону как закону, т. е. не допуская исключений. 
Если человек усвоил эту первоначальную максиму (Urmaxime), он добр; если этого нет, он зол. Кант принимает допущение вневременности первоначальной максимы. Во времени проявляются наши поступки, но не нами принятые максимы, тем более первоначальная максима. Это положение приводит нас к трудностям.

Поясняя их, я укажу на то, что происходит здесь, в данный момент. Слова и предложения моего  доклада следуют во времени. Но мысли, образующие доклад, мысли, которые лишь во времени могут быть развиты, мы понимаем как нечто единое и, таким  образом, ставим их вне времени. Мысль  появляется лишь постольку, поскольку  она высказана во времени; она  определяет доклад от начала до конца  и, таким образом, делает возможным  течение доклада во времени. Однако положение Канта о первоначальной максиме представляется, кроме того, упраздняющим свободу воли. Мы связываем  свободу с мыслью о выборе; если я не выбираю, то я не свободен, так  полагаем мы. Но действительно ли это  так? Давайте разберемся. Мы выбираем отнюдь не каждый день, если мы добросовестно  сохраняем нашу дружбу, наше членство в каком- либо обществе, наш брак. Это само собой разумеется. И хотя мы не совершаем каждый момент нового выбора, мы осознаем указанные связи  не как принуждение, а как реализацию нашей свободы. Мы считаем такие  действия, находящиеся вне всякого  выбора, совершающиеся на протяжении многих лет нашей изменчивой судьбы, действия, возможно даже связанные  с виной и прощением вины, осуществлением свободы. И если мы сведем эти действия к понятию, то мы постигнем посредством  него и время, и наши отдельные  решения, которые совершаются на основе первоначального акта свободы. Это первоначальное осуществление  свободы не препятствует какому-либо выбору или нашим отдельным решениям; оно, скорее, делает их возможными. Такое  первоначальное осуществление свободы  мыслится Кантом как решение на всю  жизнь. Тем самым личность может  быть мыслима как единство. Она  является или доброй, или морально злой, поскольку она существенным образом реализует свободу. Трансцендентально-философское  понятие морального зла относится, в конечном счете к такой первоначальной максиме. Но понятие само по себе не говорит о том, что некто является морально злым. Этому, согласно Канту, учит не понятие, а опыт и притом однозначным образом. Человек, если он не усвоил первоначальной максимы, является в самом корне своем морально злым.

Само собой разумеется, что злонамеренность человека, поскольку  он — ответственное, разумное существо, делает его вменяемым; она никоим образом не может быть отнесена к чувственности. На мой взгляд, Кант не говорит о метафизике в своем сочинении о религии. Метафизика нравов излагается им в сочинении, которое так и называется. Но в этом сочинении речь идет о правах и обязанностях, т. е. о должном; о том, что есть, там нет речи. И если я сейчас позволю себе вернуться к тому определению метафизики, согласно которому она есть наука о действительности, то этот метафизический вопрос о действительном бытии свободы, о том, чем она должна или не должна быть, обсуждается в кантовском сочинении о религии.

Глава 6. Тема зла в работах Николая Онуфриевича Лосского.

«Если мир есть создание благого Творца… то является вопрос, почему в нем существует зло и  каков смысл различных видов  зла»

Н.О. Лосский

По мнению Н.О. Лосского, понять, что такое зло, можно не иначе  как в соотношении с добром, как это всегда бывает с двумя  противоположными понятиями. Добро  и зло, т.е. положительная и отрицательная  ценность, есть нечто столь основное, что определение этих понятий  через, на ближайший род или родовой признак не возможно. Поэтом Лосский разграничивает добро и зло на основе непосредственного усмотрения: «это – есть добро», «то – есть зло». Это позволяет нам признавать и чувствовать, что одно заслуживает одобрения и достойного существования, а другое заслуживает порицания и недостойного существования. Однако, имея дело со сложным содержанием жизни, легко впасть в ошибку и не заметить зла, замаскированного примесью к нему добра, или не оценить добра, которое не лишено недостатков. Чтобы не совершить ошибку Лосский предлагает утвердить своеобразную «абсолютно совершенную и всеобъемлющую» меру добра, которая станет основой для всех остальных оценок. Таким «высшим добром» он называет Бога. 
«Бог есть само Добро во всеобъемлющем значении этого слова: Он есть сама истина, сама Красота, Нравственное Добро, Жизнь и т.д. Таким образом, Бог, и именно каждое лицо пресвятой Троицы, есть Всеобъемлющая абсолютная самоценность…»[4]

По мнению Лосского, полнотою бытия может обладать только личность. Все остальные виды бытия (различные  аспекты личностей, продукты их деятельности и т.д.) он называет производными, т.е. существующими не иначе, как под  условием всеобъемлющего абсолютного добра.Определить производные положительные ценности можно путем указания на их связь со всеобъемлющим добром. Производное добро есть бытие в его значении для осуществления абсолютной полноты бытия. Однако это не следует понимать так, что всякое производное добро есть только средство для достижения всеобъемлющего добра, и само по себе оно не имеет цены. В таком случае, - говорит Лосский - пришлось бы думать, что, например, любовь человека к Богу или любовь человека к другим людям есть добро не само по себе, а только как средство достигнуть абсолютной полноты бытия. Так же как красота и истина были бы добры не сами по себе, а лишь как средства. 
Таким образом, В Боге и Царстве Божием есть только самоценности и нет ничего, что было бы только средством.

На основе учения о положительных  ценностях в итоге и можно  развить учение об отрицательных  ценностях. Можно сказать, что отрицательную  ценность, т.е. характер зла, имеет всё  то, что служит препятствием к достижению полноты абсолютной полноты бытия. Но не стоит думать, что «…будто зло, например, болезнь, эстетическое безобразие, ненависть, предательство и т.п. сами в себе безразличны и только постольку, поскольку следствием их является недостижение полноты бытия, они суть зло; как добро оправданно само в себе, так и зло есть нечто само в себе недостойное, заслуживающее осуждения…»

Однако есть разница меду Абсолютным Добром и злом: зло не первично и не самостоятельно (оно  существует только в тварном мире и может осуществляться исключительно  по средствам добра). В этой связи  Лосский задаётся вопросом: откуда в этом случае берется зло и  когда оно возникает.

Основное нравственное зло  есть нарушение ранга ценностей в жизни человека. Ранга, установленного и выраженного в двух заповедях Христа о любви к Богу и к ближнему.

Тварная личность, по мнению Лосского, вступая в мировой процесс  и стремясь к абсолютной полноте  бытия, нарушает ранг ценностей тем, что начинает проявлять к себе чрезмерную любовь, даже большую чем к Богу и к сотворенным Им личностям. Такое предпочтение есть свободное проявление личности, не навязанное ей природою и объективным соотношением ценностей (все тварные существа равноценны, а Бог – бесконечно ценнее любой твари). Соответственно любая личность, предпочитающая себя Богу и другим личностям, совершает акт свободы, которая, однако, граничит с произволом. Все остальные виды зла Лосский считает лишь производными от основного нравственного зла себялюбия и эгоизма. Бесчисленные печальные происшествия и последствия возникают именно из нравственного зла, являясь выражением его сущности.

Тем самым Лосский делает вывод, что любое существо страдающее от всяких бедствий и несовершенств, не имеет права никого в них  винить: оно само ответе за наполненную  страданиями жизнь, оно виновно  в том, что злоупотребило своей  свободой.

Проявляя свой эгоизм, «себялюбивые существа» создают психоматериальное  царство, которое резко отличается от Царства Божия:

 
1) в Царстве Божием осуществлено  совершенное единодушие; наоборот, в нашем царстве преобладают  равнодушие и вражда.

 
2) в психоматериальном царстве  множество его членов не совершенны  и не осуществляют свою индивидуальность.

 
3) в Царстве Божием члены живут  усвоением и творением абсолютных ценностей; в нашем – лишь относительных.

 
4) в нашем царстве члены вступают  в союзы для усложнения и  обогащения своей жизни (образуя  растительные и животные организмы,  сообщества растений, животных, человеческие общества) при этом они могут подчинять или даже разрушать другие союзы.

 
5) в Царстве Божием все деятели  служат друг для друга телом,  все они совершенны и равноценны. Наоборот в нашем психоматериальном  царстве есть множество ступеней  развития; они отличаются друг  от друга и неравноценны.

Лосский говорит, что «…такое  строение нашего бытия не есть внешнее  наказание, наложенное на нас Богом  за нравственное зло: оно представляет собою естественное и необходимое  следствие нашего себялюбия». Таким  образом, он делает вывод о том, что  нравственное зло есть зло основное, а все остальные виды зла и  все несовершенства – есть лишь следствие этого основного зла.

Очень интересно Лосский  рассматривает вопрос о «тягостном зле» – телесной смерти. Он говорит, что себялюбцы, сами виновны в появлении этой проблемы. Мы создали такой порядок природы, в котором её высшие ступени (душевная и духовная сферы) зависят от низших ступеней (физиологических процессов в нашем теле, от климатических условий и вообще от материальной среды). В Царстве Божием нет и тени такого «рабства».[5]

Отвечая, на вопрос, почему Бог  создал такой мир, в котором может появиться зло, Лосский отвечает так: выбора создавать мировые существа свободными или несвободными у Бога не было. Он доказал, что мир, как бытие, сотворенное Богом или отличное от Бога может состоять только из существ, наделенных творческою силою, т.е. свободных. Таким образом, у Бога был выбор только между двумя путями: не создавать мир вообще, или создать мир, в котором возможно возникновение зла. И Бог, как существо «всемогущие и всеблагое» создал этот мир…

Глава 7. Психолого-философские исследования феномена: агрессия по Фромму.

 
7.1. Соотношение  деструктивности и человеческой  свободы.

Тема человеческой деструктивности  именно как философская идея заявлена уже в первой книге Э. Фромма "Бегство  от свободы" (1941). Автор отмечал, что  человек обычно подавляет в себе иррациональные страсти — влечение к разрушению, ненависть, зависть  и месть. Что же лежит в основе этих пагубных комплексов? Фромм разъясняет: бессилие и изоляция индивидов. Именно в таких условиях человек может  избавиться от чувства собственного ничтожества, разрушая окружающий мир. Это последняя, отчаянная попытка конкретного человека не дать миру расправиться с ним.

Такая позиция свидетельствовала  прежде всего о серьезном отношении  к феномену разрушительности. Безотносительно  к взглядам Августина Блаженного или Лейбница, которые строили  свои концепции теодицеи, допуская, что Бог пользуется злом для целей  добра, американский исследователь  стремится создать чисто секулярную концепцию зла. Он сознательно отвлекается  от общих метафизических абстракций. Деструктивность — это отклик человека на разрушение нормальных человеческих условий бытия.

Традиционно в истории  философии генезис зла соотносится  вовсе не с социумом, не с подорванностью человеческого бытия. Истоки разрушительности видели в свободе человека, приоткрывающей некие темные стороны его натуры. 
Вот почему многие мыслители, скажем Я. Бёме, усматривали первоначало деструктивности в противоречиях свободы, в разных ее состояниях и законах.

Бесполезно искать ответ  на вопрос о происхождении зла  в его метафизическом смысле, скажем, у Канта. Ответ на этот вопрос, по его мнению, находится за пределами  повседневного опыта, и попытки  найти его вовлекают нас в  область трансцендентного, которая  недоступна нашему познанию. Кант обсуждал эти вопросы, ограничиваясь нравственными  и психологическими предпосылками.