Лукреций «О природе вещей»

КОММЕНТАРИИ

 Лукреций

 «О ПРИРОДЕ ВЕЩЕЙ»

 

 

 Более двух тысяч лет люди  читают поэму «О природе вещей», созданную человеком, сумевшим  так много увидеть и понять  в этом мире, так полно и  вдохновенно высказать все самые  трудные вопросы и самые бескомпромиссные ответы в извечном диалоге между индивидуальной человеческой личностью и всеобъемлющим мирозданием природы, но не сумевшим или не пожелавшим оставить в историческом предании память о себе самом, о своем происхождении и внешнем облике, об обстоятельствах своей жизни, о своих привязанностях, поступках, жизненно важных решениях. «Проживи незаметно!» — говорил восторженно прославленный в этой поэме греческий философ Эпикур. Если считать, что римский поэт всерьез последовал завету своего учителя, то остается только сожалеть о том, насколько он в этом преуспел. Даже имя поэта известно нам не вполне достоверно. Все, что мы знаем о нем, — это его поэма, но и она дошла до наших дней, как и другие произведения античной литературы, не в авторской рукописи и не в прижизненном издании, а в многократно переписывавшихся от руки копиях, за точность которых никто не может поручиться, что дало повод издателям эпохи книгопечатания, в свою очередь, вносить в текст многочисленные и разнообразные усовершенствования, призванные исправить предполагаемые недостатки манускриптов в соответствии со вкусом и разумением новейшей критики. И все-таки, несмотря на нечеткость контуров и неточность деталей, поэма представляет собой такой грандиозный массив единой в своем основании и всесторонне продуманной мысли, а также поэтическое произведение настолько внутренне цельное и по смыслу художественных приемов настолько адекватное отразившейся в концептуальном содержании поэмы эстетике мировосприятия, что и наука имеет право говорить об исторически достоверной личности Лукреция, поэта и философа, автора поэмы «О природе вещей», и любой читатель в непосредственном восприятии получает впечатление живого разговора с живой человеческой личностью, необычайно одаренной, искренней и страстной, вероятно, это ощущение и послужило источником легенд, которые как восполнение недостатка в исторических сведениях создавались вокруг имени Лукреция в древние и средние века, создаются и по сей день.

 

 Поэма Лукреция сохранилась  в очень добротных списках.  Два из них, относящиеся к IX веку (которые среди филологов именуются «Продолговатый» и «Квадратный»), принадлежат к числу классических образцов рукописной книги, их прекрасные фотокопии в натуральную величину, имитирующие цвет и качество бумаги средневековых оригиналов, Лейденская библиотека прислала в дар Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина. Некоторые рукописи называют автора просто Лукреций, другие дают тройное римское имя Тит Лукреций Кар. Ученые-исследователи пришли к выводу, что безоговорочного доверия заслуживает только родовое имя Лукреций (его упоминают античные писатели), а собственное имя Тит и прозвище Кар приходится принимать условно, как дань традиции, исторически мало достоверной. Древняя фамилия Лукрециев хорошо известна из римских летописаний, однако к какой ветви этого рода принадлежал автор поэмы и был ли он свободнорожденным римским гражданином или отпущенным на волю рабом (по римским обычаям отпущенник получал фамилию господина), в настоящее время установить уже невозможно. Среди помпейских развалин был найден дом, принадлежавший некоему Лукрецию, украшенный степными росписями на гомеровские сюжеты. В научных журналах время от времени ставился вопрос, нельзя ли эту находку так или иначе связать о биографией великого поэта (известно, что по соседству в Неаполе была эпикурейская философская школа), но к положительному решению ученые пока не пришли. Античных сведений о биографии Лукреция практически не сохранилось. Биограф Вергилия сообщает, что будущий поэт достиг гражданского совершеннолетия в год смерти Лукреция и стал как бы прямым наследником его поэтической славы. В одном из христианских летописаний встречается краткая заметка о рождении поэта Лукреция, который прожил всего сорок четыре года, страдая периодическими помрачениями разума (причиной болезни называется любовный напиток), и кончил жизнь самоубийством, бросившись на меч. В светлые промежутки между припадками безумия он написал шесть книг своей поэмы о природе вещей, которая осталась незаконченной и увидела свет лишь благодаря попечению Цицерона, ставшего ее первым издателем и редактором. В последующих переработках, возможно, именно этой скупой биографии говорится о тесной и нежной дружбе, связывавшей Лукреция с Марком Цицероном, его братом Квинтом и ближайшим другом их и свойственником- Помпонием Аттиком, известным адресатом серии блестящих цицероновских писем, убежденным эпикурейцем. В одном из писем Цицерона к брату Квинту, действительно, мы находим такое замечание: «Поэтические создания Лукреция таковы, как ты пишешь, — в них много сверкающего дарования, много, однако, искусства; но об этом — когда приедешь» (К брату Квинту, II, 9, 3). Цицеронова немногословность в этом месте дала повод к неисчислимым толкованиям и предположениям. Кто видел здесь сдержанную критику, кто — восторженную похвалу, кто — свидетельство интимности отношений, кто — дипломатическое умолчание о не подлежащем огласке; в сопоставлении с вышеупомянутой биографической заметкой версии возникали самые фантастические.

 

 В основание исторического  понимания философии и поэзии Лукреция сегодняшняя наука ставит две хронологические вехи: 55 год до н. э. как последний год, события которого могли найти в Лукреции живого свидетеля, и 99 год до н. э. как предположительный рубеж, раньше которого дата рождения поэта уже не может быть перенесена. Таким образом, Лукрецию довелось быть современником эпохи гражданских войн, потрясавших Италию: диктатуры Суллы и введенных им массовых казней по так называемым «проскрипциям» (спискам неблагонадежных граждан), восстания рабов под предводительством Спартака, заговора Катилины в год знаменитого консульства Цицерона, получившего титул «Отца отечества» за расправу над катилинариями, растущего влияния в Риме Помпея и Цезаря, первого политического союза между ними — до войны их друг против друга поэт, по-видимому, не дожил. Литературными современниками Лукреция, кроме упоминавшихся уже Цицерона и Цезаря, были ученый писатель Варрон Реатинскнй, лирический поэт Катулл и кружок его молодых друзей-стихотворцев (в истории литературы получивший название «неотериков»); литературной модой было увлечение александрийской поэзией: Цицерон переводил ученую поэму Арата «Небесные явления», поэт Варрон Атацинский перевел «Аргонавтику» Аполлония Родосского, Катулл подражал Аполлонию, но переводил и Каллимаха; поэзия и проза в самих различных жанрах искали источников вдохновения в учености, мифологической, исторической, естественнонаучной.

 

 Завоевательные войны расширили  границы римского влияния в  античном мире, но в самом Риме, расколотом внутренними распрями, неудержимо падала ценность старинных республиканских установлений и традиционных римских доблестей. Все чаще молодые граждане искали случая не отличиться на государственной службе, но уклониться от политической борьбы, прислушивались не к повествованиям о «нравах предков», а к моральным наставлениям тех эллинистических философских школ, которые учили заботиться прежде всего о себе и о текущем дне, находить свое счастье в круге близких друзей, а не в удовлетворении политического честолюбия. Эти характерные приметы времени нашли отражение в поэме Лукреция, для которого греческая философия была интересна вовсе не как отвлеченное умствование, но как рациональное основание жизни и как источник поэтического вдохновения, разбуженного созерцанием истинной картины окружающего мира.

 

 В настоящем издании поэма  Лукреция печатается в переводе  Ф. А. Петровского, замечательно  точном, изящном и простом, выдержавшем  несколько переизданий и вошедшем  в золотой фонд русского искусства  художественного перевода. Текст  воспроизводится без изменений по изданию: Л у к р е ц и й. О природе вещей. М., 1958.

 

 КНИГА ПЕРВАЯ

 

1

 

 

 Стих 1. Рода Энеева мать…  — Матерью Энея, одного из героев, защищавших Трою, Гомер называет  богиню Афродиту. После падения  Трои Эней пустился в далекое  плаванье, приведшее его к берегам Италии, где он женился на местной царевне и дал начало новому роду, из которого происходила и Рея Сильвия, мать близнецов Ромула и Рема, легендарных основателей Рима.

 

2

 

 

 Стих 7. …земля-искусница. —  Здесь поэт употребляет слово греческого происхождения, созвучное и родственное имени легендарного изобретателя и художника Дедала, построившего знаменитый Лабиринт на острове Крите и предпринявшего вместе с сыном Икаром побег через море на искусственных крыльях. Этот эпитет Лукреций повторяет несколько раз, прилагая его то к земле (I, 228), то к изобретательному человеческому языку (IV, 554), то к художественному мастерству природы (V, 234).

 

3

 

 

 Стих 11. Фавоний — западный  ветер, его греческое название  Зефир встречается в пятой  книге (стих 738).

 

4

 

 

 Стих 25. …о природе вещей  — из этого стиха, возможно, было извлечено название поэмы  «О природе вещей», которое присутствует  не во всех рукописях. Об  античном понимании «природы»  и «природы вещей» см. вступительную  статью к настоящему тому.

 

5

 

 

 Стих 26. …Меммия милому сыну…  — Собственно: «моему другу Меммию»,  поскольку Меммий — родовое  имя и все мужчины в этом  роде носят имя Меммиев. Поэма  Лукреция но античным понятиям  о литературных жанрах принадлежит  к так называемому «дидактическому эпосу»; еще со времен Гесиода такого рода поэмы имели персональную адресованность: во вступлении и изредка в тексте называлось имя ученика (обычно близкого автору человека), которому поэма и посвящалась. Имя Гая Меммия встречается у Цицерона, это был, по его словам, прекрасный оратор и, как можно предполагать, весьма состоятельный человек. Каковы были отношения между Лукрецием и Меммием и что они могут сказать нам о социальной принадлежности автора поэмы, определить трудно. Очевидно, Меммий интересовался философией Эпикура, вряд ли случайно он оказался владельцем земельного участка, на котором сохранились остатки дома самого Эпикура (уже после смерти Лукреция Цицерон хлопотал о продаже этого участка тогдашнему главе эпикурейской школы — К близким, XIII, 1). Меммий покровительствовал молодым поэтам, Катулл называет его своим патроном (X, XXVIII). Тон Лукреция в его обращениях к Меммию скорее можно назвать дружески снисходительным, чем заискивающим. Примечательно, что заботы об «общем деле» (в латинском тексте «общее благо», синоним государственной деятельности) поэт считает обязанностью своего друга, но не своей (I, 43).

 

6

 

 

 Стихи 44-49 многие издатели  считают позднейшей вставкой  и исключают из первой книги  на том основании, что они  повторяются буквально во второй книге (стихи (646-651). Такое исключение нельзя признать оправданным ни в эстетическом смысле (повторы характерны для эпоса вообще и для поэмы Лукреция в особенности, наиболее великолепный из них — «По бездорожным полям Пиэрид я иду…» — сохраняют даже самые строгие издатели и в конце первой, и в начале четвертой книги), ни в концептуальном отношении: воззвание к Венере, на первый взгляд, не согласуется с выраженной в стихах I, 44-49 эпикурейской концепцией безмятежности божественной природы, однако все вступление к поэме носит не концептуально-философский, а насквозь риторический характер, в риторическом же отношении напоминание о безмятежном блаженстве богов здесь вполне уместно, ибо поэт просит богиню повлиять на смертных и своей божественной властью, и своим женским обаянием, и, наконец, своим завидным примером.

 

7

 

 

 Стих 54. …О сущности высшей  небес и богов… — Здесь  Лукреций излагает не содержание  поэмы, а суть учения. Опять-таки  в риторической манере Лукреций  обыгрывает два смысла слова  «начала»: начала вещей — это в общем понимании их историческое происхождение, их первые дни, но в философском смысле начала вещей — это их составляющие элементы. Дело в том, что Лукреций предполагает говорить о началах вещей и в первом, и во втором смысле, но предпочитает не дифференцировать свое словоупотребление логически, но объединять оба смысла риторически, тем более что для эпикурейской концепции природы вещей начала по времени и начала по сущности совпадают. Здесь же поэт вводит слово «материя», в латинском языке оно обозначало и древесину, как греческое «гюлс», и всякого рода материальный источник, причину, как мы бы сказали, объективную в отличие от причины субъективно устанавливаемой, которая именовалась «кауза» и была ближе к вине и обвинению, чем к началу и происхождению. Начала вещей в материальном смысле Лукреций именует также «первыми телами», «первоначалами» и «родовыми телами» или «семенами», переводя довольно точно эпикуровские их обозначения.

 

8

 

 

 Стих 66. Эллин впервые один…  — Более точно: «впервые человек Греции» — перевод Ф. А. Петровского отвечает принятому до середины века толкованию, будто бы здесь подразумевается один Эпикур. Однако как раз Эпикур не ставил тех вопросов, что сформулированы ниже в стихах 75-78: «Что может возникнуть, что не может, какая конечная сила каждой вещи дана и какой ей предел установлен». В атомизме, где каждая вещь есть случайное стечение атомов, подобные вопросы отходят на второй план. Здесь скорее можно слышать отголоски первых досократических учений о природных закономерностях и необходимостях. В терминах «сила» («потестас») и «предел» («терминус» или «финис») можно усматривать реплики аристотелевских понятий возможности-способности («дюнамис») и конечной цельности («телос»).

 

9

 

 

 Стих 73. …за предел ограды огненной мира… — Имеется в виду околоземный мир, который, в отличие от других философских школ, эпикурейская школа считала не единственным.

 

10

 

 

 Стих 81. …к нечестивым ученьям…  — В дальнейшем Лукреций указывает,  что истинное благочестие состоит  не в исполнении религиозных обрядов, а в просвещенном спокойствии духа (см. III, 84, и V, 1198-1203).

 

11

 

 

 Стих 84. Тривия Дева. — Так  именовалась богиня Диана (греческая  Артемида), которая часто отождествлялась  с богиней луны Селеной и  богиней подземного царства, покровительницей колдовства — Гекатой. На перекрестках трех дорог (по-латыни «тривиум») ставили ее трехликие изображения.

 

12

 

 

 Стих 85. Ифианасса — вариант  имени Ифигении, дочери аргосского  царя Агамемнона, верховного воеводы  греческих войск, отправлявшихся к стенам Трои, чтобы войной отомстить за похищение Елены, жены Менелая, брата Агамемнона. В авлидской гавани греческие суда были задержаны противным ветром; жертвоприношением дочери Агамемнон предполагал умилостивить богиню, но та не приняла жертвы, а заменила на алтаре девушку ланью, Ифигению же унесла в Тавриду, где она стала жрицей храма Артемиды. Лукреций опускает момент чудесного спасения девушки, чтобы оттенить жестокость и безумный фанатизм ее добровольных палачей.

 

13

 

 

 Стих 97. Гимен — Гименей, бог — покровитель брачного союза. Ифигению вызвали в Авлиду из родительского дома в Аргосе под предлогом предстоящей свадьбы с Ахиллом.

 

14

 

 

 Стих 102. Пророки — поэты;  имеется в виду эпическая поэзия  с ее рассказами о загробных  мучениях пресловутых грешников: Сизифа, Тантала, Иксиона, дочерей Даная, — прежде всего десятая песнь «Одиссеи», повествующая о схождении Одиссея в царство мертвых (см. III, 984 слл.).

 

15

 

 

 Стих 115. Орк — римское божество, отождествлявшееся с греческим  богом подземного царства — Аидом.

 

16

 

 

 Стих 117. Энний — римский поэт, творивший на рубеже третьего  и второго веков до н. э., давший первые примеры латинского  гексаметра и первые опыты  как героического, так и дидактического  эпоса в римской литературе. Геликон  — гора в Беотии, считавшаяся пристанищем Муз.

 

17

 

 

 Стих 121. Ахерузии… область —  подземное царство.

 

18

 

 

 Стихи 127-135. Обещанные здесь  предметы излагаются в пятой,  шестой, четвертой и третьей книгах, на основании чего высказывалось  предположение, что первоначальный план поэмы отличался от той редакции, в которой поэма дошла до нас.