Теория корпоративного управления

     Таким образом, крупные предприятия в  советской экономике обрастали  внутренними подразделениями и  внешними кооперационными связями, нацеленными в большей степени  на получение ресурсов, чем на их продажу и сбыт. После того как в России были ликвидированы Госплан, Госснаб и отраслевые министерства, предприятия оказались в «пустой среде» и с искаженной организационно-кооперационной структурой, не приспособленной к эффективной жизнедеятельности в рыночных условиях. Реформа остро поставила вопрос о связях промышленных предприятий с рынком. Предприятия должны были в сжатые сроки перестроить и развить свою организационную структуру и кооперационную сеть в направлении формирования дилерских и сбытовых сетей, инструментов маркетинга и контроля рынков, перехода к более высоким переделам сырья и другим механизмам, ориентированным на спрос. Одновременно обнаружилось отсутствие или крайне слабое развитие институтов, обеспечивающих не только доведение продукции до потребителей, но и получение денег от них на оплату своей продукции. Денежная сфера примитивизировалась до использования простых схем предоплаты, обросла неплатежами, невозвращенными долгами и т.п.

     В результате резко упал спрос на продукцию многих предприятий, а формирование новой рыночной системы невозможно было осуществить быстро и безболезненно. Оно требовало немалых затрат времени, денежных средств и, что очень важно, высочайшего уровня менеджмента. Речь идет прежде всего об овладении искусством стратегического управления. Подготовленных менеджеров в стране оказалось явно недостаточно.

     Как отмечают А. Радыгин и И. Сидоров, в логике становления современного корпоративного сектора России спонтанный грабеж активов государства стал первым шагом. Первоначальное «накопление» российского капитала происходило при стремительно увеличивавшемся в конце 1980 – начале 1990-х годов разрыве между позднесоветской правовой базой, «горбачевской» идеологией рыночного социализма и хозяйственной практикой «дикого капитализма» [14].

     Еще до начала официальной приватизации в СССР началась на рубеже 1980–1990-х годов спонтанная приватизация государственной собственности (ее еще часто называют номенклатурной). Ее суть заключалась в установлении руководством многих предприятий контроля над активами через аренду, выделение структурных подразделений, формирование различного рода ассоциаций и т.п. Естественно, что при резком ослаблении системы государственного контроля и отсутствии правовой базы частной собственности эти процессы проходили с использованием криминальных структур и подкупа чиновников [14]. В этот же период была отменена государственная монополия на внешнюю торговлю. Это открыло возможность заключать экспортные контракты либо напрямую, либо через «спецэкспортеров» и создало неограниченные возможности для вывоза капитала за рубеж. Схемы были различные, но суть их оставалась одной и той же – разворовывание экономического потенциала. Например, в алюминиевой подотрасли повсеместно использовалась так называемая толлинговая схема.

     По  этой схеме российские алюминиевые  заводы получали только плату за переработку  сырья, а вся выручка за вычетом  установленной участниками этой схемы маржи оставалась в офшорной компании.

     Одновременно  в России появились первые иностранные инвесторы. Как правило, это были так называемые «инвесторы-стервятники», которых совершенно не интересует развитие предприятия, а волнует только установление контроля над финансовыми потоками.

     В описываемый период возникли и новые  интегрированные структуры и псевдохолдинги (в виде концернов, союзов ассоциаций), созданные на базе бывших министерств и ведомств. Для них были характерны неясная система отношений собственности, высокая степень централизации управления и его низкая эффективность [14]. Так, на базе министерств – производителей нефтегазопромыслового оборудования – образовались концерны, объединившие машиностроительные предприятия, выпускавшие однотипную продукцию: «Химнефтемаш», «Нефтеком», «Аконхол», «Гидромаш». В рамках вновь созданных отраслевых концернов (хотя, как показывает зарубежный опыт, ключевой особенностью концерна является его многоотраслевой характер) фактически утверждались прежде искусственно созданные (отраслевые же) барьеры и наследовалась нерациональная монополистическая структура. Кроме того, прежними остались стиль, методы управления, да и, по сути сами принципы функционирования оргструктур. Просуществовав чуть более года, концерны были реорганизованы (президентским Указом №721 от 1 июля 1992 г.) в коммерческие структуры. Поставленные изначально задачи координации научно-технического и производственного потенциала предприятий практической реализации не получили. А параллельно развивавшаяся политическая ситуация, спровоцированная «парадом суверенитетов» бывших союзных республик, окончательно разрушила единую систему производителей нефтегазового оборудования.

     В таких условиях началась формальная приватизация. Причем, и президент  и правительство решили следовать  стандартной программе макроэкономической стабилизации Международного валютного фонда (МВФ), известной под названием «шоковая терапия». Это решение было принято несмотря на то, что у него было много противников как в самой России (в том числе и в академической среде), так и на Западе.

     Если  отбросить политическую составляющую возражений, то основным моментом в дискуссии о приватизации являлось соображение о том, что приватизации обязательно должна предшествовать структурная перестройка экономики. Она необходима как для образования частных предприятий с достаточно эффективной организационной структурой, так и для формирования рыночных структур, способных поддерживать конкурентные рынки. Однако в России приватизация рассматривалась в первую очередь как политический инструмент, как возможность раз и навсегда отсечь коммунистов от государственного руля, и поэтому очень большое значение придавалось ее темпам. Поспешность – вот одна из наиболее характерных черт проведенной в России приватизации.

     Хотя  некоторые специалисты считают, что надо было спешить, поскольку  набирала обороты спонтанная приватизация. Например, значительное число предприятий в легкой промышленности и сфере услуг фактически стали частными уже в 1992 г. до официального начала приватизации. На практике «шоковая терапия» дала совершенно иной, чем ожидали ее сторонники, эффект, – обернулась провалом в экономике и разочарованием большой части населения из-за не выполненных государством обещаний.

     Углубление  экономического кризиса в России в 1990-е годы обнаруживалось во всех трех его классических составляющих: а) падение производства (по разным оценкам, от 23 до 60%); б) рост безработицы и количество неполностью занятых; в) инфляция. Причем этот экономический кризис имел долговременную тенденцию, и речь, следовательно, шла о просчетах и ошибках в выборе приоритетов экономической политики. Нет и не было серьезных возражений против либерализации цен, приватизации государственной собственности, финансовой стабилизации. Решение этих задач было объективно необходимо, но проблема состояла в том, что имела место чрезмерная абсолютизация их и игнорирование других, не менее важных мер преодоления кризиса. Проводившаяся вплоть до августа 1998 г. экономическая политика была по сути своей монетаристской. (Такой она с некоторыми изменениями и осталась.) Безусловно, отвергать идеи монетаризма нельзя, хотя бы потому, что они имели определенную экономическую апробацию. Но с самого начала реформ, несмотря на целый ряд заявлений и публикаций ведущих экономистов страны, игнорировался структурный характер российского экономического кризиса. Более того, приватизационные процессы не только не оказали положительного воздействия на экономику по ее стабилизации, но и усугубили спад производства, стимулировали разрыв экономических связей. Главные причины этих негативных явлений коренились в выбранной концептуальной модели приватизации и в конкретном механизме ее осуществления. Превратив по сути ликвидацию государственной собственности в самоцель, исполнительная власть навязала линию на форсированную раздачу госимущества.

     На  практике приватизация сопровождалась массовыми отступлениями от законов о приватизации государственной и муниципальной собственности, о собственности, о местном самоуправлении, от Федеративного договора. Постановление Верховного Совета России от 27 декабря 1991 г. о разграничении государственной собственности на федеральную и республиканскую в должной мере не было выполнено; необходимая ясность не была достигнута в определении объектов муниципального присвоения, что, понятно, ущемляло права его субъектов. Это и потребовало парламентских решений («О внесении изменений и; дополнений в постановление ВС РФ «О разграничении государственной собственности в Российской Федерации…» и «О порядке распоряжения объектами федеральной собственности на территории России»), призванных блокировать разбазаривание федеральной собственности, снять противоречия между субъектами Федерации и недовольство местных элит.

     Приватизационным  процессам, к сожалению, был придан ярко выраженный административно-распорядительный характер.

     Способы приватизации в Госпрограмме-92 и в проектах Госпрограммы-93 были чрезвычайно схематизированы и унифицированы. Это резко затрудняло учет отраслевой и региональной специфики (не говоря об уникальном подчас характере) приватизируемых объектов. В результате они все чаще преобразовывались «в особом порядке» (не на основе госпрограммы приватизации, а конкретными волевыми решениями федеральной исполнительной власти), что также влекло отступление от действующих законов.

     Функции Госкомимущества РФ и Российского  фонда федерального имущества были не приведены в соответствие с Законом о приватизации государственных и муниципальных предприятий. Баланс их правомочий поэтому был нарушен, а контроль представительной власти за ходом приватизации на деле блокирован. Приватизацию необходимо было осуществлять в единстве со стабилизацией, с сильной структурно-инвестиционной и социальной политикой и, следовательно, использовать в основном не административные, а экономические методы, направленные на активизацию предпринимательской деятельности.

     Одной из самых актуальных задач на тот период являлось определение общих принципов формирования новых крупных хозяйственных структур (корпораций) и роли государственного регулирования в этом процессе. На государственном уровне была выдвинута идея о формировании оптимальной структуры отраслей и эффективном распределении инвестиционных потоков только на основе «естественного отбора». На практике это привело к серьезному упадку обрабатывающей промышленности, регрессу ее наукоемких и высокотехнологичных сфер. Это негативно сказывается в настоящее время и будет сказываться далее.

     Мировой опыт показывает, что функционирование механизма межотраслевого перелива капитала (в соответствии с ценовыми сигналами фондового рынка и  различиями в отраслевой рентабельности капитала), усиливающего конкурентное давление и нацеливающего предприятия на проведение стратегии диверсификации производства, возможно лишь в рамках организационных структур, обладающих высококонцентрированными и централизованными производственными и банковскими активами.

     Из  всего этого следует, что оживление  инвестиционных потоков и межотраслевого перелива капитала было возможно лишь на основе всемерного снижения государством отраслевых барьеров входа и выхода, акционирования и корпорирования предприятий, образования жизнеспособных организационных объединений, составляющих основу индустриальной базы страны. Однако процесс становления новых корпоративных структур в 1990-е годы в России проходил по-другому и характеризовался следующими моментами.

     1) На самом высоком уровне был выдвинут совершенно ошибочный и ничем не обоснованный тезис, что низкая концентрация производства есть необходимое и достаточное условие для эффективной конкуренции. Нельзя говорить о конкуренции в общих чертах, это структурное понятие. А структуру отраслевого рынка определяют организация производства и распределение продукта, иначе говоря, степень не только концентрации, но и специализации производства, высота входных барьеров в отрасль (экономических, административных и т.д.). Именно структура отраслевого рынка оказывает непосредственное влияние на поведение предприятий в области ценообразования, инноваций, инвестиций, внутриотраслевого взаимодействия [7-14]. Исходя из этого тезиса, на практике стало проводиться дробление крупных промышленных структур при проведении непродуманных и экономически необоснованных антимонопольных мер.

     2) Государственные структуры во многом самоустранились от решения вопросов, которые и в рыночной экономике остаются в сфере их компетенции, что, в частности, привело к так называемому «управленческому камуфляжу» 1 – разрастанию негосударственных структур спекулятивно-посреднического типа, деятельность которых не отвечала целям и задачам проводимой реформы. Анализируя это явление, специалисты отмечали, что деятельность совокупности таких структур оказалась очень дорогостоящей и они не смогли обеспечить создание и функционирование сложных (адекватных рыночным реалиям) кооперационных структур в промышленности. Возросшие издержки обращения были переложены на предприятия и привели к резкой потере рентабельности их продукции. Легальная (официальная) приватизация в России прошла ряд этапов, отличающихся прежде всего методами проведения и выигравшими на каждом этапе группами. 

     1.3 Современное состояние и возможные тенденции развития корпоративного управления в России 

     При проведении приватизации в России за основу была взята англо-американская модель как наиболее развитая схема  корпоративного построения. Она предполагает перераспределение собственности  через фондовый рынок, а не прямую ее продажу. Однако создать соответствующие финансовые рынки не удалось: переток капиталов пошел не через них, а через захват собственности в условиях облегченного механизма банкротства. На фондовый рынок вышли единицы. К тому же корпорации из-за высокого налогообложения стали уходить в «тень». При выборе модели исходили из того, что корпорация как институт универсальна и практически не зависит от национальных и других особенностей. Однако опыт многих стран, в том числе Германии и Японии, показывает, что опираться надо обязательно на национальные традиции, культуру, специфику исторического развития.