Взаимосвязи русской и зарубежных литератур

     Среди  зарубежных поэтов, прозаиков, критиков, русская рецепция которых получила  освещение в этих томах, –  Сафо, Тассо, Ариосто, Сервантес,  Св. Тереса, Вольтер, Руссо, Гольдони, Лессинг, Виланд, Гете, Шиллер, Ж. де Сталь, Сент-Бев, Тэн, Вальтер Скотт, Метьюрин, А.-Э. Одынец, Ницше, Гауптман, Золя, Э. Ростан, Д’Аннунцио, Л. Куперюс, П .Клодель, Дос Пассос и ряд других; в некоторых статьях прослеживалась судьба в России отдельных явлений и даже целых литератур определенного периода. Авторами были в большинстве своем сотрудники сектора, причем во всех без исключения сборниках участвовали Р. Ю. Данилевский и П. Р. Заборов. К этой серии примыкал сборник «Русская культура ХVIII века и западноевропейские литературы» (1980). В ряде случаев работа над этими статьями оказывалась импульсом для создания больших монографических исследований. Именно так возникли книги П. Р. Заборова «Русская литература и Вольтер. XVIII – первая треть XIX века» (1978), Д. М. Шарыпкина «Скандинавская литература в России» (1980), Ю. Д. Левина «Оссиан в России» (1980), Р. Ю. Данилевского «Schiller in der russischen Literatur» (Dresden,1998). Впрочем, монографические труды того же типа создавались в секторе и независимо от серии: еще в 1964 году вышла книга А. Н. Егунова. «Гомер в русских переводах XVIII- XIХ веков»; в той же связи можно назвать две монографии Ю. Д. Левина - «Русские переводчики» (1985) и «Шекспир и русская литература ХIХ века» (1988), а также книги Л. И. Ровняковой «Борьба южных славян за свободу и русская периодическая печать (50-70-е годы XIX века)» (1986) и Е. В. Свиясова «Сафо и русская любовная поэзия XVIII – начала ХХ века» (2003).

     Одновременно  предпринимались и такие исследования, в которых процесс общения двух литератур представал в его полном (или, по крайней мере, более полном) виде. Речь идет о монографиях К. И. Ровды «Чехи и русские в их литературных взаимосвязях. 50-е – 60-е годы ХIХ века» (1968) и «Россия и Чехия. Взаимосвязи литератур. 1870-1890» (1978), Р. Ю Данилевского «"Молодая Германия" и русская литература» (1969) и «Россия и Швейцария. Литературные связи XVIII-XIХ вв.» (1984) и отчасти о его небольшом «сравнительном исследовании» «Пушкин и Гёте» (1999); в том же ряду стоит и книга Й. Я. Станишича «Йован Дундич и русская культура» (1991). Аналогичный характер имели сборники «Россия и Запад. Литературные отношения» (1973) и «Взаимосвязи русской и зарубежных литератур» (1980), а также все славистические сборники, которые, как правило, выпускались к международным съездам славистов (помимо уже упомянутого, это были «Славянские литературные связи» (1968), «Славянские страны и русская литература» (1973), «Зарубежные славяне и русская культура» (1978), наконец, «Духовная культура славянских народов» (1983).

    Первый  коллективный труд сектора, целиком  посвященный судьбе русской культуры  за рубежом, вышел в 1975 году; он как бы предварял два  юбилея – восьмидесятилетие М.  П. Алексеева и двадцатилетие  сектора («Восприятие русской  культуры на Западе. Очерки»). Тогда же появилась монография Д. М. Шарыпкина «Русская литература в скандинавских странах», а позднее книга В. Е. Багно «Эмилия Пардо Басан и русская литература в Испании» (1982) и сборник «Восприятие русской литературы за рубежом. ХХ век» (1991). Кроме того, эта тематика преобладала в многочисленных публикациях, с которыми сотрудники сектора выступали на страницах журнала «Русская литература» с самого его основания. В частности, немалую ценность имели их обзоры новых иностранных работ и рецензии на отдельные книги по истории русской литературы, позволявшие отечественным русистам следить за развитием этой отрасли знания за рубежом.

В последние  годы жизни М. П. Алексеев, сохраняя оба традиционных направления в  деятельности сектора и всячески стимулируя источниковедческие штудии (об этом свидетельствует, например, сборник «Русские источники для истории зарубежных литератур» (1980), где увидели свет неизданные архивные и забытые печатные материалы), поставил перед сотрудниками новую задачу – попытаться выяснить роль, которую играет в литературном творчестве многоязычие, т. е. способность того или иного автора сочинять на одном, двух и более иностранных языках.

    Самая постановка проблемы была дана ученым еще задолго до того – в докладе, прочитанном на VI Международном конгрессе по сравнительному литературоведению в Бордо (1970) и опубликованном по-французски пять лет спустя. Русской версией его и открывался предпринятый коллективный труд.

    «Русское государство, со времени своего образования как политического единства было государством многоязычным, на обширной территории которого можно проследить все формы многоязычия. Подобным же образом в истории взаимосвязей русской литературы с зарубежными очень рано можно было наблюдать в различных слоях общества причастных к литературной жизни, как стремление к усвоению иностранных языков, так проявление самых разнообразных видов многоязычия. С одной стороны, старославянский язык играл в русском государстве ту же роль, что латинский язык в странах Западной Европы, с другой – на протяжении XVIII и XIX вв. Многие русские поэты оставляли доказательства присущего им многоязычия, – обосновывал обращение к этой теме М. П. Алексеев и в заключение писал: «У нас есть достаточно оснований предполагать, что двуязычие и многоязычие в ближайшем будущем станут рассматриваться как очевидное и нормальное явление в литературном творчестве у народов многих стран. Изучение многоязычия и русского литературного творчества с исторической точки зрения обещает дать значительные обобщения и выводы в области сравнительного литературоведения» (Многоязычие и литературное творчество. Л., 1981. С. 13, 17).

    Книга эта явилась последним трудом сектора, подписанным к печати при жизни М. П. Алексеева. Однако и после его кончины сектор еще много лет продолжал исследования, им начатые, а в дальнейшем развивал его идеи, что было естественно, поскольку в секторе работали его последователи и ученики. В качестве примеров укажем сборник «Русская литература и зарубежное искусство», осуществленный Р. Ю. Данилевским (1986), издание писем В. Рольстона к его русским корреспондентам, доведенное до конца Ю. Д. Левиным (1994), и даже сборник «Образ России. Россия и русские в восприятии Запада и Востока» (1998), тема которого была в свое время сформулирована М. П. Алексеевым, реализация же всецело принадлежала В. Е. Багно.

    Разумеется, тип и содержание этих трудов в первую очередь определялись научным уровнем их руководителей и участников, да и страна, в которой они создавались была уже другой, но «школа М. П. Алексеева» сказывалась во всем: в новизне сюжетов, в полноте привлекаемого материала, в уважительном отношении к предшественникам, во владении специальной литературой на разных языках.

    Особой сферой приложения сил сотрудников явилась подготовка в секторе юбилейных сборников в честь его основателя («Русско-европейские литературные связи» (1966) и «Сравнительное изучение литератур» (1976)), а также его памяти («Россия. Запад. Восток. Встречные течения» (1996)), в которых приняли участие более 100 почитателей ученого, видных представителей отечественной и зарубежной литературной науки. Наконец, в секторе готовились и некоторые тома его «Избранных трудов», выходивших под грифом Отделения литературы и языка АН СССР; в наибольшей степени это касается двух из них: «Русская культура и романский мир» (1985) и «Английская литература» (1991).

    В середине 1980-х гг. по инициативе Ю. Д. Левина сектор приступил к работе над новым объемным трудом. Это была «История русской переводной художественной литературы». Первоначально предполагалось осветить всю историю переводов на русский язык иностранной литературы, но постепенно авторский коллектив пришел к заключению, что подобная задача неосуществима – прежде всего, ввиду необозримости исследуемого материала, и решено было ограничиться древним периодом и XVIII веком. В окончательном виде труд был разделен на два тома; в первом исследовалась проза, во втором – драматургия и поэзия, причем большая его часть была отведена XVIII веку, о чем весьма подробно сообщалось во введении. «Совершенно очевидно, – говорилось там, – что для России XVIII в. переводная литература имела особо важное значение, какого она не достигала ни в предшествующую, ни в последующие эпохи. С петровскими реформами, с утверждением и расширением связей России с западноевропейскими странами усилился интерес к этим странам, к их жизни, нравам, обычаям и культуре. Россия XVIII в. переживала невиданный ранее подъем общественного самосознания, и за политическими, экономическими, техническими контактами с зарубежными странами последовало восприятие иноземных литератур, особенно их достижений, призванное удовлетворить растущие литературно-эстетические потребности стремительно развивавшегося русского общества. Культурные слои этого общества (правда, сравнительно с последующими периодами еще малочисленные) искали в переводной литературе информацию о новой для них жизни, образцы для нравственного поведения, формирования идейных воззрений и эстетических вкусов. Наконец, освоение иноязычных, главным образом европейских, литературных ценностей отвечало потребностям развития русской литературы, стремившейся "в просвещении стать с веком наравне"» (История русской переводной художественной литературы. Древняя Русь. XVIII век. Т. I. Проза. СПб., 1995. С. 9).

Труд этот, потребовавший нескольких лет целенаправленных усилий ряда сотрудников сектора (Р. Ю. Данилевский, П. Р. Заборов, М. Ю. Коренева, Ю. Д. Левин, А. О. Львовский) и Института (Д. М .Буланин, Н. Д. Кочеткова, С. И. Николаев, В. Д. Рак), вобрал в себя огромную массу русских переводов со всех языков, древних и новых, а также отзывов о них, но главным его достоинством было осмысление их в контексте русской литературы, в тесной связи с эволюцией русского языка и особенностями переводческих принципов изучаемой эпохи. Несмотря на неизбежные в работах такого масштаба пропуски и иные недочеты, труд этот стал этапным в истории сектора и заметным явлением в нашей культурной жизни последних лет.

    Приблизительно тогда же в работе сектора обозначилось еще одно направление – изучение наследия академика А. Н. Веселовского и, в частности, публикация материалов его огромного архива, хранящегося в Пушкинском Доме.

    Попытки такого рода делались в институте и раньше – в предвоенное время, когда был издан 16-й том Собрания сочинений ученого (1938), которое начало выходить еще до революции, и был подготовлен 17-й («Южнорусские былины»). С конца 1940-х гг. в течение ряда лет это славное имя, как известно, находилось у нас под запретом, но и после того, как запрет фактически перестал действовать и в институте было даже отмечено пятидесятилетие со дня смерти ученого, в целом положение еще долго оставалось весьма неопределенным.

    «Возвращение» Веселовского в полном смысле этого слова произошло лишь в связи со 150-летием со дня его рождения (1988), когда Сектором взаимосвязей русской и зарубежных литератур была организована большая конференция, ему посвященная, а четыре года спустя увидел свет сборник «Наследие Александра Веселовского», где, наряду со статьями о нем, было опубликовано большое количество писем его и в особенности к нему, извлеченных по преимуществу из его архива.

Вскоре после  этого в секторе (под руководством П. Р. Заборова) началась работа над  томом «Избранных трудов и писем» А. Н. Веселовского, куда вошли некоторые  его неизданные и забытые статьи и очерки, а также более 100 писем к русским и иностранным коллегам – А. А. Котляревскому, А. И. Кирпичникову, А. Н. Пыпину, Л. Н. Майкову, Ф. Д. Батюшкову, А. Ф. Кони, А. А. Шахматову, Б. Юльгу, К.-Л. Крону. Вышла книга, вследствие общей реорганизации издательского дела, с большим опозданием – в 1999 году.

    Из трудов этого десятилетия отметим еще библиографический указатель Е. В. Свиясова «Античная поэзия в русских переводах ХVIII-ХХ вв.» (1998) и сборник «Res traductorica» (2000). Изданный к юбилею Ю. Д. Левина, старейшего сотрудника сектора (к тому времени уже отдела) и видного переводчика, он был посвящен проблемам перевода и сравнительного изучения литератур. В сборнике участвовали петербургские и прежде всего институтские почитатели юбиляра, ученые из Москвы, Саратова, Томска, а также Парижа, Кембриджа, Киля, Цюриха, Будапешта, Чикаго, Питтсбурга, Беркли, Иерусалима.

    В отличие от данного сборника, подготовленного в предельно короткий срок, коллективный труд, вышедший в 2003 году под названием «Вожди умов и моды», вызревал довольно долго. Основной целью труда было осмыслить некоторые явления русской культуры, вызванные к жизни широкой известностью у нас творчества и личности тех или иных иностранных мыслителей и писателей, но продолжавшие существовать в русском сознании почти независимо от их источника, в самых разных формах и видах, например, вольтерьянство, гегельянство, ницшеанство, гамлетизм, вертеризм или донкихотство; причем, как подчеркивалось в предисловии к книге, работа эта носила «междудисциплинарный характер, сочетающий самый широкий спектр гуманитарных исследований и различных подходов, свойственных наукам об обществе и человеке».

Замысел этого  труда принадлежал В. Е. Багно; однако следует отметить, что с приходом его к руководству отделом такой традиционный тип издания стал – и с каждым годом все больше – сочетаться с другим: речь идет о трудах, в основе которых лежали доклады отечественных и иностранных исследователей на международных конференциях и коллоквиумах, проводившихся отделом с постепенно возраставшей интенсивностью и размахом. Впрочем, и в этом отдел в немалой степени опирался на опыт, накопленный им за многие годы.

    С самого начала М. П. Алексеев стремился сделать вновь создаваемый сектор центром изучения русско-зарубежных литературных и культурных связей как в нашей стране, так и далеко за ее пределами, решая эту задачу главным образом с помощью публичных заседаний, которые устраивались систематически, два - три раза в месяц.

    Наряду с членами сектора, сообщавшими о состоянии своих плановых работ и интересных архивных находках, на заседаниях этих выступали с докладами сотрудники различных подразделений института (П. Н. Берков, В. Э. Вацуро, В. Е. Гусев, И. З. Серман, Г. М. Фридлендер, Б. М. Эйхенбаум) и некоторых научных учреждений Ленинграда (З. Н. Ворожейина, Т. С. Карская, Н. В. Королева), Москвы (Н. И .Балашов, И. М. Катарский, А. Д. Михайлов, З. М. Потапова), крупнейших книгохранилищ – Публичной библиотеки (Л. Е. Генин, А. Л. Гольдберг, Т. Н. Копреева, С. М. Маневич, А. С. Мыльников), Библиотеки Академии наук (В. П. Комарова, Н. А. Никифоровская), Библиотеки иностранной литературы (В. Т. Данченко, И. М. Левидова, М. В. Толмачев, Л. А. Шур), преподаватели высших учебных заведений – Ленинградского университета (В. Е. Балахонов, Я. М. Боровский, И. П. Володина, Н. В. Вулих, П. А. Дмитриев, А. И. Доватур, Ю. В. Ковалев, З. И. Плавскин, С. В. Полякова, М. В. Разумовская, А. З. Розенфельд, Г. И. Сафронов, Н. В. Спижарская, А. Л. Тове, А. В. Федоров) и Педагогического института им. А. И. Герцена (А. Л. Григорьев, Е. Г. Эткинд), других ленинградских институтов (К. М. Азадовский, Л. М. Аринштейн, С. Л. Донская, В. Д. Рак), а также университетов и педагогических институтов Москвы, Казани, Смоленска, Орла, Петрозаводска, Мурманска, Перми, Иркутска, Астрахани, Уфы, Тарту, Дрогобыча, Черновиц, Луцка, Ивано-Франковска, Ужгорода и др. Во многих случаях вниманию слушателей предлагались фрагменты диссертационных работ для их научной апробации и возможной публикации в трудах Пушкинского Дома.