Урбанестическая тематика

Город пышный, город бедный,

Дух неволи, стройный вид,

Свод небес зелено - бледный

Скука, холод и гранит [5 ,331].

Город - полный двойственности. В стройной, пышной Северной Пальмире, в гранитном городе, под бледно - зелёным небом ютятся его обитатели – скованные рабы, чувствующие себя в родном городе как на чужбине, во власти холода, как физической, так и духовной неуютности, отчуждённости. Образ Петербурга, который придётся по вкусу последующей упорядоченной эпохе. Но Пушкин сумеет с ним сладить и выводит его лишь в шутливых стихотворениях. Городская жизнь во всех проявлениях находит в поэзии Пушкина своё отражение. Достаточно вспомнить описание раннего зимнего петербургского утра в «Евгении Онегине»:

А Петербург неугомонный

Уж барабаном пробужден.

Встаёт купец, идёт разносчик;

На биржу тянется извозчик;

С кувшином охтенка спешит;

Под ней снег утренний хрустит.

Проснулся утра шум приятный.

Открыты ставни; трубный дым

Столбом восходит голубым,

И хлебник, немец аккуратный,

В бумажном колпаке не раз

Уж отворял свой вас-ис-дас.   [5,129]

Пушкин поэтизирует и воспевает не только Петербург - город, но и быт, и сословные отношения в самом городе. В «Пиковой даме», «Домике в Коломне» и других его «петербургских» произведениях - описание улиц, частей города на столько точны, что следуя им, можно отыскать те места или дома, где волей автора оказываются его герои. Площади, сады, бульвары и улицы запечатлелись в произведениях Пушкина.

Бытовые картины столицы сделаются на время единственной темой Петербурга, возбуждающей интерес общества, и здесь мы находим у Пушкина совершенные образы. Мотив «ненастной ночи», когда воет ветер, падает мокрый снег, и мерцают   фонари, который сделается необходимым для Гоголя, Достоевского, набросан также Пушкиным в «Пиковой даме». «Погода была ужастная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями; фонари светили тускло. Улицы были пусты. Изредка тянулся Ванька на тощей кляче своей, высматривая запоздалого седока. Герман стоял в одном сюртуке, не чувствуя ни дождя, ниснега»... [5, 482].

Как ни выразительны все эти разнообразные образы, освещающие облик Петербурга с самых различных сторон, все они становятся вполне постижимыми только в связи с тем, что гениально высказал Пушкин в своей поэме-мифе: «медный всадник».

Достаточно вспомнить высказывания известного учёного - пушкиниста Б. В. Томашевского. «Конечно, о Петербурге писали и до Пушкина. Известна даже прямая зависимость начальных стихов поэмы от прозы Батюшкова. «Похвалу царствующему граду Санкт-Петербургу» писал ещё Тредиаковский. Но узаконил эту тему, конечно, Пушкин. В своей поэме Пушкин утвердил за художественными образами Петербурга и Медного всадника новое синтетическое значение» [43,129]. Пушкин не только узаконил эту тему - он создал новый для русской литературы образ Петербурга. Возвышенный образ Петербурга создан в «петербургской повести» Пушкина «Медный всадник». Уже само название произведения выводит образ города на первый план, а символом столицы становится памятник её основатель. Во вступлении Петербург предстаёт перед читателем как «дворцов и башен грозные громады», как «непоколебимая» военная столица, в лучах славы которой «померкла старая Москва».

Пафос пушкинского описания тяготеет к торжественности и возвышенности оды: «Петра творенье», «Невы державное теченье», «полнощных стран краса и диво» - вот та стилевая доминанта, которая определяет изображение Петербурга в поэме. Это гимн городу, его панорамное изображение, нарисованное любящей и страстной рукой. Более того - это признание в любви:

Люблю тебя, Петра творенье

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье

Береговой её гранит,

Твоих оград узор чугунный,

Твоих задумчивых ночей

Прозрачный сумрак, блеск безлунный... [5, 326]

Все эти изображение Петербурга – будь то Петербург гоголя, Некрасова или Достоевского – всегда сопоставляются с Петербургом «Вступления» Пушкина. Сами эти писатели осознавали ими образы Петербурга как полемические по отношению к пушкинскому.

Пушкин создал из Петербурга целый мир. Этот мир живёт в прошлом и будущем, но он в большей мере принадлежит предшествующему периоду, чем последующему. С наследием Пушкина должны были считаться все, попытавшиеся сказать своё слово о Петербурге. Многие заимствовали из богатств образа Пушкина близкие им черты, но вдохновения Пушкина не разделили, веры его не приняли; вдохновение и вера Пушкина принадлежали прошлому: он разделяет её с Державиным, Батюшковым, Вяземским. Северная Пальмира для них, прежде всего прекрасное создание Петрово; сказочно быстрый рост её - чудесен; она является символом новой России, грозной, богатой, просвещённой империи.

В книге «Достоевский и романтический реализм» Д. Фэнгер говорит, что Пушкин в «Медном всаднике» открыл трагическую ноту Петербурга: «Абстрактному величию противопоставлена конкретная гибель смиренных людей, общественному подвигу - частная жертва» [43].

Тем самым, образ города раздваивается: более уже не пассивно героический, он становится активным и, кроме того - антагонистичным». Ощущение нереальности города составляет «сердцевину Петербургского мифа». Откуда же оно возникло? Д. Фэнгер отвечает: фантастическая атмосфера города была фактом» [43].

Вместо славословий Петербургу, бездумных и в новую эпоху звучавших совсем уже казённо, вместо проклятий городу царей, проклятий, забывающих о судьбе личности, Пушкин создал новый образ Петербурга – города трагической красоты и безумия. И при этом он опирался на петербургскую легенду с её духом протеста и возвышенной фантастикой.

2.2. Урбанистическая картина в произведениях Гоголя

Тема города является одной из основных тем в творчестве Гоголя. В его произведениях мы встречаем разные типы городов: столичный  Петербург  в «Шинели», «Мертвых душах», «Вечерах на хуторе близ Диканьки»; уездный в «Ревизоре», губернский в «Мертвых душах». Для Гоголя не важен статус города, он показывает нам, что жизнь во всех русских городах одинакова, и не важно, Петербург ли это или губернский город N. Город для Гоголя — это странный, алогичный мир, лишенный всякого смысла. Жизнь города пуста и бессмысленна. Гоголь писал по поводу города в связи с поэмой «Мертвые души»: «Идея города, возникающая до высшей степени – пустота, пустословие… Смерть поражает нетрогающийся мир. Еще сильнее между тем должна представиться читателем мертвая бесчувственность жизни». Особенно ясно эта идея выражена Гоголем в образе Петербурга, созданном в целом ряде его произведений.

Для русской литературы XVIII-XIX веков тема Петербурга представлена как сложная проблема. Противоречия, с которыми были связаны возникновение и развитие Петербурга, послужили источником мифов о Петербурге. Существуют два противопоставленных друг другу мифа, и оба связаны с оценкой Петра как существа, наделенного сверхчеловеческой природой. В одном мифе Петр – Антихрист, исчадие ада, сатана, а в другом – он богоподобен, богоподобный царь-реформатор [8, с.78].

Отголоски этих мифов звучат во многих произведениях русской литературы, в том числе и в произведениях Н. В. Гоголя. Среди произведений Гоголя, появившихся в 1830-е годы, выделяются пять его повестей - «Портрет», «Записки сумасшедшего», «Невский проспект», «Шинель» и « Нос», которые принято называть петербургскими. Повести эти были опубликованы в разное время: «Нос» был впервые напечатан в 1836 г. в пушкинском журнале «Современник»,  в 1942 г. появилась «Шинель», в 1935 г. – «Невский проспект». Гоголь никогда не объединял эти повести в особый цикл наподобие «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Тем не менее, понятие «цикл» издавна применяется к ним читателями и критикой; это осознанно прочно и закреплено всей историей русской культуры: петербургские повести Гоголя вошли в нее именно как целое. Эти разновременные и как будто бы вполне самостоятельные произведения связаны очень многим – и сквозные темы, и ассоциативные переклички, и общность возникающих в них проблем, и родство стилистических принципов, и единство сложного, но при всем том, несомненно, целостного авторского взгляда. Обилие и важность этих связей дают основание  рассматривать петербургские повести как некое  художественное единство.

Гоголевский Петербург предстал в них перед читателями как воплощение всех безобразий и несправедливостей, творившихся в полицейско-бюрократической России. Это город, где «кроме фонаря все дышит обманом» («Невский проспект»), в котором разыгрывается драма одаренного художника, ставшего жертвой страсти к наживе («Портрет»). В этом страшном, безумном городе  происходят удивительные происшествия с чиновником Ковалевым («Нос») и Поприщиным («Записки сумасшедшего»), здесь нет жилья бедному, честному человеку («Шинель»). Герои Гоголя сходят с ума или погибают  в неравном единоборстве с жестокими условиями действительности. Нормальные отношения между людьми искажены, справедливость попрана, красота загублена, любовь осквернена [6, с. 41].

Петербургский цикл открывается повестью «Невский проспект». Пушкин  назвал его «самым полным» из произведений автора. Он, несомненно, имел ввиду  ту широту, с которой отражена здесь современная обоим писателям действительность. Открывающее повесть описание Невского проспекта представляет собой своеобразный «физиологический» очерк Петербурга, блещущий разнообразием жизненных красок, богатством представленных в нем образов. Невский проспект для Гоголя – олицетворение всего Петербурга, тех жизненных контрастов, которые он включает в себя. В основе ее сюжета две новеллы. Герой одной из них – художник Пискарев, в центре другой – поручик Пирогов. Внешне обе новеллы как бы не связаны между собой. Но так только кажется. На самом деле они образуют неразрывное целое. Сюжетно они объединены рассказом о Невском проспекте. Именно здесь, на Невском, завязываются узлы, которые затем распутывают каждый по-своему. Но панорама Невского проспекта служит как бы идейно-эмоциональным  ключом не только к этой повести, но и ко всему петербургскому циклу.

По-разному выглядит «главная выставка» столицы в различные часы дня и вечера. Изображая Невский проспект в разное время дня, Гоголь как бы характеризует социальный профиль Петербурга, его общественную структуру. Здесь  представлена «тысяча непостижимых характеров и явлений». Среди петербургского населения писатель выделяет прежде всего простых людей, людей, имеющих занятия, несущих на себе бремя жизни. Ранним утром «по улицам плетется нужный народ; иногда переходят ее русские мужики, спешащие на работу, в сапогах, запачканных известью, которых и Екатерининский канал, известный своей чистотою, не в состоянии бы был обмыть… Можно сказать решительно, что в это время, то есть до 12 часов, Невский проспект не составляет ни для кого цели, он служит только средством: он постепенно наполняется лицами, имеющими свои занятия, свои заботы, свои досады, но вовсе не думающими о нем» [1,с.5].

С простыми людьми, занятыми свои делом, трудом, писатель сопоставляет «избранную», знатную публику, убивающую время на пустяки; для них Невский проспект «составляет цель» - это место, где можно показать себя. Описание знатного, чиновного Петербурга проникнуто иронией. Из пестрой толпы перо Гоголя выхватывает какие-то детали костюма или портрета, и в них с поразительной яркостью отражается весь Петербург. Проспект как бы соединяет собой все разобщенные слои столичного населения: разделенные социальной иерархией и даже временем своего появления на главной улице (каждое сословие заполняет ее в свой час), они своеобразно соединены неминуемым пребыванием в одной и той же точке пространства: «всемогущий Невский проспект!.. Боже, сколько ног оставило на нем следы! И неуклюжий грязный сапог отставного солдата, под тяжестью которого, кажется, трескается самый гранит, и миниатюрный, легкий, как дым, башмачок молоденькой дамы…и гремящая сабля исполненного надежд прапорщика, проводящая на нем резкую царапину…» [1,с.10]

Так рисуется образ необычайного сообщества людей, созданного современным городом: люди живут рядом, вплотную друг к другу, но не вместе, не сообща. «Люди, живущие только за одной стеной, кажется, как бы живут за морями». Невский проспект притягивает всех, потому что здесь «пахнет одним гуляньем». В петербургском мире важнее всего «смотреться», выглядеть, то есть казаться, а не быть. Поэтому усы или бакенбарды замещают человека, а улица, где каждый являет другим все «казовое», что в нем есть, подменяет собой город. В известном смысле, улица эта действительно равна городу, потому что наиболее полно воплощает сущность той странной «общей жизни», которую город создает.

Всех этих людей объединяет стремление казаться красивее, богаче, солиднее, чем они есть на самом деле. Пышное великолепие Невского оборачивается его внутренней пустотой и безобразием. Здесь ничему нельзя верить, все дышит обманом: «Он лжет во всякое время, этот Невский проспект». Описание Невского проспекта открывает и заключает повесть.

Контрастны начало и финал «Невского проспекта». Если в начале повести показан парадный, «блистательный» Петербург, то в ее финале выступает обнажение лжи, фальши этой «парадности». Два человеческих характера. Две судьбы, два совершенно различных взгляда на действительность - все это сталкивает в своей повести Гоголь.  И вот вывод, к которому он подводит читателя: какой же странный это город Петербург, в котором гибнет честный, никем не защищенный талант и преуспевает наглая, самодовольная пошлость! [11,с.248].

В «Петербургских записках», характеризуя тогдашний Петербург, писатель оттенял господство в нем «светскости», чиновной бюрократии, растущего меркантилизма. В сравнительной характеристике Петербурга и Москвы содержится замечательное определение роли тогдашнего чиновного Петербурга. «Москва, - писал Гоголь,- не глядит на своих жителей, а шлет товары на всю Русь; Петербург продает галстуки и перчатки своим чиновникам… Москва нужна для России, для Петербурга нужна Россия»[11,с.255].

Каждой из гоголевских повестей раскрывается какая-то существенная грань Петербурга, его бытового или общественного уклада. В этом отношении особенно примечательна повесть «Нос». Сюжет ее развивается таким образом, что позволяет автору дать наиболее полный социально-психологический разрез петербургского общества. Это при том, что сюжет основан на совершенно невероятной истории. Нелепое, фантастическое происшествие, случившееся с коллежским асессором Ковалевым, дало возможность писателю заглянуть в самые потаенные углы Петербурга и сделать важные обобщения. «Фантасмагория» «Носа» создала ему славу одного из самых загадочных произведений Гоголя. Многие критики видели в ней художественное выражение идей господства иррациональных сил в жизни людей. Однако ничего ирреального, мистического в повести нет. «Фантасмагория» «Носа»  обусловлена тем сатирическим заданием, которое поставил перед собой писатель, создавая это произведение. Необычные ситуации, фантастика являются в «Носе» исходным моментом для воплощения живых человеческих характеров, отражения социальных взаимоотношений.

Используя жанр сатирического гротеска, писатель насыщал его большим общественным содержанием. Весьма существенно то близкое соприкосновение между повестями «Нос» и «Невский проспект», которое обнаруживается в обрисовке образов Ковалева и Пирогова – пустых, ничтожных людей, объятых жаждой «возвышения», погруженных в заботы о карьере. Писатель развенчивал тот культ чина, который составлял неотъемлемую особенность социальной жизни эпохи и, в частности, Петербурга. Характеризуя привилегированную среду, ее «правоверных» представителей, декабрист Улыбышев писал: «Чины, кресты и ленты – их кумиры, исключительное мерило их уважения и почтения, главный двигатель их деятельности и единственная цель их существования. Таким образом, степень достоинства определяется у них только густотою эполет или же табелью о 14 классах». Тот же «закон», действовавший в жизни общества, а особенно Петербурга, очень метко определили Белинский, который писал: «В то время высокий и священный сан человека не признавался ни за что, и человек считался ниже не только титулярного советника, но и просто канцеляриста» [11,с.261]. Гоголь в форме гротеска раскрыл ту реальную картину, что в современном ему обществе предметом безграничного почитания является чин, звание, а вовсе не тот, кто ими обладает. Само по себе звание достаточно для того, чтобы вращаться в обществе и пользоваться весом.