Предромантизм в русской литературе: зарождение, эволюция, современная концепция взглядов

Не  заключит меня гробница,

Средь звезд не превращусь я в прах;

Но,  будто некая цевница,

С небес раздамся в голосах.

И се уж кожа, зрю, перната 

Вкруг стан обтягивает мой;

Пух на груди, спина крылата,

Лебяжьей  лоснюсь белизной. 

     Поэтическое творчество Державина длилось около  полувека; оно стало своеобразной художественной летописью его времени. В нем отразились и события  исторические — взятие Очакова и  Измаила, победы Суворова в Италии, восшествие на престол Александра I и мн. др.,— и явления душевной жизни поэта и его современников. Многих поразило переложение 81-го псалма, позже названное автором «Властителям и судиям». С присущей Державину мощью здесь обличается неправда, неправосудие земных царей. Обращенные к Богу призывы покарать их, в раскаленной атмосфере последних лет царствования Екатерины II, напуганной Великой французской революцией, навлекли на Державина обвинения и угрозы. Ему удалось обелить себя, напомнив, что его стихотворение — только переложение текста псалмопевца Давида и что царь Давид не был якобинцем. Несколько поколений восхищались огромной одой «Водопад», написанной на смерть фаворита императрицы, полководца и государственного деятеля князя Потемкина. В списках распространялась обличительная сатирическая ода «Вельможа». Прекрасным памятником Суворову стало стихотворение «Снегирь».

     За  три дня до смерти поэт начал философскую  оду, но сочинил только одну строфу. Этой превосходной, внутренне уравновешенной и завершенной миниатюрой окончился  неповторимый творческий путь: 

Река  времен в своем стремленьи

Уносит  все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

А если что и остается

Чрез  звуки лиры и трубы,

То  вечности жерлом пожрется

И общей не уйдет судьбы. 

     Державин  не случайно почитал 1779 г. особенно важным в своей творческой судьбе. Не случайно тогда было написано стихотворение  «На смерть князя Мещерского». В  этом году он вошел в кружок Николая  Львова — разносторонне одаренного, превосходно образованного человека, занимавшего в жизни принципиально дилетантскую позицию,— и в поэзии, и в искусстве вообще, и в науке. Львов понимал, что время одностороннего рационализма проходит, что в искусство слова все больше проникает культ чувств. На чувства сильно воздействует природа, в ней человек ищет соответствия своим настроениям — отсюда повышенный интерес к литературному пейзажу, не свойственный классицизму. Внимание направлялось на народное творчество, в котором так естественно выражались простые чувства простых людей, живущих на лоне природы в единении с нею. Он издал «Собрание русских народных песен с их голосами» (т. е. с нотами) — ценный источник для поэтов, композиторов, ученых, образованных людей  конца XVIII — начала XIX вв.

     Из  французских теоретиков классицизма  Львову был близок не столько Буало, сколько Ш. Баттё, который одно из главных мест в литературной теории отводил категории вкуса. Под влиянием Баттё находились и некоторые поэты второй сумароковской школы, выходившие за пределы, очерченные ортодоксальной эстетикой классицизма, например Майков. Но в кружке Львова категории вкуса придавали почти решающее значение. Почти любые отступления от системы классицизма считались допустимыми, если они оправдывались вкусом. Критерии вкуса были несколько неопределенны, но вместе с тем достаточно ясны: следовало избегать крайностей, стремиться к естественности, гармонии, равновесию между мыслью и чувством, традициями мировой культуры, отразившимися в классицизме, и национальной русской культуры, запечатленной в фольклоре и литературе. В поэзии это означало — очень приблизительно и с оговорками — ориентацию на средние жанры, средний стиль и соответствующие стиховые формы.

Мировоззрение Львова отражает великое романтическое движение, которое с середины XVIII в. разворачивалось в Европе. Его первые веяния парадоксальным образом соседствовали с идеями Века Разума, Просвещения и противоречили им. Культу разума противопоставлялся культ чувств, цивилизации — природа, городской и придворной суете противопоставлялся естественный человек. Новый строй понятий в наибольшей степени связан с именем Жан-Жака Руссо. Высшей ценностью для культуры классицизма было государство; для романтического движения превыше всего была человеческая личность. Предромантизм второй половины XVIII в. проявлялся в России и за пределами кружка Львова, например в «Душеньке» Богдановича, в поэмах-сказках Хераскова, но не было в России явления более характерного, чем этот кружок.

     Войдя в него в 1779 г., Державин познакомился с идеями раннего предромантизма в сочетании со своеобразно истолкованными идеями Баттё. Влияние кружка Львова оказалось необыкновенно плодотворным. Из нового круга представлений возникло стихотворение «На смерть князя Мещерского» и все то устремление не только к рассудку, но и к чувствам читателей (в том числе могущественной читательницы — императрицы), которое принесло державинской поэзии ее самые громкие успехи. Отсюда же вышли стимулы переложения псалма 81-го «Властителям и судиям». Государство попирало человеческую личность; предромантическое внимание к отдельному человеку сразу же вызывало протест против угнетения, по крайней мере — против его крайних форм. Отсюда и взгляд на Екатерину II в «Фелице» и ряде связанных с нею од («Благодарность Фелице», «Видение мурзы» в первую очередь) не только как на богоподобную государыню, но и как на простую, добрую, снисходительную, добродушную женщину.

     Один  из самых одаренных друзей и единомышленников Львова Василий Капнист в те же годы пишет сатиру, обличающую нравы  придворных, помещиков, чиновников, лжеученых, бездарных рифмотворцев — создает сатирическую картину всей русской государственной и общественной жизни, едва прикрытую казенными комплиментами Екатерине II. Следом за этим он создает «Оду на рабство», в которой обличает закрепощение украинских крестьян. Позже он отходит от злободневных политических тем и находит себя в предромантической лирике природы и любви. Впрочем, написанная в середине 1790-х гг. стихотворная комедия «Ябеда» силой обличительного пафоса предваряла «Горе от ума» и «Ревизора».

     В 1779 г. при участии кружка Львова вышла  в свет первая книга басен Ивана  Хемницера. Кроме басен, имевших устойчивый успех, он писал сатиры, эпиграммы, послания. Творчество Хемницера способствовало утверждению равновесия между рассудочностью и эмоциональностью, уходу от крайностей, постепенному отступлению от поэтики классицизма. Ему принадлежат выразительные афоризмы, один из которых мы здесь приведем: 

Науки все корысть на свет произвела,

Поэзия  одна из чувств произошла. 
 

2.2 Предромантическая поэтика в драматургии Г.Р. Державина 
 

     Опыты Г.Р.Державина в области драматургического  творчества относятся к 1790-1800-м годам  и отражают важнейшие жанрово-стилевые преобразования, связанные с предромантическими тенденциями в русской литературе. Обусловлены они были во многом характерным для времени мировосприятием: общество вдруг осознало свою сопричастность к многовековой истории страны и народа. Тогда, как пишет современный исследователь, русский человек освободился от необходимости вести отсчет векам от реформы Петра Великого и испытал острую потребность «глубинного осознания собственных начал; обдумывания своего национального пути уже во всей его полноте и сложности». Тогда стали известны, хотя еще и не были в достаточной степени обработаны и изучены, реальные свидетельства того, как жили, мыслили, чувствовали наши далекие предки. Русские историографы, поэты, писатели «художественно конструировали» старину, практически заново открывая Древнюю Русь.

     Для времени характерно было понимание  истории, которое основывалось на материалах древних летописей (включающих в  себя легенды и сказания), русского фольклора, славянской и псевдославянской мифологии. Истинно научные представления тогда еще не сложились, точное знание заменялось «баснословием», которое, по убеждению многих современников Державина, давало объективное знание характера и мировоззрения древних народов. «…Сказки и предания приучили нас окружать Владимира каким-то баснословным блеском, который может заменить самое историческое вероятие», - писал В.А. Жуковский, и в своих произведениях на темы русской старины намеревался «с вымыслами соединить и вероятное изображение нравов, характера времени, мнений».

     Утвердившиеся в обществе умонастроения требовали  решительной реконструкции художественной системы классицизма, обращавшей человека к внеисторическим, метафизическим сущностям бытия. Настоящим открытием стало «Слово о полку Игореве» (впервые опубликовано в 1800 году), в нем увидели художественное отражение древней эпохи. Поэтика и оригинальный стиль памятника были восприняты большей частью литературных деятелей эпохи через посредство художественной системы древнего русского и скандинавского эпоса, мифологии, поэзии Оссиана.

     Мировоззрение нового века стремилось к многостороннему  и многоуровневому восприятию мира. В искусстве это привело к  широкому распространению синтетических  жанров, сочетанию в одном целом  разнородных выразительных и  изобразительных средств. Философское  объяснение романтического синэстетизма было дано Ф.Шеллингом. Переходным, не усвоившим органически элементы других видов искусства, был жанр «театрального представления». (В литературный и театральный обиход введен Екатериной II, написавшей в 1890-х годах несколько подобного рода сочинений, и среди них – «Большое историческое представление с хорами, свадебными песнями и балетом «Начальное управление Олега»).

     В начале 1800-х годов драматургические произведения различных жанров создавались  Г.Р. Державиным одно за другим. Наибольшего  исследовательского интереса в связи  с поставленной проблемой, на наш  взгляд, заслуживают «театральные представления» «Добрыня» (1804) и «Пожарский, или  Освобожденная Москва» (1806). (Не считаем  возможным изменить данное автором определение жанра). Уже ранее было справедливо замечено, что эти опыты «являются ярким примером творческого новаторства Державина, поисков им путей к свободному от канонов и условностей классицизма искусству».

     В создании «театральных представлений» Державиным, очевидно, двигала потребность  художественного воссоздания прошлого России. В предисловиях к ним автора сказано: «Все действия взяты частию из истории, частию из сказок и народных песней» (к «Добрыне»); «Все сии характеры … взял я, ничего к ним не прибавляя, точно из истории; а по свободе поэзии вымыслил только некоторые вводные происшествия…». Конечно, ссылаясь на эти замечания, нельзя говорить о намерении автора написать историческую (в современном понимании) пьесу. В них отражено характерное для начала XIX века представление об историзме в литературе.

     Державиным  эстетически воссоздана обстановка русского средневековья. Важную роль в  ее создании играют авторские ремарки, подробные и художественно выразительные. В «Добрыне» первое действие представляет берег Днепра, второе – «готический  златоверхий княжны Прелепы терем, окнами и лестницею на берег…» (4:60). На протяжении третьего, кульминационного действия сцена «переменяется» несколько раз. Представлен терем Прелепы, затем – «великолепный дворец княжеский» и, наконец, «небольшая часть сада с каскадами, освещенная луной, которой луч, отражаясь от крышки золотой терема Прелепы, падает на водоскаты. В тени видны мрачные переходы и потаенная лестница» (4:85,89). Момент развязки действия происходит, когда на сцене представлена «…внутренность храма, наполненного кумирами» (4:106).

     Истинно живописны описания места действия в «Пожарском». В них сказалось  античное влияние (изображение дворца и храма), древней русской литературы (в создании массовых сцен), «готических» описаний (сцены «на берегу Днепра»  и «в саду», где подвижные изображения  и неясные очертания предметов  создают атмосферу таинственной недосказанности). Относя действие к  конкретному историческому времени, Державин не стремился к полному  правдоподобию бытовых деталей. Его интерес сосредоточен преимущественно  на человеке, его характере, образе мысли и чувствования.

     Персонажи «Добрыни» окружены миром, в котором  действуют таинственные и враждебные человеку силы. Начинается представление  с диалога Добрыни и его  конюшего Торопа, который говорит, что  видел летящего по небу огненного  змея, считает это дурным предзнаменованием: они «Влетают в домы, в башни, / Пролазят и сквозь стен…», соблазняют прекрасных жен (4:51). В третьем действии княжна Прелепа видела «вещий» сон, в котором «пожрал Добрыню змей». Огненным змеем оборачивается хан Тугарин во время поединка с Добрыней, накануне которого «На кровле филин там уныло завывал / В лугах русалки хохотали». Образ Тугарина Змея, упоминание о других мифологических образах очень естественно входит в художественный мир произведения, воссоздавая своеобразие мировоззрения славян дохристианской эпохи.