Предромантизм в русской литературе: зарождение, эволюция, современная концепция взглядов

1. Предромантизм в русской литературе: зарождение, эволюция, современная концепция  взглядов.

    Предромантизм - очень своеобразный литературный феномен, с ярко выраженной переходностью  своего характера. Даже хронологические  его границы, тем более - в пестрейший период последней четверти XVIII столетия в России - постоянно, в концепциях различных исследователей, подвергаются корректировке. Так или иначе, время  господства этого направления в  русской литературе признается современными учеными от психологической лирики и поздних поэм Хераскова и  балладных опытов Муравьева (1760-1780-е  годы) - через карамзинский «Московский журнал» (1791) - вплоть до творческих моделей Батюшкова, Гнедича, а в некоторых случаях - даже Дениса Давыдова (1800-1820-е годы).

    Сам термин был введен в науку о  литературе исследователями французской словесности в начале XX века: почти одновременно его использовали в своих трудах Поль Азар («Этюды по истории французской литературы», 1907) и Даниэль Морне («Романтизм во Франции XVIII века», 1909). К 1920-1930-м годам научная концепция внове открытого явления была наиболее полно разработана в исследованиях голландца Поля ван Тигема. В западном литературоведении, с этого времени и по сей день, наиболее частотен термин «преромантизм». В 1910-е годы в России идея о существовании в западных литературах рубежа XVIII-XIX веков последовательно проводится А.Н.Веселовским, используя в новом научном контексте кальку с итальянского, ученый именует исследуемый феномен - «до-романтизм». Наконец, к 1950-1960-м годам в отечественной науке окончательно закрепляется термин «предромантизм».

    Понятийная  сущность термина («преромантизм» / «доромантизм» / «предромантизм») также все еще достаточно подвижна. Как замечал в начале XX века академик А.Н.Веселовский, целый ряд ярких примет направления «заключен» в поэтике баллады: «Присоединим к таинственному пейзажу [...] оссиановские туманы и мир экзотических призраков - и у нас [...] целая система представлений и образов, питавших балладу [...] это не романтизм [...], а доромантизм (итальянцы называли его preromantismo) на почве чувствительности ...».

    В итоге, уже на закате дореволюционного литературоведения - и вплоть до ярких  работ Г.Гуковского, Д.Благого, Л.Пумпянского возникает устойчивая тенденция отказать предромантизму в «суверенности», увидеть в нем нечто, фактически неразделимое с сентиментализмом (западные слависты, наоборот берут за точку отсчета предромантизм, а сентиментализм, по крайней мере - в России, объявляют не более как «внутривидовым» явлением в нем - показательна в этом свете идея Р.Нойхойзера о предромантизме Карамзина.

    С другой стороны, попытки «отстоять» предромантизм нередко ведут  к стремлению составить максимально  полные и точные «списки» его черт - которые (списки) на деле оказываются, правда, нередко полуповторением основных постулатов романтической теории. Показательна «модель» предромантизма, предложенная Л.Суханеком (в его книге «Предромантизм в России», 1990):

1. Оригинальность - реакция на псевдоклассический нормативизм;
2. Культ воображения, наития и Гения;
3. Ключевое внимание к сфере человеческих эмоций - равно отличающееся и от «чувствительности» сентиментализма и от психологизма романтизма;
4. Идеализация средневековья, интерес к народно-исторической теме;
5. Увлечение дикой, зловещей, таинственной природой и фантастикой, чудесным, так называемым «надприродным».

    В сходном русле работала и А.В.Архипова, еще более «смешав» предромантизм с романтизмом своим предложением считать за его (их!) мировоззренческую основу «психологизм, историзм, народность». В.А.Западов более определенен, предлагая считать «опознавательными знаками» феномена предромантизма выдвижение человеческой индивидуальности с окружающим ее «объективно - реальным, конкретно-чувственным миром» и «отказ от [...] «подражания образцам»» в пользу «концепции гениальности и творческого» вдохновения.

    В.Н.Касаткина, конкретизируя гипотезы предшественников, «добавляет» в научно-исследовательскую  картину такую существенную черту  предромантического «экзистенциализма», как «выражение неудовлетворения жизнью и меланхолия».

    Ряд ученых-филологов (от Р.Нойхойзера в 1960-1970-е годы - до А.И.Разживина и его исследований уже начала XXI века), в рамках общей проблемы предромантического историзма (и фольклоризма) склонны усматривать прозрачное «предшествующее влияние» просветительских концепций Руссо и Гердера.

    Прямые  родственные параллели, нередко  даже - в «обход» более близкого историко-литературного контекста, проводятся современными интерпретаторами наследия предромантизма и с такими далекими в принципе по времени явлениями  как барокко или классицизм («мистериальность», становление проблемы поэтичской избранности (гениальности), трансформация поздней оды и др.).

    В диссертации Е.И.Кузьминой предпринята  еще более интересная попытка: найти  созвучия между литературой, традиционно  считавшейся (пред) романтической, и таким самобытным явлением, как русский неоклассицизм. Черты последнего в развитии исследователь находит в творчестве целого ряда поэтов последней четверти XVIII - первых десятилетий XIX веков: от Муравьева и Львова - до Жуковского и Батюшкова. В целом, обобщая концепцию ученого, можно говорить о том, что, по ее мнению, именно новое видение античности стимулирует фольклористические изыски писателей конца XVIII - начала XIX столетий (в том числе, прежде всего - идея «высокой свободы» с целью «возвысить предмет поэтического изображения»), новое прочтение гердеровской теории истории, рецепцию европейского оссианизма (к примеру, в опытах В.Капниста, Г.Державина) и др.

    Амбивалентная природа предромантизма ведет к  тому, что сущность его полно отображается в ряде характерных диалектических оппозиций:

1. «ночная поэтика» как «кладбищенская», знак бренности, преходящести - и символ человеческого Бессмертия, стремления в Бесконечность и приобщения к Богу;
2. оптимистический гуманистический пафос (в том числе через темы восприятия мира как Чуда, Гения и Мечты) - в противостоянии мотивам раздвоенности, катастрофичности и трагизма¹;
3. мифологизм, в том числе - как мировоззрение, намечающее путь из ограниченного человеческого Бытия к новому осмыслению «объективно- чувственного» мира Природы;
4. «готическая школа» и оссианизм в новоевропейской литературной традиции как воплощение предромантической рефлексии, выходящей уже и к романтическому культу «мировой скорби»;
5. философия смерти и Бессмертия в юнгианстве.

    Очевидные отголоски предромантизма продолжают жизнь и в последующем литературном развитии, что показательно, особенно актуализируясь в словесности порубежных периодов. Так, в литературе Серебряного  века, при общем возросшем интересе к поэзии XVIII века (в т.ч. - к предромантическим изыскам позднего Г.Р.Державина), очень востребованной оказывается неоготическая поэтика, характерный культ Гениальности и т.п. В современной постмодернистской ситуации не обошлось дело без подтекстового «воспоминания» о принципах предромантической иронии и игры.

    Безусловно, важно, возвращаясь к ближнему для предромантизма контексту русской словесности XVIII - начала XIX веков, иметь в виду его творческие диалоги с поэтикой барокко, классицизма и сентиментализма. В литературе барокко конца XVII - начала XVIII веков предромантизму, в частности, наиболее близки оказываются такие принципы, как:

1. диалектика Разума и Чувств,
2. смешение жанров и стилей (вспомним: проблему соединения остроумного с серьезным, синкретичный жанр трагедокомедии и т.п.),
3. представления о Поэте как «посланнике» и «переводчике» богов (через мифологемы Солнца и Пути готовится, в частности, будущий культ Гения),
4. характерная метафоризация Бытия (напр., уже в поэмах школы С.Полоцкого устойчиво варьируется мистический архетипический образ Вселенной, возникшей из Хаоса, что затем получит свое логическое развитие в масонской предромантической поэме М.Хераскова - «Вселенная»).

    К характерному, ключевому для классицизма, понятию Красоты (Образец - как воплощение вечности эстетического Идеала), предромантизм  в диалоге с ним добавляет  новые смысловые виды: Ужасного, Экзотического (модификация - так наз. Готическое), Народного и некот.др.

    Исследователями западной словесности Нового времени  пре(д)романтизм изучается уже давно и, к настоящему моменту, острота научных дискуссий и противоречий уже достаточно стихла. От классических трудов академиков М.Алексеева и В.Жирмунского (первая половина XX века) - к работам Н.Михальской и Н.Соловьевой (1970-1980-е гг.) - и к современным аналитическим монографиям М.Ладыгина, Вл.Лукова, И.Вершинина (2000-е годы). - налицо, разветвленная и единая одновременно, научная школа.

    Среди исследователей феномена предромантизма в русской словесности подобного  согласия пока еще нет. Очевидна все  еще тенденция «сосуществования»  отдельных авторских школ, каждая из каковых возникает вокруг определенного ученого. В настоящее время определились и завоевали свои позиции школы таких литературоведов, как:

1. Проф. Владимир Александрович Западов (Ленинградский - Санкт- петербургский педагогический институт / университет), наиболее известны из его последователей: Светлана Александровна Сионова (Елецкий университет им.И.А.Бунина) и Римма Михайловна Лазарчук (Череповецкий университет);

    Б. Акад. Вера Николаевна Аношкина (Москва, Московский государственный областной университет). В 2006 году ученицей В.Н.Аношкиной - Татьяной Васильевной Федосеевой (Рязанский университет) защищена докторская диссертация по проблемам прозы и драматургии русского предромантизма;

2. Проф. Валентин Иванович Федоров (Московский государственный педагогический университет). Значительное внимание предромантизму ученый уделил в своей докторской диссертации, легшей позднее в основу классического учебника «История русской литературы XVIII века» (первое издание - 1982 г.). Продолжили исследования В.И.Федорова его коллеги и ученики: проф. Сергей Николаевич Травников, доц. Ирина Николаевна Гаврилкова

    Г. Проф. Анатолий Ильич Разживин (Елабужский педагогический университет). Круг научных интересов этого литературоведа связан прежде всего с поэмами русского предромантизма. В начале 2000-х годов ученик А.И.Разживина Эмиль Наильевич Валеев защитил диссертацию по творчеству одного из виднейших поэтов русского предромантизма - Гавриила Каменева.

    Кроме того, вопросы русского предромантизма, и в первую очередь - аспекты изучения предромантической мифопоэтики, активно разрабатываются: в Магнитогорском университете (проф . Алексей Владимирович Петров ), а также в ближнем Зарубежье: в Белоруссии (проф. Татьяна Евгеньевна Автухович, Гродненский университет), в Украине (доц. Анастасия Валентиновна Попович, Херсонский университет).

2. Предромантизм в творчестве Г.Р. Державина

1. Жанровые  принципы в творчестве Г.Р. Державина.

     Сумароков умер в 1777 г. Но освободившееся место  первого поэта не занял кто-либо из его учеников. Два года спустя была опубликована ода Гаврилы Державина "На смерть князя Мещерского». Державин был уже не первой молодости (он родился  в 1743 г.), уже кое-что  написал и  напечатал, но только это стихотворение  раскрыло его великий дар. В конце  жизни он написал пространное  «Рассуждение о лирической поэзии или  об оде», всю жизнь считал себя верным приверженцем классицизма, с почтением  отзывался о Ломоносове и Сумарокове. А между тем, для его могучего поэтического дара, воображения, слога машина классицизма оказалась малопригодной. Именно ее соразмерность всех деталей, заданность наперед известных результатов, предуказанность средств не подходили к темпераменту, склонному скорее предписывать свои правила, нежели исполнять чужие. Сам поэт полагал, что написал оду, так же воспринимали «На смерть князя Мещерского» почти все читатели и критики. Между тем, это столько же ода, сколько и элегия.

     Жанр  элегии предполагает грустные размышления  о жизни и смерти, о тщетности  тщеславных устремлений ввиду неотвратимого  конца, воспоминания о прошлом, вздохи о быстролетном счастье. Только природа может предложить утешение герою и читателю элегии. Жанр этот находился на далекой периферии классицизма. Весь круг мыслей и чувств не государственного, а простого человека, обращение к природе как к высокой и художественной, этической ценности,— все это противоречит рационализму и государственной ориентированности классицизма.

     И вот Державин совмещает столь  несовместимые жанры оды и  элегии. Князь Мещерский был богат, любил наслаждаться жизненными благами, он ничем не прославился ни в военной, ни в гражданской деятельности, и воспёвать его было не за что. Но он был человек; поэтому уже eго кончина настраивала на размышления. Все стихотворение построено на антиномиях — противоречиях, равно убедительных и в то же время непримиримых.