Горький Максим Достигаев и другие

Автор: Пользователь скрыл имя, 08 Ноября 2010 в 17:28, лекция

Описание работы

текст произведения М.Горького. Пьеса.

Работа содержит 1 файл

Горький Максим Достигаев и другие.doc

— 335.00 Кб (Скачать)

В а р в  а р а (зловеще). Пытаешься действовать  самостоятельно? Андрей, твоё выступление  было неудачно. Очень. Пойми: большевики - это уже не "ослы слева", и знамя их не "красная тряпка", как сказал о них и о знамени Милюков, нет, это уже знамя анархии...

З в о н  ц о в. Ты страшно горячишься. И - говори тише, кругом - люди. И почему нужно говорить сейчас? Начинается заседание.

В а р в  а р а. Слушай: мы между двух анархий, красной и чёрной.

З в о н  ц о в. Ну да, да! Я понимаю это, знаю...

В а р в  а р а. Нет! Ты не понимаешь ни трудности  нашей позиции, ни выгод её...

З в о н  ц о в. Ах, боже мой! Как ты любишь учить! Но я именно так и говорил о большевиках.

В а р в  а р а (страстно). Нет, не так! Надо было резче. Надо бить по черепам каменными  словами. Твоё ликование по поводу неудачи  большевиков в Петрограде - неуместно  и бестактно. Лозунг "Вся власть Советам" - вот чем ты должен действовать на толстую кожу...

З в о н  ц о в. Ты ужасно настроена!

В а р в  а р а. Красивые речи твои...

З в о н  ц о в. Удивляюсь! Чего ты боишься?

В а р в  а р а (шипит в лицо ему). Ты - глуп! В тебе нет классового чувства...

З в о н  ц о в. Позволь! Чёрт возьми! Что я - наёмник твой? И - при чём здесь классовое чувство? Я - не марксист... Какая дичь!

(Быстро идёт  в зал, Варвара изнеможенно  садится на стул, бьёт кулаком  по столу, Елизавета идёт навстречу  Звонцову из зала.)

Е л и з  а в е т а. Дрюдрюшечка, солёненький мой, как люблю тебя!

З в о н  ц о в (сердито). Позволь... В чём  дело?

В а р в  а р а. Ведёшь ты себя, Лиза...

Е л и з  а в е т а. Ай! Ты - здесь? Да, Варя, я плохо веду себя. "Жизнь молодая  проходит бесследно", и - очень скучно всё! Но ты - не бойся. Я Андрея не отобью у тебя, я его люблю... патриотически... нет, как это?

З в о н  ц о в (хмуро). Платонически. Пусти  меня!

Е л и з  а в е т а. Вот именно - протонически! И - комически. Андрюша, после всей этой чепухи - можно танцы, а?

В а р в  а р а. Ты с ума сошла!

Е л и з  а в е т а. Милые губернаторы! Вы всё можете! Давайте устроим...

З в о н  ц о в (строго). Это невозможно. (Освободился, ушёл.)

Е л и з  а в е т а. Выскользнул... Ну... устроим маленький пляс у Жанны. Варя, приглашаю! Бог мой, какое лицо! Что ты, милая? Что с тобой?

В а р в  а р а. Уйди, Елизавета!

Е л и з  а в е т а. Дать воды?

В а р в  а р а. У-уйди...

(Елизавета бежит  в буфет. Варвара несколько  секунд стоит, закрыв глаза.  Мелания и Павлин - из зала. Варвара  скрывается в дверь направо.)

М е л а  н и я. Жарко. Тошно. Надоело всё, обрыдло, ух! Сильную бы руку на всех вас...

П а в л  и н (вздохнув). "Векую шаташася языцы".

М е л а  н и я. Говорил с Прокопием?

П а в л  и н. Беседовал. Натура весьма разнузданная и чрезмерно пристрастен к  винопитию...

М е л а  н и я (нетерпеливо). Для дела-то годится?

П а в л  и н. Ничем не следует пренебрегать ради просвещения заблудившихся, но...

М е л а  н и я. Ты - прямо скажи: стихи-то подходящи?

П а в л  и н. Стихи вполне пригодны, но - для  слепцов, а он... зрячий...

М е л а  н и я. Ты бы, отец Павлин, позвал бы к себе старика-то Иосифа, почитал  бы стихиры-то его да и настроил бы, поучил, как лучше, умнее! Душевная-то муть снизу поднимается, там, внизу, и успокаивать её, а болтовнёй  этой здесь, празднословием - чего добьёмся? Сам видишь: в купечестве нет согласия. Вон как шумят в буфете-то...

П а в л  и н (прислушиваясь). Губин бушует, кажется. Извините удаляюсь.

(Открыл дверь  в зал, оттуда вырывается патетический  крик: "Могучая душа народа..." Из дверей буфета вываливаются, пошатываясь, Губин, Троеруков, Лисогонов, все выпивши, но - не очень. Мокроусов, за ним старичок-официант с подносом, на подносе стаканы, ваза печенья.)

Г у б и  н. Чу, орут: душа, души... Душат друг друга  речами. И все врут. Дерьмо! А поп огорчился коньяком - даже до слёз. Плачет, старый чёрт! Я у него гусей перестрелял.

Т р о е  р у к о в. Сядем здесь  под портретом...

Г у б и  н. Не желаю. Тут всякая сволочь ходит.

Л и с о  г о н о в. Скажите, Лексей Матвеич...

Г у б и  н. И не скажу. Больно ты любознателен, поди-ка, всё ещё баб щупаешь, а?

(Троеруков хохочет.  Мокроусов открыл дверь направо,  официант прошёл туда.)

Л и с о  г о н о в. Лексей Матвеич - вопрос: помиримся с немцами или ещё  воевать будем?

Т р о е  р у к о в (печально). Царя - нет. Как воевать?

Г у б и  н. Воевать - не в чем. Сапог нет. Васька Достигаев с Перфишкой Нестрашным поставили сапоги солдатам на лыковых  подошвах.

(Ушли в гостиную  направо. Мелания - крестится,  глядя в потолок. Из зала  выходят Нестрашный, Целованьев, затем - Достигаев.)

Н е с т  р а ш н ы й. Наслушался. Хватит с меня. Мать Мелания, ты тоже не стерпела?

М е л а  н и я. Я отсюда речи слышу, душно  там. Что делается, Порфирий Петрович, а?

Н е с т  р а ш н ы й. Об этом - не здесь  говорить. Ты бы заглянула ко мне. Завтра?

М е л а  н и я. Можно. Послал господь на нас саранчу эту...

Н е с т  р а ш н ы й. Надо скорее Учредительное  собрать.

М е л а  н и я. На что оно тебе?

Н е с т  р а ш н ы й. Мужик придёт. Он без хозяина жить не может.

М е л а  н и я. Мужик! Мужик тоже бунтовать научен. Тоже орёт, мужик-то.

Н е с т  р а ш н ы й. А мы ему  глотку землёй засыпем. Дать ему немножко землицы, он и...

Д о с т  и г а е в. Допустим, Перфиша, что глотки мы заткнули, живот мужику набили туго, а - что делать с теми, у кого мозги взболтаны? Вот вопрос.

Н е с т  р а ш н ы й. Это ты, фабрикант, опять про рабочих поёшь?

Д о с т  и г а е в. Вот именно! Я - фабрикант, ты - судовладелец, кое в каких  делах мы компаньоны, а видно всё-таки, что медведи - плохие соседи.

Н е с т  р а ш н ы й. Перестань... Все знают, что ты прибаутками богат.

М е л а  н и я. В шестом-седьмом годах  показано вам, как надо с рабочими-то... Забыли?

Н е с т  р а ш н ы й. Достигаев, кроме  себя, ничего не помнит...

Д о с т  и г а е в (с усмешкой). Никак  это невозможно - о себе забыть. Даже святые - не забывали. Нет-нет да и напомнят богу, что место им - в раю.

М е л а  н и я. Заболтал, занёсся! Научился кощунству-то у Егора Булычова, еретика...

Д о с т  и г а е в (отходя). Ну, пойду, помолчу, язык поточу.

Н е с т р а ш н ы й. Иезуит. Ходит, нюхает, примеряется, кого кому выгодней продать. Эх, много такого... жулья в нашем кругу!

М е л а  н и я. Сильную руку, Порфирий, надобно, железную руку! А они вон  как...

(Выходит Губин,  за ним Троеруков, Лисогонов.)

Т р о е р у к о в. Не ходи...

Г у б и  н. Идём, я хочу речь сказать. Я им скажу, болванам...

(Увидал Нестрашного,  смотрит на него молча. Тот  стоит, спрятав руки с палкой  за спину, прислонясь спиною  к стене. Несколько секунд все  молчат, и слышен глухой голос  в зале: "Могучие, нетронутые, почвенные силы сословия, которое...")

Г у б и  н (как бы отрезвев). А-а-а... Порфирий? Давно не встречались! Что, брат? Вышиб  меня из градских голов, а теперь и  тебя вышибли? Да и кто вышиб, а?

М е л а  н и я. Лексей Матвеич, время ли старые обиды вспоминать?

Г у б и  н. Молчи, тётка! Что, пёс, смотришь на меня? Боишься?

Н е с т  р а ш н ы й. Я дураков  не боюсь, а на разбойников сила найдётся...

Г у б и  н. Не боишься? Врёшь!.. Помнишь, как Егор Булычов по морде тебя...

Н е с т р а ш н ы й. Поди прочь, пьяница... (Замахнулся палкой.)

М е л а  н и я. Одумайтесь...

Г у б и  н (орёт). Ну, ладно! Давай мириться, Перфишка! Сукин сын ты... ну, всё равно! Давай  руку. (Вырвал палку у Нестрашного.)

(Выскочил Мокроусов.  Из двери буфета выглядывают люди, из зала вышел какой-то человек и строго: "Господа, тише!" Троеруков, сидя у стола, самозабвенно любуется портретом. Нестрашный хотел уйти в зал, - Губин схватил его за ворот.)

Г у б и  н. Не хочешь мириться? Почему, а? Что  я - хуже тебя? Я, Лексей Губин, мужик самой чистой крови-плоти, настоящая Россия...

Н е с т  р а ш н ы й. Пусти, собака...

Г у б и  н. Я тебе башку причешу!

М о к р  о у с о в (хватая Губина за руку). Позвольте... Что же вы делаете!

М е л а  н и я (людям в дверях буфета). Разнимите их, не видите, что ли?

Г у б и  н (оттолкнув Мокроусова). Куда лезешь? На кого руку поднимаешь, а?

(Нестрашный  пробует вырваться из руки  Губина - безуспешно. На шум из  зала, из буфета выходят люди, в их числе - Достигаев с  какими-то бумагами в руке. Из зала поспешно проходит Бетлинг под руку с Жанной, она испугана.)

Е л и з  а в е т а (как всегда, весёлая, подбежала к мужу, спрашивает). Неужели  дерутся?

(Он машет  на неё бумагами. Мокроусов ударил  кастетом Губина снизу по локтевому  сгибу.)

Г у б и н (охнув, выпустил Нестрашного, орёт). Это - кто меня? Кто, дьяволы? Губина? Бить? (Его хватают за руки, окружают, ведут в буфет, он рычит.) Подожгу... Жить не дам...

(Из зала сквозь  толпу появляется Ольга Чугунова, древняя старуха, в тёмных очках,  её ведут под руки сын Софрон, лет за 50, и другой, Константин, приблизительно такого же возраста. Оба в длинных, ниже колен, сюртуках, в нагольных сапогах. На публику эти мрачные фигуры действуют подавляюще.)

М е л а  н и я. Здравствуй, Ольга Николаевна!

Ч у г у н о в а. А? Кто это? Мелания, кажись? Стойте, дети! Куда пошёл, Софрон?

С о ф р  о н. Кресло вам, маменька.

Ч у г у  н о в а. Константин подаст, я  тебе не приказывала. Что, мать Мелания, а? Делается-то - что? Гляди-ко ты: нотарусы да адвокаты купечеству смирненько служили, а теперь даже и не в ровни лезут, а командовать хотят нашим-то сословием, а? Воеводами себя объявляют... Что молчишь? Ты у нас бойкая была, ты - умная, хозяйственная... Не чужая нам плоть-кость...

М е л а  н и я (хрипло). Что я скажу?

Е л и з  а в е т а(мужу). Какая противная  старушка-то...

М е л а  н и я (очень громко). Говорила я, говорю...

Д о с т  и г а е в. Её, старушку эту, весь город боится.

Ч у г у  н о в а. Кричи! Криком кричи! В  колокола ударить надо. Крестный ход  вокруг города надо...

Е л и з  а в е т а. Глупости какие! Идём?

Д о с т  и г а е в (берёт её под  руку). Пошли... Ох, Лизок! Взглядов нет, взглядов!

Ч у г у  н о в а. Всё кричите... Всем миром  надо кричать.

М-е л а  н и я. А где он - мир? Нет - мира...

Занавес  

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

В доме Булычова. Поздний вечер. Столовая. На столе - самовар. Глафира шьёт рубаху. Т а  и с ь я перелистывает комплект "Нивы" в переплёте.

Т а и с  ь я. Это в сам-деле есть такой  город Александрия, или только картинка придумана?

Г л а ф  и р а. Город есть.

Т а и с  ь я. Столица?

Г л а ф  и р а. Не знаю.

Т а и с  ь я. А у нас - две столицы-то?

Г л а ф  и р а. Две.

Т а и с  ь я. Богатые мы. (Вздохнув.) А - какие  сволочи!

Г л а ф  и р а (усмехаясь). Сердитая ты девица...

Т а и с  ь я. Я-то? Я - такая... ух! Я бы всех людей спугала, перепутала сплетнями да выдумками так, чтоб все они изгрызли, истерзали друг друга.

Информация о работе Горький Максим Достигаев и другие