Генерал и его армия

      Владимов  Г.Н. «Генерал и его  армия» 

      Гео́ргий  Никола́евич Влади́мов (наст. фам. Волосевич, 19 февраля 1931, Харьков — 19 октября 2003, Франкфурт) — русский писатель.

      Родился 19 февраля 1937 в Харькове в учительской  семье. Учился в ленинградском Суворовском  училище. В 1953 окончил юридический  факультет Ленинградского университета. Печатался как литературный критик с 1954 (статьи в журнале «Новый мир», где начал работать: К спору о Ведерникове, Деревня Огнищанка и большой мир, Три дня из жизни Холдена и др.). В 1960 под впечатлением командировки на Курскую магнитную аномалию написал повесть Большая руда (опубл. 1961), вызвавшую дискуссии. Несмотря на внешнее сходство с типичным «производственным» романом, повесть стала одним из программных произведений «шестидесятников». Опубликованный в 1969 роман Три минуты молчания, повествующий в жанре исповедальной прозы о буднях рыболовного лайнера, выдвигает «титульный» лейтмотив о праве каждого на посылку своего сигнала «SOS» и узаконенных морскими (переносно – житейскими) законами трех минутах молчания, когда каждый такой сигнал должен быть услышан. Метафора и достоверность, литературный талант, проникновенно-элегический лиризм и скрытая обличительная мощь определяют ту манеру письма Владимова, которая в наибольшей мере проявится в его повести о караульной собаке Верный Руслан (опубл. в 1975 в ФРГ; в 1989 в СССР), где в рассказе о бескорыстном и преданном охраннике советских лагерей возникает постоянная для писателя тема трансформации лучших человеческих (в т.ч. воплощенных, в духе традиций А.Чехова и Л.Толстого, в образе сторожевого пса) качеств в трагическое «аутсайдерство», бесприютность, ощущение собственной ущербности или ненужности в современном изощренном и лживом мире, в неестественном и антигуманном общественном устройстве.

      В 1977 Владимов, выйдя из Союза писателей  СССР, становится руководителем московской секции запрещенной в СССР организации  «Международная амнистия». В 1982 публикует  на Западе рассказ Не обращайте внимания, маэстро. В 1983 эмигрировал в ФРГ, с 1984 – главный редактор эмигрантского журнала «Грани». В 1986 покинул пост, придя «к выводу, что это организация чрезвычайно подозрительная, вредная и бывшая в использовании по борьбе с демократическим движением». С конца 1980-х активно выступал как публицист и в отечественных изданиях. В 1994 на родине публикует роман Генерал и его армия (московская литературная премия «Триумф», 1995), посвященный истории войска генерала А.А.Власова, перешедшего в годы Великой Отечественной войны на сторону гитлеровских войск.

Умер 19 октября 2003 в Германии, похоронен в подмосковном Переделкине.

      Роман Владимова, опубликованный в сокращенном  варианте в журнале "Знамя" в 1995 году, получил Букеровскую премию и вызвал большой литературный скандал. "Генерал и его армия" подвергся  жестокой критике со всех сторон. Консервативные литераторы обвинили Владимова, во-первых, в искажении исторических фактов, а во-вторых — в проявлении симпатий к "железному" Гудериану (тут же припомнили, что сам Владимов с 1983 года живет в Германии). Критики-либералы заявили, что классический "толстовский  стиль" безнадежно устарел и в  эпоху "смерти литературы" Букера следует давать, скажем, поющему  эту смерть Владимиру Сорокину. Но и восторженных отзывов о романе тоже было более чем достаточно. Военно-исторический роман "Генерал  и его армия", повествующий о  генерале Кобрисове и взятии плацдарма  Мырятин, оборону которого держали  власовские батальоны, — роман почти  не военный и практически не исторический. Не исторический потому, что не было никогда генерала Кобрисова, не было Мырятина и Предславля (хоть и понятно, что речь идет о Киеве, а ключевая сюжетная коллизия романа — Предславль-Киев должен быть взят генералом с украинской фамилией — имела место в действительности). Владимов и не утверждал никогда, что все описанные им события — правда. "Генерал и его армия" — не военная книга, так как в ней отсутствует заявленный в заглавии второй главный герой — армия. Есть фронтовой дух, батальные сцены, но армии — будь то власовцы, немцы или русские — в романе нет. Войска Кобрисова — ординарец Шестериков, адъютант Донской, шофер Сиротин и внутренний враг — майор "Смерша" Светлооков. Все вместе они и есть главный герой романа, но фамилия его уже не Кобрисов, а неизвестно какая, скорее всего — Владимов. "Генерал и его армия" — психологическая (автобиографическая) книга, увлекательно написанная в жанре, для России всегда слишком актуальном. 

У Владимова, последнего великого русского реалиста, был только один серьезный недостаток: он мало писал. За четыре десятилетия работы Владимов стал автором только четырех  больших вещей. Пятую, автобиографию  “Долог путь до Типперэри”, он не успел  окончить. Так что появление нового произведения Владимова всегда воспринималось как редкий праздник. Так было в 1994, когда “Знамя” напечатало журнальный вариант романа “Генерал и его  армия”. Постмодернисты восприняли этот “старомодный” роман с удивлением, еще большее удивление вызвал его неожиданный успех: букеровское  жюри посчитало его лучшим романом  года (впоследствии и лучшим романов  десятилетия). И это несмотря на то, что в журнальном варианте (четыре главы из семи) потерялся главный  “козырь” Владимова, его фирменная  искусная композиция. Три эпизода  военной биографии генерала Кобрисова — летнее отступление 1941-го, битва за Москву в 1941 г. и битва за Днепр в 1943 г., судьба Власова и власовцев, Гудериан и фон Штайнер — все эти элементы искусно объединены. Переходы всегда красивы и естественны. При обилии отступлений, кажется, ни одного лишнего эпизода, ни одной ненужной фразы. Стиль превосходный. Где нужно — есть и украшения: “светлая бликующая дорожка, пересекавшая реку, запламенела, окрасилась в красно-малиновый. По обеим сторонам дорожки река была еще темной, но, казалось, и там, под темным покровом, она тоже красна, и вся она исходит паром, как дымится свежая, обильная теплой кровью, рана”. Читается роман легко, на одном дыхании. Только тем, что отвыкли мы от мало-мальски серьезной прозы, можно объяснить отсутствие коммерческого успеха.

Но литературу у нас принято оценивать не только по художественным достоинствам, тем более когда речь идет о  военном романе. Наталья Иванова  как-то посоветовала перечитать роман  Георгия Владимова, чтобы узнать, как “бессовестно жертвовали военачальники” жизнями солдат. И хоть люблю и  уважаю Наталью Иванову, одного из самых  талантливых современных литературных критиков, принять этот совет я  не могу. Роман Георгия Владимова  резко отличается от военной прозы  фронтовиков — Виктора Некрасова, Виктора Астафьева, Василя Быкова, Юрия Бондарева. У фронтовиков главным источником “строительного материала” для нового романа, повести, рассказа был все-таки личный опыт. Но “Генерал и его армия” — не военная проза. В романе Владимова меня прежде всего поразил эпиграф из “Отелло”:

Простите  вы, пернатые войска

И гордые сражения, в  которых

Считается за доблесть честолюбье.

Все, все прости. Прости, мой ржущий конь,

И звук трубы, и грохот барабана,

И флейты свист, и царственное  знамя,

Все почести, вся слава, все величье

И бурные тревоги грозных  войн…

Читателю, особенно фронтовику, он покажется чужеродным, театральным, не подходящим. Эпиграф, подобно  увертюре в опере, настраивает читателя воспринимать текст так, а не иначе. Строки из пьесы величайшего драматурга всех времен и народов взяты очень  удачно: они говорят читателю, что  перед ним не окопная правда, а  роман-трагедия.

Владимов не успел на фронт (в 1941-м ему было только десять), но к военной теме шел едва ли не всю жизнь. Еще с 1960-х он собирал материалы, документы, занимался “литературной записью” мемуаров военачальников, позднее, в  Германии, слушал устные рассказы бывших власовцев. Из этого разнородного материала  Владимов создал собственную концепцию  Великой Отечественной. Там, где  не хватало фактов, писатель додумал, сочинил, но сочинил столь хорошо, что вымышленные факты соседствуют  с реальными на равных. 

1. Миф о немцах. Он не из самых общепринятых, распространен больше в интеллигентной среде. Особенно популярен у тех, кто много читал немецкие мемуары. Главное здесь — признание абсолютного интеллектуального и профессионального превосходства немецких генералов над нашими: фон Штайнер, “будь у него не столько сил, как у Терещенко, а вполовину меньше, изметелил бы его в несколько часов”. Во-первых, это только в немецких военных мемуарах у Красной Армии войск всегда тьма-тьмущая. Войну-то проиграли, надо ж это как-нибудь объяснить. Странно только, что мы (Владимов тут один из многих) их россказням верим. Ведь врут немецкие мемуаристы ничуть не меньше наших военных, но слово иноземца для нас всегда почему-то весомей слова соотечественника. Неудивительно, что высшей наградой для нашего генерала считается похвала противника. Чтобы подчеркнуть военный талант Кобрисова, Владимов “цитирует” фон Штайнера: “Здесь, на Правобережье, мы дважды наблюдали всплеск русского оперативного гения. В первый раз — когда наступавший против моего левого фланга генерал Кобрисов отважился захватить пустынное, насквозь простреливаемое плато перед Мырятином. Второй его шаг, не менее элегантный, — личное появление на плацдарме в первые же часы высадки”. Ну, насчет второго, то это не “всплеск оперативного гения”, а гусарство, молодечество. Сам Эрих фон Манштейн (прототип фон Штайнера) таких эскапад себе не позволял, равно как не особенно стремился хвалить русских. Он больше ссылался на “подавляющее численное превосходство” советских войск, которым те на самом деле не располагали. Впрочем, маршал Конев в мемуарах тоже не без удовольствия процитировал похвалу Манштейна в свой адрес.

2. Миф о “русской  четырехслойной тактике”, когда “три слоя ложатся и заполняют неровности земной коры, четвертый — ползет по ним к победе”. Об этом Владимов не раз пишет: и в связи с антигероем романа, генералом Терещенко (Москаленко), и в связи с Жуковым: “против “русской четырехслойной тактики” не погрешил он до конца, до коронной своей Берлинской операции, положа триста тысяч на Зееловских высотах и в самом Берлине”. Ну да, конечно, наши военачальники солдат не жалели и по-другому воевать не умели. Это не так, не совсем так. Да и в Берлинской наступательной операции не триста тысяч мы потеряли, а почти вчетверо меньше (считая безвозвратные потери, то есть без раненых). Впрочем, образы самих генералов (кроме омерзительного Терещенко) менее всего походят на тех безмозглых и безжалостных мясников, какими рисует их этот миф. “Лейтенант-генерал” Чарновский (Черняховский), “танковый батько” Рыбко (Рыбалко) и даже Жуков показаны как раз людьми умными, талантливыми. Кстати, если не считать упоминания о “русской четырехслойной”, образ Жукова просто великолепен. Никто в нашей литературе не сумел его так описать, несколькими штрихами нарисовать портрет: “высокий, массивный человек, с крупным суровым лицом, в черной кожанке без погон, в полевой фуражке, надетой низко и прямо, ничуть не набекрень, но никакая одежда, ни манера ее носить не скрыли бы в нем военного, рожденного повелевать <…> жесткая волчья ухмылка”.

3. Власовский миф. Власов — у Владимова один из главных героев. Портрет его тоже рисуется немногими штрихами: воспоминание Кобрисова о встрече на военных маневрах, несколько авторских комментариев, размышления самого Кобрисова. Но важнее всего здесь все же эпизод у церкви Андрея Стратилата (даже имя святого Федора Стратилата автор изменил, чтобы подчеркнуть значение Власова-полководца). Власов в этой сцене — спаситель Москвы, посланный едва ли не самим Небом (предвоенная биография Власова становится известной позднее). Реальный Андрей Андреевич Власов не был ни военным гением, ни спасителем Москвы. В битве под Москвой он командовал лишь одной из четырнадцати армий Западного фронта (20-й армией), участвовавших в контрнаступлении. Если уж на то пошло, то роль спасителя Москвы принадлежит все-таки Г.К. Жукову, который как раз командовал Западным фронтом. В 1941-м Власов воевал не хуже и не лучше других. Впрочем, К.А. Мерецков в своих мемуарах отметил его профессионализм, хотя и, разумеется, заклеймил как предателя и ренегата. Кто знает, как в дальнейшем сложилась бы его судьба? Кем бы стал Власов к 1945-му, не попади он в июле 1942-го в плен на Волховском фронте?

Что власовцы сражались  едва ли не лучше немцев — правда, что их было немало, увы, тоже правда, но слова, вложенные Владимовым в уста Ватутину: “Мы со своими больше воюем, чем с немцами”, — преувеличение, притом — значительное. Освобождение Праги 1-й дивизией РОА — легенда, которую автор “Генерала”, видимо, услышал от бывших власовцев. Принять участие в освобождении и освободить — совсем не одно и то же. Да и большой доблести в переходе на сторону победителя в последние дни войны я не вижу.

Помимо этих мифов есть в романе Владимова  и просто исторические ошибки, ляпы. Только вот нет у меня охоты  не то что их перечислять, но даже и  специально выискивать, как это любят  делать некоторые историки, не признающие и не понимающие художественный вымысел. “Генерал и его армия” все же роман, а не научная монография о  взятии Киева. В отличие от историка, писатель не раб источника. Он создает  свой мир, где есть свои законы, свои герои и антигерои, своя история  и философия. Чтобы понять разницу  между историей и вымыслом, давайте  сравним Гудериана под Москвой  у Владимова с исторической основой — мемуарами самого “быстроходного Гейнца”. Сразу скажу: “Воспоминания солдата” — чтение не самое увлекательное. Больше всего они напоминают мемуары маршала Жукова: тот же сухой деловой стиль военного человека, который не могла исправить никакая “литературная запись”. И вот одну-единственную фразу из “Воспоминаний солдата” о командирском танке, сползшем в овраг, Владимов развертывает в центральное событие всего “гудериановского” эпизода, когда “гений блицкрига” осознает неизбежность поражения.

То, что зануда историк трактовал бы как очевидный  исторический ляп, в романе Владимова  художественно и психологически оправдано. Невозможно представить, чтобы  какой-либо генерал, пусть даже самый  безумный и отчаянный, нарушил приказ Верховного главнокомандующего, развернул  бы свой “виллис” с тем, чтобы вернуться  к своей армии и самому брать  Предславль (а название-то какое  замечательное, куда лучше, чем Киев). Не отважился на такое генерал  Н.Е. Чибисов, прототип генерала Ф.И. Кобрисова. Не решился ослушаться Верховного и  К.К. Рокоссовский, когда Сталин перевел  его с нацеленного на Берлин 1-го Белорусского на второстепенный 2-й  Белорусский. Не решился протестовать и сам Жуков, когда его, “отца” операции “Уран”, Сталин отправил организовывать отвлекающий удар на Западном и Калининском  фронтах (чтоб не больно гордился полководец Сталинградской победой). Но чего не бывает в жизни, то вполне возможно и оправдано  в романе. Как, например, совершенно фантастический артиллерийский обстрел  машины Кобрисова, организованный вездесущим и всеведущим майором Светлооковым. Эта потрясающая сцена еще  раз напоминает нам, что роман  Георгия Владимова — это вовсе не “новая правда о войне”, а именно литература, вымысел, но вымысел, который выглядит убедительней самой реальности. Рядом с историческим Нефедовым, Светлооков — театральный Яго, он столь же естественен и органичен в мире Владимова, как и переселившийся из “Войны и мира” и сменивший обличие Платон Каратаев (Шестериков). Сражения Великой Отечественной — грандиозная декорация для великой трагедии: отступление, переправа, украденная победа — ее акты.