Антоний Погорельский

просидел один в классных комнатах, между тем  как на другой половине часу до

одиннадцатого  пробыли  гости  и на нескольких столах играли в  вист. Прежде

нежели они разъехались, Алеша пошел в нижний  этаж, в спальню, разделся, лег

в  постель  и  потушил огонь. Долго  не мог  он  заснуть.  Наконец  сон  его

преодолел,  и  он только что успел во  сне  разговориться с Чернушкою, как,  к

сожалению,  пробужден  был   шумом  разъезжающихся  гостей.  Немного  погодя

учитель,  провожавший  директора  со   свечкою,  вошел  к  нему  в  комнату,

посмотрел, все  ли в порядке, и вышел вон, замкнув  дверь ключом.

     Ночь  была месячная, и сквозь  ставни, неплотно затворявшиеся, упадал  в

комнату бледный  луч луны.  Алеша лежал с  открытыми глазами  и  долго  слушал,

как в  верхнем  жилье,  над его  головою,  ходили по  комнатам и приводили в

порядок стулья и  столы.

     Наконец  все утихло. Он взглянул на  стоявшую подле него кровать,  немного

освещенную месячным сиянием, и заметил, что белая  простыня, висящая почти до

полу, легко шевелилась.  Он пристальнее стал всматриваться: ему послышалось,

как будто что-то под кроватью царапается,  и немного  погодя  показалось, что

кто-то тихим голосом  зовет его:

     - Алеша,  Алеша!

     Алеша  испугался! Он один был в  комнате, и ему  тотчас  пришло  на мысль,

что под кроватью должен быть вор. Но  потом, рассудив, что вор не  назвал бы

его по имени, он несколько  ободрился, хотя сердце в нем дрожало. Он немного

приподнялся  в  постели  и  еще  яснее увидел, что простыня  шевелится,  еще

внятнее услышал, что кто-то говорит:

     -  Алеша,  Алеша!  Вдруг  белая   простыня  приподнялась,  и   из-под нее

вышла... черная курица!

     - Ах! это ты, Чернушка! - невольно вскричал  Алеша. - Как ты зашла сюда?

     Чернушка  захлопала  крыльями, взлетела  к  нему  на кровать  и  сказала

человеческим голосом:

     - Это  я, Алеша! Ты не боишься меня, не правда ли?

     - Зачем  я буду тебя  бояться? -  отвечал  он. - Я тебя люблю; только для

меня странно, что  ты так хорошо говоришь: я  совсем не знал, что ты говорить

умеешь!

     -  Если ты меня не боишься, - продолжала  курица, - так поди за  мною: я

тебе покажу что-нибудь хорошенькое. Одевайся скорее!

     - Какая  ты, Чернушка, смешная! - сказал Алеша. - Как мне можно  одеться

в темноте? Я платья своего теперь не сыщу, я и тебя насилу вижу!

     - Постараюсь  этому  помочь, -  сказала курочка.  Тут  она  закудахтала

странным  голосом, и вдруг откуда-то взялись маленькие  свечки  в  серебряных

шандалах, не больше как с Алешин маленький пальчик. Шандалы эти очутились на

полу, на стульях, на окнах, даже  на рукомойнике, и  в комнате  сделалось так

светло,  так  светло,  как  будто  днем.  Алеша  начал  одеваться, а  курочка

подавала ему  платье, и таким образом он вскоре совсем был одет.

     Когда   Алеша  был  готов,  Чернушка  опять  закудахтала,  и  все  свечки

исчезли.

     - Иди  за мною! - сказала она ему.

     И  он  смело  последовал за  нею.  Из глаз  ее  выходили  как будто  лучи,

которые освещали все вокруг них, хотя не так ярко, как маленькие свечки. Они

прошли через  переднюю.

     - Дверь  заперта ключом, - сказал Алеша;  но курочка ему не отвечала: она

хлопнула крыльями, и дверь сама собою отворилась.

     Потом,  прошед через сени, обратились  они к комнатам, где жили столетние

старушки-голландки. Алеша никогда  у них не бывал, но слыхал, что комнаты  у

них  убраны по-старинному, что  у  одной из них  большой  серый попугай, а  у

другой  серая  кошка,  очень  умная,  которая  умеет  прыгать  через обруч  и

подавать лапку.  Ему  давно  хотелось  все  это  видеть, и  потому он  очень

обрадовался,  когда  курочка  опять хлопнула крыльями,  и дверь  в старушкины

покои отворилась.  Алеша  в первой  комнате  увидел всякого  рода  старинные

мебели:

     резные  стулья,  кресла,  столы  и   комоды.  Большая  лежанка   была  из

голландских изразцов, на которых были нарисованы синей  муравой люди и звери.

Алеша хотел было остановиться, чтоб рассмотреть мебели, а особливо фигуры на

лежанке,  но  Чернушка ему не  позволила. Они  вошли  во  вторую  комнату, и.

тут-то Алеша обрадовался! В  прекрасной золотой клетке  сидел большой  серый

попугай  с красным  хвостом.  Алеша тотчас хотел подбежать  к нему.  Чернушка

опять его не допустила.

     - Не  трогай здесь ничего, - сказала  она. - Берегись разбудить старушек!

     Тут   только  Алеша заметил, что   подле попугая  стояла кровать  с белыми

кисейными занавесками, сквозь  которые он мог различить  старушку, лежащую с

закрытыми глазами;  она  показалась  ему  как будто  восковая. В другом углу

стояла такая  же точно кровать, где спала другая старушка, а подле нее сидела

серая кошка и  умывалась  передними лапами.  Проходя мимо  нее, Алеша не  мог

утерпеть, чтоб  не  попросить у  нее лапки...  Вдруг  она громко  замяукала,

попугай  нахохлился и  начал  громко кричать:  "Дуррак! дуррак!" В то  самое

время  видно  было  сквозь кисейные  занавески, что старушки  приподнялись в

постели. Чернушка поспешно удалилась, и Алеша побежал  за нею, дверь вслед за

ними  сильно захлопнулась... И еще  долго слышно было,  как  попугай кричал:

"Дуррак! дуррак!"

     - Как  тебе не стыдно! - сказала Чернушка, когда они удалились от комнат

старушек. - Ты, верно, разбудил рыцарей...

     - Каких  рыцарей? - спросил Алеша.

     - Ты  увидишь, - отвечала курочка. - Не  бойся, однако ж, ничего, иди   за

мною смело.

     Они  спустились вниз по лестнице, как будто в погреб, и долго-  долго шли

по разным переходам  и  коридорам, которых прежде Алеша  никогда не видывал.

Иногда  коридоры  эти  так  были  низки  и  узки,  что  Алеша принужден  был

нагибаться. Вдруг  вошли они  в залу,  освещенную тремя большими хрустальными

люстрами. Зала была без окошек, и по обеим сторонам  висели на стенах рыцари

в  блестящих  латах,  с большими  перьями  на  шлемах, с копьями  и щитами  в

железных руках. Чернушка шла впереди на цыпочках и Алеше велела следовать за

собою тихонько- тихонько...  В  конце  залы  была большая  дверь  из  светлой

желтой меди.  Лишь  только  они  подошли  к ней, как  соскочили со  стен два

рыцаря, ударили  копьями  об  щиты  и  бросились  на черную курицу.  Чернушка

подняла хохол,  распустила крылья и  вдруг  сделалась  большая-большая,  выше

рыцарей,  и  начала с ними сражаться! Рыцари сильно  на нее наступали, а она

защищалась крыльями  и носом. Алеше сделалось  страшно, сердце  в нем сильно

затрепетало, и  он упал в обморок.

     Когда  пришел он  опять в себя, солнце  сквозь ставни освещало комнату   и

он лежал в  своей постеле. Не видно было ни Чернушки, ни рыцарей. Алеша долго

не мог опомниться. Он не понимал, что с ним было ночью: во сне ли он все  то

видел или в  самом деле это  происходило? Он оделся и пошел наверх, но у него

не  выходило из головы  виденное им в прошлую  ночь.  С нетерпением ожидал он

минуты, когда можно  ему будет идти играть  на двор,  но весь  тот  день, как

нарочно, шел сильный  снег, и нельзя было и подумать, чтоб выйти из дому.

     За  обедом учительша между прочими  разговорами объявила мужу, что  черная

курица непонятно  куда спряталась.

     - Впрочем, - прибавила она, - беда невелика, если бы она и пропала: она

давно назначена  была на кухню.  Вообрази себе, душенька, что  с тех пор, как

она у нас в  доме, она не снесла ни одного яичка.

     Алеша  чуть-чуть  не заплакал, хотя и  пришло ему  на  мысль, что   лучше,

чтоб ее нигде  не находили, нежели чтоб попала она  на кухню.

     После   обеда   Алеша  остался   опять  один  в  классных  комнатах.   Он

беспрестанно думал  о том, что происходило в прошедшую  ночь, и  не мог никак

утешиться в потере любезной Чернушки. Иногда ему казалось, что он непременно

должен ее увидеть  в следующую ночь,  несмотря  на  то,  что  она пропала  из

курятника.  Но  потом  ему казалось, что это  дело  несбыточное, и он  опять

погружался в  печаль.

     Настало  время ложиться  спать, и Алеша   с нетерпением разделся  и лег  в

постель. Не успел  он  взглянуть на соседнюю кровать,  опять освещенную тихим

лунным сиянием, как зашевелилась белая  простыня- точно так, как накануне...

Опять послышался ему голос, его зовущий: "Алеша, Алеша!" -  и немного погодя

вышла из-под кровати  Чернушка и взлетела к нему на постель.

     - Ах, здравствуй, Чернушка!  - вскричал  он  вне себя  от радости.  -  Я

боялся, что никогда  тебя не увижу. Здорова ли ты?

     - Здорова,  - отвечала курочка,  -  но чуть  было  не занемогла по твоей

милости.

     - Как  это, Чернушка? - спросил Алеша,  испугавшись.

     - Ты  добрый  мальчик, - продолжала  курочка, -  но при том ты ветрен  и

никогда  не  слушаешься с первого слова, а  это нехорошо!  Вчера  я  говорила

тебе, чтоб ты ничего не  трогал в комнатах старушек, - несмотря на то, ты не

мог утерпеть, чтобы  не попросить  у  кошки лапку. Кошка  разбудила попугая,

попугай старушек, старушки рыцарей - и я насилу с  ними сладила!

     - Виноват,  любезная Чернушка,  вперед не  буду! Пожалуйста, поведи меня

сегодня опять  туда; ты увидишь, что я буду послушен.

     -  Хорошо,  -  сказала  курочка,  - увидим!  Курочка  закудахтала,  как

накануне,  и  те же маленькие свечки явились в  тех же  серебряных  шандалах.

Алеша опять оделся  и пошел за курицею. Опять вошли  они в покои старушек, но

в этот раз он уж ни до чего не дотрагивался. Когда они  проходили чрез первую

комнату,  то  ему показалось,  что  люди  и звери,  нарисованные на лежанке,

делают  разные  смешные  гримасы и  манят его  к себе;  но он  нарочно от них

отвернулся.  Во  второй комнате  старушки-голландки, так  же  как  накануне,

лежали в постелях, будто восковые;

     попугай  смотрел на  Алешу и хлопал  глазами, серая кошка опять  умывалась

лапками. На  уборном  столе  перед  зеркалом  Алеша  увидел  две  фарфоровые