Эзра Паунд и Ива Тогури: сравнительная характеристика радиопропагандистской деятельности в годы Второй мировой войны

Ни Паунд, ни Тогури не отказывались от американского гражданства, несмотря на неоднократные предложения правительств тех стран, в которых они находились в годы войны.  То есть они оставались американцами. Конституция США гласит: «Предательством Соединенных Штатов Америки может считаться только призыв к войне с ними или оказание помощи противнику, а также предоставление ему помощи и поддержки. Никто не может быть судим за предательство без показаний минимум двух свидетелей или открытого признания своей вины перед судом»⁷⁵.

С этими положениями  Конституции знаком любой американский школьник. Сложность обвинения заключалась в том, что в случае с Паундом, не было никаких доказательств того, что обвиняемый оказывал вражеской стороне какую-либо помощь или призывал к войне с Соединенными Штатами.  А в случае с Ивой Тогури дело обстояло значительно сложнее, поскольку после войны выяснилось, что под именем «Токийская роза», которое было придумано американскими солдатами, в эфире, на просторах Тихого океана появлялась не одна женщина: по выходным Иву иногда замещала Руфь Хаякава, а вместе с ней в эфир выходила Джун Суяма. На радиостанциях, вещавших из Манилы и Сингапура, также использовались женщины, которые работали по похожей схеме. Передачи были устроены по образцу передач Радио Токио. Идентифицировать сказанное каждой из женщин в прямом эфире и соотнести это с конкретной персоной не могли не то, что свидетели из числа регулярных слушателей японских эфиров, но даже и те, кто занимался радиоперехватами.

Казалось бы, в такой  ситуации довольно легко было уйти от ответственности и смешаться с толпой среди развалин послевоенного Токио. Однако Иву Тогури подвела ее сумасшедшая популярность: «Кларк Ли, корреспондент Международной службы новостей и Гарри Т. Брандидж, который работал на «Космополитен», были в первой волне американских репортеров, оказавшихся в Японии после войны. Оба они были прикреплены к изданиям, принадлежавших концерну Херста. Прибывшие журналисты горели желанием найти легендарную «Токийскую розу». Если верить словам Ли, за ней велась методичная и неутомимая охота. Ли и Брандидж выиграли гонку, выйдя на след Ивы благодаря подсказкам ее коллег с Радио Токио. Несмотря на признание, что помимо нее под именем «Токийской розы» выступали и другие женщины, Тогури заразилась энтузиазмом журналистов и предоставила им именно ту сенсацию, о которой они так долго грезили. Репортеры предложили ей контракт на две тысячи долларов за публикацию статьи в «Космополитене» - немалые деньги, особенно если учесть разруху, царившую в послевоенном Токио. Контракт начинался со слов о том, что Ива Тогури являлась настоящей, подлинной и единственной «Токийской розой» и у нее не было никаких помощников и сменщиков из числа других женщин-диджеев»⁷⁶.

Трудно понять, почему Тогури согласилась на такой контракт, хотя, возможно, причина кроется  в том, что ей элементарно нужны были средства к существованию, хотя, не исключено, что журналисты оказывали на нее давление. Известно, что на встречу с Тогури Ли принес пистолет в кобуре.

Так или иначе, слухи  о том, кто на самом деле являлся  «Токийской розой» начали планомерно расползаться по Америке. В 1946 в Голливуде был снят фильм, в котором образу Тогури соответствовала только одна характеристика – «предатель». В том же 1946 генерал Мак-Артур, пользуясь неограниченными полномочиями по наведению порядка в Японии, приказал арестовать Иву, руководствуясь только слухами и домыслами, в изобилии циркулировавшими в американской прессе.

Феномен Тогури возник фактически из двух главных составляющих: информационного вакуума, а также из обычных солдатских опасений, которые возникают в условиях полной неизвестности, которая в условиях войны не является редкостью. То, что так волновало каждого, застрявшего посреди Тихого океана, неизменно появлялось в ее эфире: когда американские части многие месяцы сидели без дела под проливным дождем, она говорила о дожде и москитах, сеющих малярию. Когда начиналась подготовка к новому наступлению, Тогури предупреждала своих «подопечных» о возможном применении газов, что вызывало бурные обсуждения в среде солдат и яростные споры среди офицеров разведки.

Эзра Паунд высказывал исключительно свое мнение, реализуя право на свободу слова, но слушатели нуждались в информации, которая затрагивала бы их интересы и именно такую информацию предоставляла им Тогури. Паунд понятия не имел, для кого же собственно он вещает, по той простой причине, что вещал он только для самого себя. Эфиры Тогури, напротив, были максимально персонифицированы. В условиях информационного вакуума многие части не получали должного внимания со стороны американской прессы, поскольку корреспонденты были сильно ограничены жесткой цензурой, которую ввел адмирал Нимиц незадолго после Мидуэя. Все сообщения прессы проходили через его штаб, который работал в соответствии с четкими принципами  строжайшей секретности, исключающей любое упоминание конкретных воинских частей на Тихом океане, а также имен, званий и должностей военнослужащих в публикациях. Эти меры в некоторой степени способствовали сохранению военной тайны, но крайне негативно сказывались на боевом духе солдат, поскольку дома не могли узнать своевременно и достоверно об их подвигах.

Этот вакуум быстро заполнила  Тогури. В каждом эфире она обращалась к конкретным частям, вплоть до масштабов  рот и эскадрилий, давала им прозвища, а также упоминала незаслуженно забытые или по долгу службы работавшие в тылу подразделения. Так было, например с 100 батальоном «Морских пчел», строившим взлетно-посадочные полосы на Марианских островах. 41 пехотная дивизия получила прозвище «Мясники», которое закреплено за ней и по сей день, именно с подачи Тогури. Уровень ее влияния был сопоставим с уровнем влияния известных политиков, таких как Рузвельт или генерал Мак-Артур.

Процесс над Ивой Тогури стартовал в 1949 после нескольких попыток привлечь ее к ответственности, датированных 1946, когда ей удалось  избежать суда за отсутствием улик. В 1949, Брандиджу удалось подговорить двух работников Радио Токио признать то, что они слышали, как Тогури говорит в прямом эфире: «Солдаты, ваши жены давно ушли от вас к рабочим» - что могло классифицироваться судом, как предательские действия. Кроме того, ФБР за 4 года удалось собрать огромный архив документов, с Тогури связанных, но ничего из этого не помогло бы, если бы «Токийская роза» не была идентифицирована. Но Тогури даже и не думала скрываться: она раздавала автографы, фотографировалась с поклонниками; в Токио открылся клуб любителей «Токийской розы». В сентябре 1949 еще двое сотрудников Радио Токио дали показания против Тогури, рассказав следствию о том, что во время битвы в заливе Лейте она подрывала моральный дух союзнических солдат и моряков, сообщая в прямом эфире о том, что все их корабли потоплены и им не на чем будет плыть домой. Позднее эти сотрудники отказались от своих показаний, признав, что они были даны под давлением со стороны следствия.

Но именно эти показания, в конечном счете, сыграли решающую роль в вынесении приговора: «В течение нескольких дней сентября 1949 все выглядело так, что даже лжесвидетельских показаний было недостаточно для вынесения обвинительного приговора. На второй день прений старшина присяжных Джон Манн попытался созвать суд присяжных, на котором мнения разделились: девять проголосовали за осуждение, трое был против. Так продолжалось в течение 4 дней, пока те присяжные, которые были против, не признали тот факт, что судья Майкл Рошэ не оставил им другого выбора, кроме как присоединиться к большинству. Ива Тогури была признана виновной в одном из восьми предательских актов, которые ей первоначально предъявляли. Ей вменили в вину именно то, что она сказала в эфире Радио Токио относительно потери судов в заливе Лейте»⁷⁷. Она получила 10 лет тюрьмы и была приговорена к штрафу в 100.000 долларов, отрабатывать которые она будет в тюрьме.

Эзра Паунд был схвачен  итальянскими партизанами в своем  доме в Раппало. Поэт был занят  переводом томика Конфуция, который захватил с собой после того как услышал приказ следовать в военную комендатуру. Американские власти не знали как обходиться с таким именитым гостем, и после недолгих раздумий отправили Паунда в лагерь военнопленных в Пизе, где Паунда поместили среди опасных преступников, которых содержали в стальных клетках под открытым небом. Паунд был к тому времени совсем уже немолодым человеком, в октябре 1945 ему должно было исполниться 60. Во время тюремного заключения в Пизе Паунд написал «Пизанские кантос», за что получил Боллингеновскую премию библиотеки Конгресса 1949 года –   самую престижную литературную награду англоязычного мира.

На процессе у Паунда было три возможных линии защиты. Первая заключалась в том, что  Паунд был гением, а гениев, как известно, не судят. Вторая подтверждала, что Паунд, работая на вражеском радио, был абсолютно прав выбирав Гитлера и Муссолини вместо Черчилля и Рузвельта. По понятным причинам это было невозможно, учитывая международную ситуацию, сложившуюся к 1945. В основе третьей линии защиты лежал тот факт, что Паунд высказывал собственное мнение, на что имел полное право, согласно первой поправке к Конституции Соединенных Штатов Америки.

Однако защитник Джулиан  Корнелл предложил совсем другой выход: чтобы получить оправдательный приговор, Паунд должен был быть признан сумасшедшим, на что уже имелись предпосылки, поскольку после лета, проведенного в железной клетке в Пизе, Эзра Паунд стал терять память, перестал узнавать некоторых своих знакомых. В отличие от Ивы Тогури, против Паунда было найдено много прямых свидетельств, в частности документов, подтверждающих связь поэта с итальянскими властями. Этими документами были письма, которые, как уже говорилось выше, Паунд рассылал тоннами. К тому же, многочисленные слушатели без труда опознали голос Эзры, который они слушали на протяжении долгих лет войны по два раза в неделю. Проблема Паунда заключалась в том, что его было трудно не узнать. Однако процесс прошел довольно гладко для обвиняемого, который на протяжении всех судебных заседаний хранил угрюмое молчание. Психиатрическая экспертиза из четырех врачей подтвердила наличие у поэта тяжелой формы шизофрении, а у судьи оглашение приговора заняло немногим больше пяти минут: Паунд был отправлен в госпиталь Святой Елизаветы, что фактически было равноценно тюремному заключению.

Можно сказать, что пример Эзры Паунда и Ивы Тогури достаточно показателен в плане демонстрации неэффективности информационного  права, существовавшего в Америке  тогда и существующего по сегодняшний день. Заявленная в первой поправке к Конституции США свобода слова не может быть гарантирована всем категориям граждан. О какой свободе слова мы можем говорить, если журналисты Херста могут повлиять на судебный процесс, подговорив свидетелей дать ложные показания, а потом, когда выяснится, что показания ложные, они могут спокойно уйти от ответственности? Здесь впору говорить о применении политики «двойных стандартов» касательно субъектов информационного права. Паунд не попал на электрический стул благодаря поддержке своих влиятельных друзей-литераторов. У Тогури таких друзей не было. Да и не могло быть. Политические процессы над журналистами – прерогатива не только тоталитарных государств, таких как, допустим, СССР, в котором за предательство были осуждены миллионы человек, из которых десятки тысяч являлись журналистами. Владимир Буковский, сидя в советской тюрьме и понося порядки, царившие в государстве, вряд ли задумывался о том, что если бы он родился в Америке и занимался тем же, самым, шанс попасть за решетку у него был примерно таким же как и на территории «тюрьмы народов».

В современном мире проблема «предательства словом» актуализируется, поскольку  скорость передачи информации значительно  усилилась, а условные барьеры, которые  можно поставить на пути информационного  потока, становится все труднее. Поэтому для сохранения военной тайны или сохранения престижа государства могут прибегать к насилию над журналистами, особенно это касается Соединенных Штатов Америки, в список государственных интересов которых, как мы сегодня знаем, входит вся территория земного шара. На сегодняшний день под действие американского информационного законодательства может попасть любой человек, вне зависимости от его гражданства или местонахождения. Можно сказать, что попытки привлечь Джулиана Ассанджа к суду за предательство государственных интересов США – прямое продолжение процессов над журналистами прошлых десятилетий.

Америка в результате Второй мировой войны действительно  получила огромное, доселе невиданное влияние на события в мире, которое  она использует исключительно в  своих интересах. Можно предположить, что если бы Тогури и Паунд были бы оправданы, это бы повлекло за собой значительное сужение компетенции американских органов государственной безопасности, занимающихся информационным правом и свободой слова. Сегодня трудно относиться нейтрально к фашистской пропаганде, поскольку все знают, какое зло она несет за собой, но под прикрытием осуждения пропагандистов, работавших на страны Оси, была развернута не менее губительная и человеконенавистническая пропагандистская компания, направленная на уничтожение инакомыслящих на территории США.

Здесь встает другая проблема, проблема морально-этического выбора: что лучше - осудить Паунда и Тогури для того, чтобы по справедливости наказать фашистов, или нарушить свободу слова, развязать руки секретным службам для множества других процессов. Как мы знаем сегодня, американская политика по отношению к инакомыслящим после войны не отличалась особой лояльностью: ФБР уничтожало ячейки коммунистической партии в 50-х годах, давило на правозащитное и антивоенное движение в 60-х.

На сегодняшний день вряд ли можно назвать прессу США  независимой, и это подтверждают многочисленные кампании, направленные на обеспечение интересов политической верхушки Америки: поддержка войны в Ираке и Афганистане, информационное обеспечение войны Грузии против Южной Осетии. Все это так похоже на то, о чем больше полувека назад говорил Паунд: 500 человек, стоящих у власти, подминают под себя весь государственный и информационный аппарат, печатают ничем не обеспеченную валюту, а потом торгуют государственным долгом. На фоне мирового экономического кризиса, на волне которого власти США уже в августе этого года могут объявить дефолт, все яростные проклятия Паунда в адрес банкиров не кажутся уж такими необоснованными. История имеет тенденцию повторяться и, возможно, в скором времени мы столкнемся с теми же проблемами, с которыми столкнулось человечество в 30-40 годы двадцатого века.