Университетское образование в 19 веке

Одним из первых ректоров университета стал Е. И. Паррот, будущий академик Петербургской Академии Наук. В 1803 утвержден устав университета, предоставлявший ему широкую автономию, которая включала широкую гражданскую и уголовную юрисдикцию. Управление университетом осуществляли Совет, Правление и ректор. В Совет входили ординарные профессора университета; в его ведении находились: организация учебного процесса, судопроизводство, цензура, финансы. В Правление, осуществлявшее текущее руководство деятельностью университета, входили ректор и деканы факультетов. Наличие собственного суда освобождало преподавателей и студентов от юрисдикции других местных судов. Цензура университетских изданий и всех рукописей Дерптского учебного округа до 1826 осуществлялась особым цензурным комитетом, в который входили ректор и деканы. Университет имел 4 факультета - философский (в 1850 разделен на историко-философский и физико-математический), медицинский, юридический и богословский. Значительную роль в управлении университетом и в посредничестве между университетом и министерством играли попечители, ведавшие всеми вопросами просвещения в Дерптском учебном округе. С момента своего основания Дерптский университет развивался в русле германских университетских традиций и считался "немецким" университетом. Преподавание велось в основном на немецком языке. Университет поддерживал тесные связи с университетами Германии и других европейских стран. В университете была собрана библиотека (одна из богатейших в Европе), славившаяся уникальным собранием книг по различным отраслям знаний, особенно по философии.²¹ Университет отличался демократическими принципами. В него принимались как российские подданные, так и иностранцы. До 80% студентов составляли немцы. Преподаватели и студенты участвовали в Отечественной войне 1812. В 1820-е гг. студентам было разрешено создавать корпорации, основанные на национальных и "земляческих" принципах. Многие профессора и выпускники Д. у. составили гордость российской и мировой науки. В их числе физики Г. Ф. Паррот, Э. X. Ленц, Б. С. Якоби, биологи К. М. Бэр, К. X. Ледебур, X. И. Пандер, создатель и первый директор Пулковской обсерватории В. Я. Струве, физиолог Ф. Г. Биддер, фармацевт Г. Л. Драгендорф, химики Г. И. Гесс, К. Э. Клаус.²²

В 1828-29 при университете действовал Профессорский институт, готовивший профессоров для других высших учебных  заведений Российской империи. В 30-е  гг. 19 в. в контексте официальной  доктрины российского правительства, выраженной формулой министра народного  просвещения графа С. С. Уварова "Православие, Самодержавие, Народность", начался  процесс "русификации" Дерптского Университета, руководство которого было обвинено в недостаточном уважении к преподаванию русского языка; в 1836 введена должность лектора русского языка. В 1837 на университет были распространены положения университетского устава 1835, усиливавшие контроль над университетами со стороны попечителей учебных округов. 

Дерптский университет можно  назвать таким учреждением , которое было целесообразно и вполне соответствовала требованиям своего времени. Университет сделался таким рассадником высшего образования ,который свое благотворное влияние в разных направлениях распространял по всему государству.

§ 3 Московский университет

Открытый  в 1755 году Московский университет был  центром высшего образования  не только Москвы, но и всей России. Как отмечали многие современники и исследователи, начало XIX века было очень плодотворным периодом в деятельности Московского университета, чему во многом способствовал его попечитель Михаил Муравьев . При участии Муравьева изменился состав профессоров, появилось много российской молодежи, получившей образование в лучших университетах Европы, большинство предметов стало преподаваться на русском языке. Сенатор С. П. Жихарев, учившийся в 1805 — 1807 гг., сообщал своему другу, что 5 предметов преподавалось на французском языке, 3 — на немецком и 11 — на русском. Иностранных профессоров приглашали в основном из Геттингенского университета, одного из ведущих в Германии и имевшего хорошую библиотеку на русском языке. С 1803 г возобновились публичные лекции, привлекавшие множество слушателей. Их высоко оценил Н.М. Карамзин, сказавший, что при таком уровне отечественных профессоров, можно не посылать молодежь учиться за границу.

В связи со вступлением  войск Наполеона в Москву университет  был срочно эвакуирован в Нижний Новгород. Поскольку все это делалось в спешке, многое не удалось увезти. 4 сентября московский пожар захватил здания университета, сгорело почти  все, кроме больничного флигеля  и ректорского дома. Профессор  Х. Штельцер, остававшийся в Москве, описывал в письме ректору И.А. Гейму  неоднократные нападения на университетские  помещения с целью грабежа  как французских солдат, так и  москвичей, казаков и даже некоторых  университетских чиновников. Погибли  многие коллекции, приборы, значительная часть библиотечного собрания литературы и т. д.

В Нижнем Новгороде университет  не открывался, и сразу после освобождения Москвы профессора и студенты стали  стремиться домой. Однако реэвакуация  университета встретила серьезные  трудности, ибо генерал-губернатор Растопчин считал, что университет  Москве не нужен, так как он рассадник  якобинства и масонства. Возвращение  университетского коллектива проходило  постепенно, и первым сигналом его  возрождения стал выход 23 ноября 1812 г. первого после освобождения Москвы номера “Московских ведомостей”. Долгие годы здания университета не восстанавливались, и только в 1817 г. под руководством известного архитектора Д. Жилярди  началась реставрация, в основном, на пожертвованные средства. В ходе ее были внесены изменения в архитектуру, приблизившие здание к античным образцам. Университет получил от тысяч  людей в дар книги, приборы, инструменты, коллекции, что помогло его полному  возрождению.

Новый учебный год в  МУ торжественно открылся 17 августа 1813 г. в арендованном доме купца Заикина, а для занятий сняли еще  несколько зданий. В этом году было принято на первый курс 129 студентов  и возвратились пропустившие год  студенты 2-3 курсов. Значительно изменился  состав профессуры, ибо в связи  с войной уехали или были высланы  многие зарубежные преподаватели. Их заменили молодые русские, не всегда достаточно подготовленные. Этот процесс затронул и другие российские университеты. Один из обучавшихся в МУ в эти  годы писал в воспоминаниях, что  студенты плохо готовились к занятиям, имели слабые знания, да и многие профессора были недостаточно подготовлены: на лекциях по древней истории  проф. Черепанова не засыпал только тот, кто читал книгу; проф. Мерзляков  был талантлив, но не готовился к  лекциям, приходил на них в нетрезвом  виде и выпутывался с помощью  красноречия. Среди любимых профессоров  студенты выделяли Н. Н. Сандукова, преподававшего практическое законоисскуство. На его  лекциях разыгрывались судебные заседания, слушались дела, т. е. шла  подготовка к будущей деятельности. При поступлении в университет каждый студент получал табель на латинском языке, где перечислялись предметы и имена профессоров, и ректор сам отмечал у каждого, какие надо было, по усмотрению ректора, обязательно слушать. Утренние лекции начинались при свечах с 8 утра, с 12 до 14 часов — обеденный перерыв, а затем занятия продолжались еще 4 часа.

Царствование Николая I в  жизни российских университетов  насыщено многими важными событиями, составляющими целую эпоху. С  одной стороны, как отмечали многие современники, Николай I не испытывал  уважения к университетам, особенно Московскому, из воспитанников которого вышло много видных декабристов.

По воспоминаниям Н. И. Пирогова, Николай I, посетив Московский университет вскоре после восшествия на престол, был страшно рассержен, увидев написанную золотыми буквами  фамилию декабриста Кюхельбекера на доске в зале университетского пансиона; в результате был смещен ректор, гражданский попечитель заменен  военным. Царь подозревал в университетах  очаги того свободомыслия, которое  для него лично, как самодержца, было неприемлемо.Особенно подробно дошли  до наших дней сведения о жизни  Московского университета в первой половине 30-х гг., ибо в эти годы среди студентов были такие в  будущем крупные деятели отечественной  культуры, выдающиеся писатели, как  Белинский, Герцен, Гончаров, Лермонтов, К. Аксаков, Станкевич и многие другие. Именно они задавали тон в студенческие годы, а в своих воспоминаниях  высоко оценивали университетскую  среду, студенческое братство. За 10 лет  в Московском университете сменилось  три попечителя: генерал-майор Писарев  стремился навести порядок, вводил обязательное ношение студенческой формы, князь Голицын, будучи по натуре человеком добрым и очень богатым, старался материально помогать университету, но сам бывал там очень редко, передав бразды правления своему помощнику графу Панину и инспектору Голохвастову, которые отличались формализмом, неоправданной строгостью и ненавидели университет; наконец, МУ повезло, когда попечителем стал граф Строганов, не имевший правильного образования и глубоких знаний, но понимавший необходимость науки, поддерживавший ученых и преподавателей, стремившийся, чтобы дворянские дети заканчивали университет. Строганов, являясь ровесником и личным другом Николая I, добился его примирения с МУ, что также благоприятно отразилось на университете.

Одни авторы воспоминаний считали, что в 20-30-е гг. в Московском университете лучше всего преподавались  естественные науки, другие отмечали профессоров  филологии, истории, права, среди которых  было много сравнительно молодых, получивших европейское образование.Особое место  в духовной жизни Московского  университета играл в те годы кружок Н. В. Станкевича. К. Аксаков, который  не сочувствовал направлению мыслей участников кружка, признавал, что он был явлением в жизни всей Москвы, что в нем господствовала свобода  мысли, не давил ничей авторитет, участники стремились познать чистую науку. Вообще, отмечал Аксаков, в  его времена студенчество было на более высоком уровне, чем профессора, благодаря тому, что оно серьезно стремилось к знаниям. Произнося  в “Былом и думах” слова благодарности  Московскому университету, Герцен подчеркивал, что университет ему много  дал, подтолкнул его развитие, завязал  дружбу с однокурсниками, которая  продолжалась долгие годы. В конце 30-х  гг. Белинский посвятил МУ такие  проникновенные слова: “...Московский университет — единственное высшее учебное заведение в России; он не знает себе соперников; у него есть история, потому что для него всегда существовало органическое развитие. В Московском университете есть дух  жизни, и его движение, его ход  к усовершенствованию так быстр, что каждый год он уходит вперед на видимое расстояние”.²³

Особую роль в жизни  Московского университета сыграл в 30-40-е гг. Т.Н. Грановский. Выпускник  Санкт-Петербургского университета, он был послан от Московского университета в Германию для подготовки к профессорскому званию. Здесь он основное время  провел в Берлинском университете, слушал лекции по истории и философии  Вердера, Ранке и др., увлекся историей средних веков и решил подготовить  курс лекций по этому предмету. В 1839 г. Грановский начал читать в МУ лекции по истории средних веков сразу  на 2 факультетах: для юристов и  для филологов. Кроме того, он выступал с публичными лекциями, которые собирали огромную аудиторию, горячо их воспринимавшую.

Обучавшиеся в 30-40-х гг. в  Московском университете отмечали, что  студенты много внимания уделяли  занятиям, стремились получить знания. Недельная нагрузка составляла от 18 часов на 1-м курсе юридического факультета до 45 часов на 5 курсе  медицинского. Лекции читались с 9 до 14 часов в больших аудиториях, где  собиралось по 200 и более человек. Как только аудитория открывалась, в нее врывались студенты, чтобы  захватить место поближе к  кафедре. Некоторые оставляли на занятом месте фуражку, и тогда  оно было неприкосновенно, оставленную  же тетрадку могли смахнуть. Большинство  профессоров читали самостоятельные  курсы, их приходилось записывать дословно, ибо литографированных лекций еще  не было.

В середине 30-х гг. казеннокоштные жили в студенческом общежитии, занимавшем верхний этаж старого здания МУ. Здесь было 15 номеров, в которых  размещалось 100 медиков и 50 с философского факультета. Подъем был в 7 утра, в 8 —  чай с булками, в 14,5 — обед, после  которого в номерах занимались до 20 часов , в 23 часа — отбой. Спать  шли в дортуары в правом крыле  здания. Между номерами и дортуарами имелась большая комната для  бритья, умывания и т.п. На этаже был небольшой кабинет, где находился субинспектор, следивший за поведением студентов.²⁴

Глава III Расширение системы высшего образования в первой половине XIX века (качественные и количественные показатели)

В связи с потребностями экономического развития страны и увеличивавшегося аппарата управления была поставлена задача расширения сети как общеобразовательных, так и специальных высших учебных  заведений. В связи с открытием  в начале XIX века приходских училищ и гимназий и подготовкой учителей расширился контингент молодых людей  со средним образованием, что позволило  лучше комплектовать высшую школу  России.

В 1802 году основан Дерптский, в 1803 году на базе Вильненской гимназии Вильненский, в 1804-1805 годах на базе гимназий - Казанский  и Харьковский университеты. Основанный в 1804 году Петербургский педагогический институт в 1819 году был преобразован в университет.

Число студентов в русских университетах: в Московском университете в 1808 году было 135 студентов, в 1824 году - 820; в Харьковском  университете в 1808 году - 82, в 1824 году - 337; в Казанском университете в 1808 году - 40; в 1824 году - 118; в Петербургском  университете в 1824 году - 5 .²⁵

Число студентов поступивших в  университет было незначительно. Старый Московский университет, имевший в 20-х годах 700 - 900 студентов был  исключением; новые университеты в первом десятилетии насчитывали всего несколько десятков слушателей и ко второму десятилетию едва доходило до сотни. Это было естественно, так как был закрыт доступ в гимназии «детям несвободных состояний» и покровительство свободной школе. Дворянство, стремившееся в военную службу, предпочитало специальные учебные заведения, которые правительство для них открывало. Для чиновников были заведены особые, упрощенные курсы. А лица желавшие обеспечить детям не только карьеру, но и правильное воспитание предпочитали частные пансионы. Уступая требованиям дворянства, правительство и при университетах стало открывать благородные пансионы.

Таким образом, благородный пансион  и высшее училище растут в ущерб  университету и гимназии, а частные  пансионы в ущерб всем остальным. Пансионы отвечали интересам зажиточных классов, обучая новым языкам и хорошим  манерам. Это отзывалось на положении  высшей школы. Туда оставалось идти только для педагогической карьеры или  для получения казенной стипендии. Таким образом, студенты ничем не были заинтересованы в успешном прохождении курса.