Суд и уголовный процесс в Афинах

Ход процесса. Предварительная  подготовка дела. Доказательства 

Процесс начинался  с призыва обвиняемого явиться  в определенный день к тому долж-ностному лицу, которому было подсудно дело по своему роду. Призыв производился в люд-ном месте, на улице или на площади, в присутствии понятых, которые подтверждали факт призыва. При неявке призванного, дело рассматривалось заочно, разумеется, во вред неявившемуся.

В отдельных случаях  предварительный арест обвиняемого  до суда (при иссангеллии и отведении, то есть при задержании обвиняемого потерпевшим с доставлением его долж-ностному лицу) мог быть заменен денежным поручительством.

Призыву обвиняемого  предшествовала подача обвинителем  письменного обвинительно-го акта соответствующему должностному лицу (в зависимости от рода преступления или иска). По некоторым делам одновременно с подачей обвинительного акта вносилась незначительная судебная пошлина, возвращавшаяся выигравшей стороне.

Получив жалобу, должностное  лицо в назначенный день приступало в присутствии сто-рон к предварительной подготовке дела. При этом обвинитель заявлял, желает ли он пере-дать дело на решение диэтета или на суд гелиастов. В случае передачи дела в гелиэю обе стороны должны были подтвердить свои предварительные показания присягой.

Представление доказательств  лежало на обязанности сторон. Должностные  лица только фиксировали доказательства, представленные сторонами, но сами доказательств  не собира-ли. Однако должностные лица обязаны были оказать содействие той стороне, которая заяв-ляла, что получению определенных (например, письменных) доказательств препятствует ее противник, в обладании которого они находятся.

Аристотель называет пять видов доказательств: законы, показания  свидетелей, сознание, пытка, присяга. Источники выделяют среди свидетельских  показаний показания врачей о  тя-

жести ранений и  причинах смерти (например, при отравлениях) — это уже не столько сви-детельские показания, сколько заключения экспертов, зачатки экспертизы. Стороны обязаны были представить должностному лицу тексты законов, на которые они ссылались в подтверждение своих требований или в свое оправдание. Тексты эти подавались в письменном виде. Собственное признание обвиняемого считалось вернейшим доказательством и, как можно полагать, исключало дальнейшее представление доказательств. Это видно, между прочим, из следующих слов Лисия в его речи против Андокида: «А между тем, даже в Ареопаге, этом высокочтимом и справедливом судилище, если подсудимый сознается в преступлении, то подвергается казни, а если отрицает свою виновность, то производится дознание и многие признаются невиновными. Таким образом, не одинаковое суждение следует иметь об отрицающих свою вину и о сознающихся в ней».

Присяга в этот период играла, по-видимому, решающее значение только по незначи-тельным делам, главным образом по некоторым категориям гражданских дел. В остальных делах присяга лишь определяла дальнейший ход процесса. Например, как указывалось вы-ше, для того чтобы передать дело в гелиэю, стороны обязаны были присягой подтвердить свои показания.

Важнейшими доказательствами служили свидетельские показания  и показания рабов под пыткой.

Свидетелями могли  быть только свободные люди - граждане или иностранцы; несовер-шеннолетние и близкие родственники сторон не допускались к даче показаний.

Показания свидетелей должны были быть изложены письменно  для того, как говорит Демосфен, чтобы при толковании они не подверглись  извращению. Обычай установил, что каждый свидетель до своего появления в  суде представлял актуариусу краткое  письменное изложение своих показаний. Свидетели могли давать свои показания  и устно, но тогда эти показания  тут же вносились в протокол.

Вообще в Афинах письмоводства и протоколов в  судах и в Совете было гораздо  больше, чем это принято считать. В подавляющем большинстве учебников  уголовного процесса афинский процесс  излагается как устный, без всяких элементов письменности. Этот взгляд представляется ошибочным. В афинских судах важное значение имели секретари различных рангов, подолгу работавшие на одном месте и обладавшие большим опытом. Объяснялось это тем, что при существовавшем порядке замещения должностей судей по жребию на них нередко попадали граждане малограмотные, не знакомые с законами и судопроизводством. Секретарями же большей частью были государственные рабы или беднейшие граждане. Они и записывали свидетельские показания, даваемые перед должностными лицами, и сверяли правильность устных показаний с их письменным изложением в тех случаях, когда свидетели подавали свои показания в письменном виде.

Свидетели, отсутствовавшие  по уважительным причинам, присылали  через доверенных лиц письменные показания, подлинность которых  удостоверялась другими свидетелями.

Вызванный стороною свидетель мог отказаться от дачи показаний, заявив, что ему ничего не известно о фактах, для подтверждения  которых он был призван. Такой  отказ от дачи показаний допускался, но неявка свидетеля каралась штрафом.

Рабы допрашивались  непременно под пыткою. Так как их не считали за людей, то их показания, по характерному выражению Демосфена, назывались «показаниями тела», «показаниями на собственном своем теле». При выборе между показанием свободного свидетеля под присягой и показанием раба под пыткой предпочтение всегда отдавалось показаниям раба.

Способы пытки были крайне жестоки и многообразны. Один из тяжущихся мог требо-вать у другого рабов на пытку или передать своих, отказ при этом был невыгоден, так как противная сторона могла ссылаться на него, как на доказательство боязни и неуверенности в правоте.

Ни пол, ни возраст  не были основанием для отказа от применения пытки; женщины подвергались пытке  наравне с мужчинами, может быть, даже и чаще как обычные свидетели  сцен домашней жизни, события которой  разбирались судьями. Из этих кровавых пыток рабы выходили полумертвыми, искалеченными, нередко они умирали  под пыткой. Возмещение за увечье, причиненное  рабу, получал его хозяин за счет того, кто требовал пытки. Считалось  верхом приличия предложить хозяину  самому оценить сломанные руки, ноги или еще более тяжкие повреждения, причиненные его рабам. При всем этом раб не рассматривался как виновник или соучастник — он был только свидетелем. И это происходило  в самом демократическом судилище в Афинах, где с рабами, по свидетельству  всей Греции, обращались гуманно. 

Пытка производилась  в присутствии сторон, обычно при  значительном стечении народа. Показания, данные под пыткой, протоколировались  и приобщались к делу.

Возможно, что наряду с рабами пытали и метеков, но редко. Афинские граждане, как уже указывалось, были освобождены от пытки особым постановлением.

По окончании предварительной  подготовки дела все представленные сторонами доказа-тельства — тексты законов, документы, записи свидетельских показаний, протоколы пока-заний рабов под пыткой, а также записанные показания сторон запирались должностным лицом, перед которым возбуждалось дело и которому стороны представляли доказательства, в медные или глиняные сосуды —ехины— особые для каждой стороны, и они тут же запечатывались. После этого нельзя уже было представлять новые доказательства или ссылаться на доказательства, не находящиеся в ехине. Поэтому у ораторов нередко встречаются выражения, вроде следующего: «Я представил бы и свидетелей, если бы ящик не был уже запечатан».

Подготовка дела заканчивалась. Однако для того, чтобы  дело поступило в суд, необхо-димо было, чтобы обвиняемый признал обвинение правомерным, только тогда процесс шел «прямым путем». Но обвиняемый имел право подать письменный протест о неправомерно-сти обвинения. Этот протест разбирался судом прежде основной жалобы, причем в этом случае обвиняемый выступал обвинителем, ему принадлежало первое слово, и если против-ник не мог доказать неосновательности протеста, то все дело прекращалось.

В своем протесте о неправомерности обвинения  обвиняемый мог сослаться на неосновательность  жалобы, на то, что суд уже разбирал однажды его дело и оправдал его  или что истек срок давности  (пять лет), что дело начато не тем  порядком, которым следовало, или  не у того магистрата, которому подсудно. Таким образом, основанием для принесения протеста служили преимущественно  процессуальные нарушения, допущенные обвинителем.

После разбора протеста, в случае его отклонения, обвиняемый подвергался дальнейше-му преследованию в обычном порядке.

Далее, при предварительной  подготовке дела обвиняемый мог при  помощи свидетель-ских показаний доказывать, что он вообще не подлежит суду. Против такого возражения обвинитель мог подать протест, вследствие которого возникало новое дело против лжесвидетелей, и лишь по окончании его в пользу жалующегося возобновлялось первоначальное дело. Если протест был отклонен или вовсе не был принесен, дело направлялось в суд для рассмотрения по существу. 

Судебное разбирательство 

День судебного  заседания объявлялся за несколько  дней вперед. Частных дел в течение  дня могло быть разобрано несколько, но когда объявляли о государственных  процессах, то слушали только один из них.

Удостоверившись, что  судьи, стороны и свидетели на своих местах, председательству-ющий открывал заседание молитвой и жертвоприношением. Затем он провозглашал: «Если какой гелиаст за дверьми, пусть войдет!». После этого возгласа входить уже было нельзя. Затем вызывались стороны. Секретарь оглашал обвинительный акт и объяснения обвиняе-мого, после чего слово предоставлялось сторонам.

Первым произносил речь обвинитель. Если обвинителей  было несколько, все они имели  право произнести речь, но первое слово  предоставлялось старшему обвинителю. Возражать всем обвинителям обвиняемый или его защитник должен был в  одной речи.

В частных делах  обе стороны произносили по две  речи, в государственных — по одной. Для речей назначалось определенное время, одинаковое для обеих сторон, длительность ко-торого определялась родом дела. Время регулировалось при помощи водяных часов -клепсидры, находившихся в заведовании избранного для этой цели жребием гелиаста.

На время чтения законов, свидетельских показаний  и других документов клепсидру останавливали. В речах нередко встречается  после просьбы к секретарю  об оглашении како-го-нибудь из приложенных к делу документов такое обращение к заведующему клепсидрой: «Останови, пожалуйста, воду».

Когда слушали особенно важные дела, которые могли повлечь  за собой смертную казнь, тюремное заключение, изгнание, лишение гражданских прав или конфискацию имущества, для  процесса отводился целый день, причем точно распределялось время для  отдельных мо-ментов: для обвинения, для защиты, для голосования судей и т.д. В этих случаях вовремя чтения документов клепсидру не останавливали, но обвинителю и обвиняемому предостав-лялось равное время для обвинения и защиты.

Чтобы показать свою уверенность в правоте дела, ораторы  иногда предлагали противни-ку говорить в срок, назначенный для их собственной речи, но, конечно, это был только ри-торический прием.

Закон требовал, чтобы  каждый вел свое дело сам. Поэтому  в Афинах не было адвокатов в современном  смысле слова. Однако стороны могли  вести без посторонней помощи только мелкие частные процессы. В  более сложных процессах- нельзя было ограничиться представ-лением фактов, разъясняющих дело, надо было сгруппировать эти факты в надлежащем по-рядке, осветить их так, чтобы дело для судей было совершенно ясно. Понадобились люди, которые знанием обычаев и законов могли бы помочь удачиому ведению дела. Такими людьми были логографы «писатели речей». Труд логографов оплачивался хорошо и пользо-вался большим спросом. Поэтому даже такие ораторы, как Демосфен и Лисий, становились логографами для того, чтобы поправить свое расстроенное состояние. Но уважением лого-графы не пользовались, так как убеждения их считались продажными. Обязанности лого-графов по отношению к клиентам были довольно многочисленны: логограф должен был со-брать весь материал, необходимый для предварительной подготовки дела, указать судебную инстанцию, которой подлежало данное дело, избрать наиболее выгодный вид жалобы, и, наконец, в тех случаях, когда наказание не было установлено законом, а определялось су-дом, наметить подходящую кару, чтобы суд не назначил наказания, предложенного против-ной стороной. Но главной задачей логографа было написание речи, которую клиент заучи-вал цаизусть и произносил на суде. Такая речь должна была отвечать следующим требова-ниям: она должна была быть составлена применительно к умственному кругозору клиента, социальному положению, манере и умению говорить и т. д. При этом логограф действовал как драматург и всячески старался замаскировать свое участие в составлении речи.

Так как судьи  с недоверием относились к искусным ораторам, вероятно опасаясь обмана с  их стороны, то надо было составить  речь так, чтобы она казалась речью  человека неопытного, не искушенного  в красноречии; в речах, написанных логографами, нередко встречаются  заявления о незнакомстве с ораторским искусством и судебной практикой.