Создание государства у восочных славян.Реформы княгини Ольги

рассказывает: «И пошла Ольга с сыном своим  и с дружиною по Древлянской земле, устанавливая распорядок даней и налогов*». Кроме того, Ольга определила места и территорию, на которой она могла охотиться, могли бить зверя ее люди. «И существуют места ее стоянок и охот до сих пор*», - пишет летописец Нестор. Ранее, до Ольги, князья охотились и добывали пушнину, где им заблагорассудится, чем вызывали недовольство и ропот племен, на территории которых самоуправствовали киевские князья. Дань предполагалось собирать раз в год, не чаще. На это указывает строка летописи: «И пришла в город свой Киев с сыном своим Святославом, и пробыла здесь год»*. Через год «отправилась Ольга к Новгороду», т. е. предприняла объезд своих владений с целью сбора дани. Но и

теперь дань собиралась непроизвольно, княгиня  «установила по Мсте

                                                        24

погосты и дани, и по Луге - оброки и дани»*. Ольга не вновь обложила данью

племена, а установила места для ее упорядоченного сбора - погосты, а

      также фиксированный размер даней и  оброков. Опять же, кроме этого, она  определила свои «ловища» - охотничьи угодья. «Ловища ее сохранились по всей земле и свидетельства о ней», - по-видимому, вскоре эти земли стали наследственной княжеской вотчиной. Нестор передает, что «сани ее (Ольги) стоят в Пскове и поныне». Это указывает на то, что сбор дани совершался

зимой, по санному  пути. Уверяет летописец и в том, что «сохранилось село ее Ольжичи до сих пор»*. Это последнее указание немаловажно для оценки деятельности княгини. Земледелие уже прочно утвердилось в Русской земле, но не получило еще господствующего значения. Название «Ольжичи», кажется, говорит за то, что Ольга посадила на своей земле рабов, которые по

своей госпоже получили прозвание ольжичей. Таким образом, Ольга была

основательницей первых княжеских сел на Руси. «И так, установив все, возвратилась к сыну своему в Киев, и там пребывала с ним в любви», - определяет летописец.

        Следует отметить, что никаких легенд и домыслов при описании административно-хозяйственной деятельности летописец не использует. И в этом случае мы можем полностью доверять летописи.

       И так подытожим: Ольга устанавливает   фиксированный размер дани, порядок ее сборов и их систематичность; определяет места сбора дани - погосты и становища. При ней. Проводится размежевание земель,

выделяются места  княжьих «ловов», охотничьих и лесных угодий. Деятельность княгини была направлена и на охрану границ внешней торговли, приумножение княжеской казны, на сплочение отдельных земель в сильное государство.

   * ПВЛ.  С. 240; С. 241 
 

                                                        25

                                5. Крещение Ольги и его значение. 

     После ликвидации внутренних смут в стране, стабилизации положения и упрочения великокняжеской власти в Киеве Ольга должна была приступить к решению внешнеполитических задач: Игорь был мертв, но договор,

заключенный им с греками, действовал.      Сменились    правители на византийском троне, новые люди встали и во главе Древнерусского государства. Опыт прошлых лет и прошлых взаимоотношений империи с другими «варварскими» государствами подсказывал необходимость либо подтверждения, либо пересмотра прежнего соглашения. Итак, «иде Ольга в Греки»*, - записал древний автор. Конечно, реальные политические

взаимоотношения двух стран не допускали того, чтобы  правительница Руси могла просто снарядить посольство, сесть на корабль и явиться ко двору византийских императоров, чья система внешнеполитического церемониала

была чрезвычайно  изощренной. Однако Новгородская I летопись сообщает, что, придя к Константинополю, руссы дали знать о своем появлении императору. В ту пору византийское правительство предпринимает определенные шаги в поисках союзников против одних арабских правителей, пытается умиротворить других, нейтрализовать возможных противников на западных и северо-западных границах империи. Во второй половине 40-х гг. Константин VII шлет посольство к Оттону I, добивается дружбы у владыки Кордовы, пытается замирить сицилийских арабов и египетского правителя Аль-Мансура. Судя по оценкам, данным Константином VII в трактате «Об управлении государством» Руси, Хазарии, печенегам, византийское правительство в середине 50-х гг. X в. было весьма обеспокоено состоянием своих отношений с Русью, боялось новых нападений с ее стороны, не доверяло ей, стремилось иметь против нее постоянного противника в лице печенегов. В то же время Русь нужна была Византии как противовес в борьбе

* ПВЛ. С. 44

                                                 26

с Хазарией и мусульманскими правителями Закавказья, а также как неизменный поставщик союзных войск в противоборстве с арабами. Думается, что в этих условиях приглашение, направленное Ольге Константином Багрянородным, было вполне естественным дипломатическим шагом империи в отношении своего северного соседа. При этом необходимо иметь в виду и характерное для Византии стремление использовать христианизацию окрестных народов и государств в качестве средства усиления своего политического влияния среди соседей. Хотя христианизация русского общества шла быстрыми темпами и в договоре 944г. это нашло уже официальное отражение, тем не менее, и к середине 50-х гг. X в. Византия не преуспела в использовании христианства на Руси в своих политических целях. С этих позиций представляется неправомерным вести разговор лишь о стремлении Византии христианизировать Русь. Обе стороны стремились к

этому, но каждая, борясь за христианизацию, вероятно, преследовала свои политические цели.

        Необходимо обратить внимание и на стремление Древней Руси, начиная с IX в., установить с империей равноправные государственные отношения. Уровень оформления русско-византийских договоров не стоял на месте. В 944г. впервые греческое посольство появляется в Киеве, и новый договор в сравнении с соглашениями 860-х гг., 907 и 911 гг. уже заключается по всем канонам равноправных и суверенных отношений между государствами. Таким образом, вопросы государственного престижа, которые играли огромную роль в отношениях Византии с Персией, Болгарией, Аварским каганатом, имели первоначальное значение и для Древней Руси.

      В то же время Византия свято оберегала свое исключительное политическое и религиозное значение в тогдашнем мире. Согласно византийской концепции власти, император являлся наместником Бога на  
 

                                                       27

земле и главой всей христианской церкви*. В соответствии с этим представлением и оценивались ранги иностранных правителей. Никто из них не мог встать вровень с императором, однако степень этого неравенства для правителей различных государств была, естественно, различной и зависела от многих факторов - мощи данного государства, степени его влияния на политику Византии, характера сложившихся отношений между этим государством и империей и т. д. Все это находило закономерное выражение в титулах, почетных эпитетах, инсигниях и прочих знаках достоинства. Политической символикой был пронизан не только весь византийский придворный церемониал, но и порядок общения с иностранными государствами, прием иностранных правителей и послов. В конце лета 957г. русская княгиня   Ольга прибыла    в Константинополь    во главе представительной делегации. Она имела в своем составе, кроме восьми придворных слуг, племянника княгини, личных представителей князя-наследника Святослава, 20 или 22 купца, священника Григория и двух переводчиков. «Присутствие священника Григория в русской делегации объясняется легко. Как и его собрат, Гавриил, Григорий входил в ту категорию дипломатов-клириков, которых императорский двор часто использовал для ведения дипломатических переговоров. Григорию, вероятно, было поручено разработать с русскими такую систему взаимоотношений, в которой их государство должно было бы  играть  главную роль. Таким образом, прибытие в Константинополь представительного русского

посольства находит свое оправдание - санкционировать соглашение,

подготовленное  Григорием, и торжественно признать лавное место, отныне занимаемое Русью в дипломатической расстановке в    Северном Причерноморье».

* Рамм Б. П. Папство и Русь в X-XV веках. М.-Л., 1959. С. 10

* Ариньон Ж.-П.  Международные отношения Киевской  Руси в середине X в. и крещение  княгини Ольги // Византийский Временник. 1980. Т. 41. С. 149.

                                                     28

          Русской княжне оказали исключительные знаки внимания: после

официального  представления при дворе археонтиссу (княгиню) пригласили в покои императрицы, где с разрешения императора ей позволили сесть и

беседовать  с ним; кроме того, как владетельную государыню ее не заставили

совершить тройной проскинесис - она ограничилась лишь легким наклоном

головы; ее посадили за императорский стол и, наконец, одарили

богатыми  дарами*.

     Согласно «Повести временных лет», когда цесарь Константин Багрянородный увидел Ольгу, он нашел, «что она очень красива лицом и разумна, подивился ее разуму, беседуя с нею, и сказал ей: «Достойна ты царствовать с нами в столице нашей». Она же, уразумев смысл этого обращения, ответила цесарю: «Я язычница. Если хочешь крестить меня, то крести меня сам, иначе не крещусь». И крестил ее царь с патриархами... И было наречено ей в крещении имя Елена, как и древней царице - матери Константина Великого... После крещения призвал ее царь и сказал ей: «Хочу взять тебя в жены себе». Она же ответила: «Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью. А у христиан не разрешается это, - ты сам знаешь». И сказал ей царь: «Перехитрила ты меня, Ольга». И дал ей многочисленные дары, золото и серебро... и отпустил ее, назвав своею дочерью»*.Примечательно, что Константин ни слова не говорит, ни о чем подобном. Это и не удивительно,    если     знать его    отношение к предполагаемым бракам между лицами императорской крови и варварскими князьями и их детьми. И все же нельзя признать сказание летописца чистым вымыслом, до него, хоть и в фантастическом виде, могли

дойти слухи  о чем-нибудь подобном. «Действительно, - указывает Ж.-П. Ариньон, - насколько  невероятно, что вдовой Ольге было сделано

*См.: Никитин А. Ольга? Елена? Эльга? Наука и религия. 1991. № 11.С. 20-21. 

* ПВЛ. С. 241-242

                                                           29

предложение о  браке с женатым императором, настолько и неправдоподобно, что русская княгиня попыталась получить руку дочери императора для

своего сына Святослава, представители которого находились в ее свите: Ольга тогда стала бы свекровью багрянородной принцессы и могла получить

высшее придворное женское звание «опоясанной патриции». Однако в сочинении «О церемониях византийского двора» русская княгиня  не носит этого титула, но пользуется связанными с ним прерогативами. Вероятно, если матримониальные проекты Ольги не имели успеха, император постарался компенсировать их, воздавая почести, которые она имела бы в случае женитьбы ее сына на византийской принцессе. Кроме того, он пожаловал ей денежную сумму, в три раза большую, чем та, которую она получила бы как опоясанная патриция в рамках обычных придворных раздач»*.

Византийские  политики (в отношении Болгарии, алан, Руси) очень хорошо показали, что  христианские домыслы и религиозная система империи являлись чаще всего мощными политическими средствами воздействия на

окружающие народы и государства. Ольга могла креститься и в Киеве, но это крещение пожилой княгини в языческой стране при наличии языческой дружины и наследника-язычника могло не иметь никакого политического резонанса. Крещение на родине, будь оно историческим фактором, должно было бы остаться частным делом Ольги. Оно могло быть явным или тайным - это не имеет значения. Важнее, что оно не превращалось в политический и тем более внешнеполитический акт. Другое дело - крещение русской княгини в Византии. Этот акт сразу же превращался из частного вопроса в определенный политический шаг. И в этом случае, думается, никого не интересовало - христианкой или язычницей приехала Ольга в Константинополь.                                 

   * Ариньон Ж.-П. Указанное сочинение. С. 120.

 

                                                30

В летописи отмечается, что распространение христианства на Руси представляло для Ольги серьезные  трудности. В Константинополе она жаловалась патриарху: «Люди мои язычники и сын мой, - да сохранит меня Бог от всякого зла»*. В этих словах отражено понимание всей сложности введения христианства на Руси, где чрезвычайно сильно было язычество и где истинным язычником перед лицом набирающего силу на Руси христианства показал себя молодой князь Святослав Игоревич. Возвращаясь на Русь, Ольга боялась «всякого зла».Она пыталась склонить к христианству Святослава, но безуспешно. «Жила же Ольга вместе с сыном своим Святославом, и учила его мать принять крещение, но он и не думал, и не прислушивался к этому; но если кто собирался креститься, то не запрещал, а только насмехался над тем»*. Ольга настаивала: «Я познала Бога, сын мой, и радуюсь, если и ты познаешь - ты тоже станешь радоваться». На это князь Святослав заявил: «Как мне одному принять иную веру? А дружина моя станет насмехаться». Ольга же отвечала ему: «Если ты крестишься, то и все сделают то же». «Он же не послушался матери, продолжая жить по языческим обычаям»*, - заключает летописец. За церковной фразеологией и религиозными сентенциями здесь просматриваются серьезные противоречия в русском обществе той поры по вопросу принятия христианства. Ольга представляла тех, кто ратовал за его введение на Руси, Святослав, отражая настроение великокняжеской дружины - серьезной социальной силы, - выступал за сохранение язычества. Заметим, что даже в приведенном диалоге просматривается стремление Ольги не столько крестить самого Святослава, сколько продолжить ту политическую линию по введению Руси в лоно христианских государств, которую она активно продолжила и поддержала, приняв христианство. Спор между матерью и сыном, как это видно из летописной записи, шел не по поводу обращения в новую веру Святослава, а относительно крещения Руси*.