Самодержавие Николая I

      Сущность  уваровского представления о  русской жизни состояла в том,  что Россия - совершенно особое  государство и особая национальность, непохожая на государства и  национальности Европы. На этом  основании она отличается всеми  основными чертами национального  и государственного быта: к ней  невозможно приложить требования  и стремления европейской жизни.  Россия имеет свои особые учреждения, с древней верой, она сохранила  патриархальные добродетели, мало известные народам Запада. Прежде всего, это касалось народного благочестия, полного доверия народа к властям и повиновения, простоты нравов и потребностей. Крепостное право сохранило в себе много патриархального: хороший помещик лучше охраняет интересы крестьян, чем могли бы они сами, и положение русского крестьянина лучше положения западного рабочего.

С.С. Уваров полагал, что главной  политической задачей является сдерживание  наплыва новых идей в Россию. "Устойчивая" крепостная Россия противопоставлялась  мятущемуся Западу: "там" - мятежи и революции, "здесь"- порядок и покой. Этими идеями должны были руководствоваться литераторы, историки, воспитатели.

 Теория "официальной  народности" стала главным идеологическим  оружием консерваторов. Она пропагандировалась  во всех учебных заведениях, на  страницах периодических изданий,  в художественной литературе  и в религиозных наставлениях.

      После событий  30-х гг. ("холерные бунты", прокатившиеся  по стране, восстания в военных  поселениях и др.) правительство  Николая I особое внимание обратило  на периодическую прессу, которая  оказывала сильное воздействие  на народ. От имени императора  последовал приказ о запрещении  печатать статьи без подписи  автора. Каждое издание просматривалось  двумя цензорами. Усилились преследования  прогрессивно настроенных журналистов  и литераторов.

      Давление  на печать и школу усилилось  в 40-х гг. под влиянием крестьянского  движения в стране. Для подкрепления  действующей цензуры были созданы  специальные комитеты для пересмотра  издающихся журналов и тайного  наблюдения за "духом и направлением  всех произведений…книгопечатания". Начался период цензурного террора,  которому подверглись литераторы, редакторы и цензоры.

      При вступлении  на престол Николай I отдал  распоряжение министру народного  просвещения А.С. Шишкову о  пересмотре уставов всех учебных  заведений. Средняя и низшая  школы были изъяты из ведения  университетов и подчинены прямому  руководству назначаемых попечителей  учебных округов, ставших послушными  проводниками правительственной  программы. Частные учебные заведения,  свободнее и шире ставившие  преподавание, были подвергнуты  строжайшему контролю правительства;  открытие частных пансионов там,  где имелись казенные школы,  было запрещено. Теперь домашние  учителя обязательно проходили  предварительные испытания и  получали свидетельство не только  о знаниях, но и о своих  "нравственных качествах". Иностранцы, воспитывавшие российских детей, не допускались к ним без специальных удостоверений о добром поведении и благочестии.

      Считая  школы достаточно обеспеченными  от действий "разрушительных понятий", Уваров считал важным обратить  внимание на университеты, рассадники "своеволия и вольнодумства". По уставу, принятому в 1835 г., университеты  теряли значительную часть своих  прав и самостоятельности: они  перестали быть научными органами, превратившись в учебные заведения;  перестал действовать университетский  суд; министр получил право,  не считаясь с мнением совета, назначать профессоров. Большое  влияние в университете получил  инспектор, который должен был  вести надзор за нравственностью  студентов.

Толкователями и проводниками официальной теории были профессора Московского университета М.П. Погодин, Н.Г. Устрялов, С.П. Швырев, писатели и  публицисты Ф.В. Булгарин, Н.И. Греч, Н.В. Кукольник и др.

Они доказывали, что в  стране существует самый лучший порядок, который соответствует всем канонам  религии и "политической мудрости". По их мнению, крепостное право сохраняет  много патриархального, хотя нуждается  в частичном улучшении. Помещики (хорошие) лучше охраняют интересы крестьян, чем они смогли бы это сами сделать. Изданием консервативного направления  стал журнал "Москвитянин", выходивший под редакцией М.П. Погодина.

      М.П. Погодин  доказывал отсутствие в России  условий для революций. В качестве  аргументов он выдвигал "благодетельность" крепостничества, отсутствие в  стране сословной вражды. Он считал, что история России не имела  большого разнообразия событий,  как западная, но она была "богата  мудрыми государями", "славными  подвигами", "высокими добродетелями". Историк доказывал исконность  самодержавия, начиная с Рюрика. По его представлению, "истинное  просвещение" Россия установила  благодаря принятию христианства  от Византии. Кроме того, с петровских  времен Россия много заимствовала  у Европы, но М.П. Погодин сожалеет  о заимствовании "заблуждений". Теперь, говорит он, "пора возвратить  ее к истинным началам народности", с установлением которых "русская жизнь, наконец, устроится на истинной стезе преуспеяния, и Россия будет усваивать плоды цивилизации без ее заблуждений".

   Другой консерватор,  С.П. Швырев, противопоставлял Восток (т.е. Россию и родственные ей славянские страны) "загнивающему" Западу с его "ядовитой" цивилизацией. При этом "здоровые начала", которые Запад должен был "занять" у Востока, заключались, по С.П. Швыреву, в духе христианской веры и смирении. Эта концепция лежала в основе его научных разработок и выражена в статье "Взгляд русского на образование Европы".

      Содержанием  произведений Н.И. Греча, Ф.В.  Булгарина, Н.В. Кукольника были  верноподданнические чувства и  настроения, казенный патриотизм, выпады  против прогрессивных писателей  и идей.

Так, Ф.В. Булгарин скептически  относился к проектам демократического переустройства русской жизни, делал  ставку на царя и царское правительство  как инициаторов прогресса России. Напуганный выступлением декабристов (среди репрессированных властями было много его друзей), он стал всеми  силами демонстрировать преданность  режиму - дал словесный портрет  разыскиваемого В.К. Кюхельбекера, подготовил несколько докладных записок  для правительства по вопросам литературы и театра. Сначала Ф.В. Булгарин представлял  их генерал-губернатору и в генеральный  штаб, а с середины 1826 г., после  создания III отделения, стал адресоваться туда. Он выступал "как доброволец-осведомитель, а не как наемный агент сыска". Власти высоко ценили его осведомительную  деятельность и литературное творчество. В конце 1826 г. по указу царя Ф.В. Булгарин был зачислен в штат Министерства народного просвещения (с чином 8-го класса) и, как писал А.Х. Бенкендорф в 1831 г., "был употребляем по моему усмотрению по письменной части на пользу службы, и … все поручения он исполнял с отличным усердием". С 1825 г. Ф.В. Булгарин совместно с Н.И. Гречем издавал официозную "Северную пчелу", первую частную газету, имеющую право печатать политические известия и до 1860 г. остающуюся рупором монархизма в стране. Николай I в 1848 г. считал эту газету изданием, отличающимся "благонамеренностью и направлением, совершенно соответствующим цели и видам правительства".

      Но в  деятельности Ф.В. Булгарина были  и положительные моменты: он  помогал А.С. Грибоедову - провел  в печать фрагменты из "Горя  от ума", пропагандировал его  творчество в "Северной пчеле", помогал ему, временно заключенному  в крепость после восстания  декабристов. Высоко оценил в  "Северной пчеле" "Героя нашего  времени" М.Ю. Лермонтова, способствуя  распространению романа. При всей  его благонамеренности, Булгарин  вступал в конфликты с цензурой  по поводу запрещения публикаций  статей, получал выговоры от царя  или высокопоставленных сановников  за уже напечатанные материалы.

      В целом  Ф.В. Булгарин был в значительной  мере творцом мировоззрения николаевской  эпохи. Выступая идеологом "мещанской  народности", он выражал интересы  средних слоев, на которые стремилось  опереться правительство: чиновничество,  военные, провинциальное дворянство, часть купечества и мещанство.  Поэтому он получил поддержку  сверху, но в то же время  пользовался популярностью в  читательских кругах российского  общества.

      Другой  представитель консервативного  направления - Н.И. Греч в середине 20-х гг. перешел в консервативный  лагерь, покончив с либеральными  идеями. В начале 30-х гг. он становится соредактором (вместе Ф.В. Булгариным) "Северной пчелы". В представлении писателей последующих поколений Н.И. Греч отождествлялся с Ф.В. Булгариным. Действительно, их объединяли консервативные убеждения и близость к III отделению. Так, одобрение А.Х. Бенкендорфа вызвала брошюра Н.И. Греча "Разбор сочинения, озаглавленного "Россия в 1839 г.", маркиза Кюстина (1844 г.), в которой Н.И. Греч пытался опровергнуть критику французским литератором А. де Кюстином российского самодержавия.

      На 50-летний  юбилей Греча откликнулся Н.И.  Добролюбов сатирическим стихотворением, в котором юбиляр был назван "поборником лжи и мрака". Добролюбов был также автором памфлета, направленного Гречу, где критикует Греча за статью, посвященную им памяти Николая I.

Россия в 1833 г. обрела собственный  национальный гимн, пришедший на смену "Молитве русских" В.А. Жуковского на мелодию английского государственного гимна "God, save the King", которая была исполнена при торжественной встрече императора Александра I в 1816 г. в Варшаве и так понравилась ему, что "высочайше повелено было воинской музыке всегда играть этот гимн для встречи государя императора".

Идея создания собственного российского государственного гимна  принадлежала лично Николаю I, с появлением в марте 1833 г. официальной идеологии, видимо, ощущавшему необходимость дополнения двух обязательных атрибутов государственности - герба и флага еще и гимном и считавшего неподобающим для великой  России использование чужого гимна, причем с дословным переводом  его первой строки. История написания  гимна «Боже, Царя храни» изложена автором  его мелодии Алексеем Львовым  на страницах журнала «Русский архив». Львов окончил первым по успеваемости Институт инженеров путей сообщения, был замечательным скрипачом, незаурядным  композитором и блестящим музыкальным  организатором. Царский заказ на написание гимна поступил через  Бенкендорфа после возвращения  Николая I из Австрии и Пруссии  в начале сентября 1833 г. Граф сказал мне, пишет Львов, что «государь, сожалея, что мы не имеем своего народного  гимна и, скучая слышать музыку английскую, столько лет  употребляемую, поручает мне попробовать написать гимн Русский. Задача эта показалась мне весьма трудною, когда я вспомнил о величественном гимне английском «God, save the King», об оригинальном гимне французов и умилительном гимне австрийском. Несколько времени мысль эта бродила у меня в голове. Я чувствовал надобность написать гимн величественный, сильный, чувствительный, для всякого понятный, имеющий отпечаток национальности, годный для церкви, годный для войска, годный для народа - от ученого до невежи. Все эти условия меня пугали, и я ничего написать не мог. В один вечер, возвратившись, домой поздно, я сел к столу и в несколько минут гимн был написан».

 Под созданную Львовым  мелодию В.А. Жуковский по просьбе  композитора подобрал шесть строк  из своей "Молитвы русского  народа". Первая из них была  все тем же прямым переводом  строки английского гимна - "Боже, Царя храни". Вот эти шесть  строк: "Боже, Царя храни! / Сильный,  державный, / Царствуй на славу  нам, / Царствуй на страх врагам, / Царь православный! / Боже, Царя Храни!".

Текст гимна отличался  двумя несомненными для подобного  жанра достоинствами: он легко запоминается и столь же легко поддается  куплетному повтору. И вот еще  на что следует обратить внимание, если мы соглашаемся с тем, что  гимн Львова-Жуковского есть выражение  идеологии самодержавия, представленной доктриной Уварова. В тексте гимна  нашлось место двум главным ее составляющим - православию и самодержавию с упором на страх врагов, силу и  мощь России. Что же касается «народности», то эта часть триады вынесена убежденным монархистом Жуковским в заглавие, данное тексту гимна в первой его  публикации, - «Русская народная песня», безусловно, выражающая, как считал поэт, сокровенные народные чувства. Сомневаться в последнем не приходится, если обратиться к рассуждениям Жуковского на эту тему в одном из его писем, написанном как отклик на грозные  события 1848 г. в странах Европы:

«Народная Русская песня: «Боже, Царя храни!»  не есть что-то определенное, частное, а чудный родной голос, всё  вместе выражающий. В ней слышится совокупный гармонический привет от всех одноземцев, живших прежде, к живущим теперь, когда зазвучит для тебя народное слово «Боже! Царя храни», вся твоя Россия, с ее минувшими днями славы, с ее настоящим могуществом, с ее священным будущим, явится перед тобою в лице твоего государя».

 Первое исполнение  гимна оркестром и хором певчих  состоялось в Певческой капелле  перед императорской четой и  вел. кн. Михаилом Павловичем 23 ноября 1833 г. По словам мачехи композитора Львова, выслушав «Боже, царя храни!», «государь сказал: «Еще». В другой, в третий и, наконец, в четвертый раз прослушав эту музыку, государь подошел к А.Ф. Львову, обнял его, и крепко поцеловав, сказал: «Спасибо, спасибо, прелестно; ты совершенно понял меня». В передаче другого очевидца, император поблагодарил Львова словами: «Лучше нельзя, ты совершенно понял меня».

Первое публичное исполнение гимна произошло в Москве в  Большом театре 11 декабря 1833 г. Московская публика встретила его, как уверяют  современники, восторженно, и по ее требованию он был повторен трижды. Наконец, 25 декабря, в день годовщины  освобождения России от наполеоновского  нашествия, гимн прозвучал в залах  Зимнего дворца после Рождественской службы и благодарственного молебна  в присутствии всей царской фамилии, двора, гвардии, ветеранов войны 1812 г. С этого дня гимн, или, как  больше нравилось Николаю, «русская народная песня» начала свою самостоятельную  жизнь и исполнялась при любом  подходящем случае (например, при появлении  императора в театре), прославляя образ  самодержца и его правление.