Крестьянство и власть в 1917-1929 годах

     Важный  поворотный момент произошел в январе 1918 г. с роспуском Учредительного собрания и созывом III Всероссийского съезда Советов. Теперь уже Советская власть была установлена на всей северной и центральной части территории России и на Волге и быстро проникала в Сибирь. Повсюду экспроприация помещичьих имений либо была завершена, либо близилась к завершению. Однако поскольку до сих пор все признавали необходимость дождаться вердикта Учредительного собрания, то процесс перераспределения земель еще не начинался, и все зависело от воли уездных или волостных земельных комитетов или же земельных отделов местных Советов. И здесь ситуация была для большевиков далеко не утешительной.

     Одновременно  с III Всероссийским съездом Советов в Петрограде собрался съезд делегатов земельных комитетов. Хотя три четверти делегатов по свидетельствам считались левыми эсерами, они заняли враждебную позицию по отношению к Всероссийскому съезду Советов, соглашаясь поначалу иметь дело только с его «крестьянской секцией». В результате деятельности Наркомзема Колегаева в качестве посредника к делегатам обратился с речью Ленин. В конце концов удалось обеспечить одобрение съездом проекта закона «О социализации земли», который был призван урегулировать спорный вопрос о распределении земли и второпях представлен на состоявшееся 18/31 января 1918 г. последнее заседание Всероссийского съезда Советов. То обстоятельство, что проект был представлен на съезд в последний момент, предотвратило возникновение дискуссий. Он был одобрен в принципе и передан во ВЦИК для более детальной проработки. Этот же съезд уже заложил ранее в Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа два основных принципа большевистской аграрной политики: «частная собственность на землю отменяется» и «образцовые поместья и сельскохозяйственные предприятия объявляются национальным достоянием» [6, c. 438].

     Закон «О социализации земли» до некоторой степени знаменовал совпадение между собой позиций большевиков и эсеров. Статья 9 гласила, что распределением сельскохозяйственных земель ведают «сельские, волостные, уездные, губернские, областные главные и федеральные земельные отделы Советов», которые должны были либо заменить собой старые земельные комитеты, либо превратить их в отделы Советов. Поскольку правые эсеры продолжали играть доминирующую роль в земельных комитетах, то эта мера была уступкой большевиков.

     Однако  Ленин мог с гордостью указать  и на статью 11, которая определяла среди целей социалистической аграрной программы «развитие коллективного хозяйства в земледелии, как более выгодного в смысле экономии труда и продуктов, за счет хозяйств единоличных, в целях перехода к социалистическому хозяйству». Таким образом, бок о бок с эсеровским принципом полного передела земельного фонда в новом законе был ясно установлен и получил признание большевистский принцип коллективного ведения сельского хозяйства, который был ранее зафиксирован в Декрете о земле, принятом 26 октября/8 ноября 1917 г. [3, c. 17-20].

     Вместе  с тем, Закон «О социализации земли» полностью признавал основные эсеровские принципы. «Право пользоваться землей принадлежит лишь тем, кто обрабатывает ее собственным трудом», – гласила статья 3. А статья 53 нарочито описывала применение наемного труда как «законом недозволенное». «Распределение земли между трудящимися, – говорилось в статье 12, – должно производиться на уравнительно-трудовых началах так, чтобы потребительно-трудовая норма... не превышала трудоспособности наличных сил каждого отдельного хозяйства и, в то же время, давала бы возможность безбедного существования семье земледельца». Применение этой сентенции на практике означало, согласно статье 25, что «количество земли, отводимой отдельным хозяйствам... не должно превышать потребительно-трудовой нормы», и при этом прилагалась детальная инструкция, уточняющая, каким путем надлежит исчислять эту норму. Правильные размеры земельного надела для данного хозяйства определялись в результате сложного подсчета, который принимал во внимание как число живущих там «рабочих сил» – причем мужчина принимался за единицу, женщина – за 0,8, юноши в возрасте 16-18 лет – за 0,75, девушки – за 0,6, а дети в возрасте 12-16 лет – за 0,5 единицы, – так и «количество едоков». Там, где размеры наличных земель не позволяли реализовать эти нормы на практике, судя по всему, допускалось покрытие этого дефицита за счет «земель запасного фонда», создаваемых в результате конфискации помещичьих имений, а там, где это оказывалось невозможно, предусматривалась миграция семей в другие районы. Однако там не была решена – и даже не рассматривалась – ни одна из практических трудностей, возникающих в ходе осуществления этих мероприятий. Вопрос о выравнивании размеров крестьянских наделов, превышавших указанную норму, был обойден молчанием, хотя в другом разделе этого закона и содержалось положение, что «излишек дохода, получаемый от естественного плодородия лучших участков земли, а также от более выгодного их расположения в отношении рынков сбыта, поступает на общественные нужды в распоряжение органов Советской власти». Закон содержал несколько примечаний, оговаривающих приспособление его положений к конкретным местным условиям [4, c. 31-32].

     В течение весны и начала лета 1918 г. перераспределение земель проходило в центральных, северо-западных и северо-восточных губерниях европейской части России и в районе Волжского бассейна – в общей сложности это касалось 28 губерний, в которых прочно установилась Советская власть. Однако реально протекавшие процессы имели весьма мало отношения к только что обнародованному закону. «Социализация не была проведена в общегосударственном масштабе, – писал один из сотрудников Наркомзема. – ...Практически земля осваивалась местным населением» [8, c. 153].

     Распределение по числу едоков было более распространено в малоземельных центральных и волжских губерниях, распределение в соответствии с трудовыми возможностями – в менее густонаселенных северных губерниях России и в сибирских степях. Система внутриобщинных наделов, подлежащих периодическому перераспределению, реформой не затрагивалась. Из суммарного количества конфискованной земли 86% было, как утверждалось, распределено среди крестьян, 11 – перешло к государству, в основном в форме советских земледельческих хозяйств и ферм, а 3% – сельскохозяйственным коллективам. Среднее прибавление к крестьянским наделам варьировалось в пределах от 1/4 до 3/4 десятины [4, c. 32].

2. Политика  Советской власти в деревне в годы Гражданской войны (лето 1917 – весна 1921 гг.)

1. Установление «военного коммунизма» в сельском хозяйстве

     Новая большевистская политика в отношении деревни началась в мае 1918 г. 9 мая ВЦИК дал свое одобрение декрету «О предоставлении Народному Комиссариату Продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими». Эта тема, объявленная в пространном заголовке декрета, была развита в риторической преамбуле:

     «В то время, как потребляющие губернии голодают, в производящих губерниях в настоящий момент имеются по-прежнему большие запасы даже не обмолоченного еще хлеба урожаев 1916 и 1917 годов. Хлеб этот находится в руках деревенских кулаков и богатеев, в руках деревенской буржуазии. Сытая и обеспеченная, скопившая огромные суммы денег, вырученных за годы войны, деревенская буржуазия остается упорно глухой и безучастной к стонам голодающих рабочих и крестьянской бедноты, не вывозит хлеб к ссыпным пунктам в расчете принудить государство к новому и новому повышению хлебных цен...» [6, c. 445].

     Конкретные  положения этого декрета состояли в представлении Народному комиссариату продовольствия полномочия отменять любые решения местных продовольственных властей или распускать и реорганизовывать подобные органы и «применять вооруженную силу в случае оказания противодействия отбиранию хлеба или иных продовольственных продуктов». В декрете не сквозило особой надежды, что желаемых целей удастся добиться какими бы то ни было иными средствами, кроме силы. «На насилие владельцев хлеба над голодающей беднотой ответом должно быть насилие над буржуазией».

     Будучи  однажды принята, новая линия проводилась далее с неукоснительной твердостью. Особые отряды, «формируемые по преимуществу в потребляющих районах», должны были базироваться при местных органах Наркомпрода, с тем, чтобы содействовать изъятию продовольственных запасов.

     Крестьяне, когда у них хватало смелости, сопротивлялись изъятию у них хлеба. Порой сопротивление оказывалось серьезное и дело доходило до вооруженных столкновений; но такие случаи составлявшие исключение [4, c. 35].

     Установление  «военного коммунизма» в сельском хозяйстве было ознаменовано выпуском декрета от 11 июня 1918 г. об образовании знаменитых комитетов крестьянской бедноты, или комбедов, – они представляли собой «волостные и сельские Комитеты деревенской бедноты, организуемые местными Советами Рабочих и Крестьянских Депутатов при непременном участии продовольственных органов и общим руководством Народного Комиссариата Продовольствия». Право выбирать или быть избранным в эти комитеты имело все сельское население, за исключением «заведомых кулаков и богатеев, хозяев, имеющих излишки хлеба или других продовольственных продуктов, имеющих торгово-промышленные заведения, пользующихся батрацким или наемным трудом и т.п.». Они были призваны служить инструментом для изъятия у «кулаков и богатеев» излишков зерна, для распределения зерна и предметов первой необходимости и, в более широком смысле, для проведения на местах сельскохозяйственной политики Советского правительства. Бедные крестьяне могли получать за свои услуги вознаграждение в виде зерна из изъятых количеств, которое отпускалось им бесплатно до 15 июля, со скидкой 50% твердой цены – до 15 августа и со скидкой 20% в течение всего времени после указанного срока, а также в виде сходных скидок при приобретении других предметов первой необходимости [5, c. 41].

     Таким образом, вследствие быстро распространявшегося критического положения, вызванного гражданской войной, сбор зерна у крестьян для нужд города и армии стал вопросом жизни и смерти. Не оставалось ничего другого, как с удвоенной силой применять метод реквизиции при помощи такого механизма, как рабочие отряды и комитеты бедноты. Это были вызванные отчаянием средства для достижения цели. И все же кризис был преодолен, армия обеспечена и города спасены от голодной смерти.

2. Попытка развития крупного коллективного земледелия

     Летом 1918 г. в советской политике обозначился поворот к беднейшему крестьянству, который был связан с другой фундаментальной целью – развитием крупного земледелия. По мнению большевиков, бедняки представляли собой единственную группу крестьян, которых можно было считать безразличными к частной собственности и потенциально выступающими в пользу коллективного хозяйствования. В действительности, как мелкие, так и средние крестьяне были одинаково привязаны к старым формам земельного владения.

     Организованные  к тому времени коллективные хозяйства были нескольких видов. Первоначальные советские хозяйства (совхозы) – образцовые хозяйства, упоминавшиеся в Апрельских тезисах Ленина и его некоторых более поздних высказываниях, – в основной своей массе формировались на основе бывших имений, выращивавших специальные культуры, для которых требовались техническая подготовка и специальная организация (такие, как сахарная свекла или лен). Были также сельскохозяйственные коммуны, в которых крестьяне объединялись для обработки нераспределенной земли, совместно трудясь и деля поровну доходы; они, похоже, представляли черту примитивного коммунизма, присущую русскому крестьянству. И наконец, были сельскохозяйственные артели, в которых элемент коллективизма сводился к процессам производства и торговли. По-видимому, Ленин принял во внимание все эти формы коллективного земледелия, когда осенью 1918 г. признал, что существует лишь «...несколько сот поддерживаемых государством сельскохозяйственных коммун и советских хозяйств» [7, т. 37, c. 327].

     К тому времени было фактически завершено  проведенное на скорую руку распределение сельскохозяйственных угодий в районах, находившихся под контролем Советской власти. Лучшие земли, за исключением ограниченных площадей, отведенных под свеклу, лен и другие специальные виды культур, оказались в крестьянском землепользовании; а те, что остались для коллективистских экспериментов, были, вероятно, худшими и менее пригодными для обработки землями. Как впоследствии писал советский партийный и государственный деятель, экономист В.П. Милютин: «Помещичья земля подверглась в своем громадном большинстве разделу, и можно было опасаться, что крупное производство в сельском хозяйстве погибнет. Кроме того, существовала опасность и сильного укрепления мелкособственнических стремлений» [9, c. 171-172].

     Требовались героические меры. 4 июля 1918 г. Совнарком  проголосовал за выделение 10 млн. руб. для стимулирования сельскохозяйственных коммун. 2 ноября 1918 г. был образован фонд в размере миллиарда рублей для авансирования сельскохозяйственных коммун и рабочих ассоциаций, деревенских товариществ или групп при условии их «перехода от единоличных форм землепользования к товарищеским». В следующем месяце Ленин выступил с пространной и очень важной речью перед участниками встречи, которая была названа «первым Всероссийским съездом земельных отделов, комитетов бедноты и коммун». Темой его выступления был приход социализма в деревню, причем это было его первым крупным высказыванием о социалистическом строительстве в сельском хозяйстве. Он нарисовал перспективы создания крупных коллективных хозяйств [7, т. 37, c. 352-364]. Съезд принял резолюцию, в которой говорилось, что главнейшей задачей земельной политики должно стать «последовательное и неуклонное проведение широкой организации земледельческих коммун, советских коммунистических хозяйств и общественной обработки земли».