Крестьянство и власть в 1917-1929 годах

     В итоге 14 февраля 1919 г ВЦИК издал декрет, который был первый крупным законодательным актом об аграрной политике после декрета о «социализации», принятого за год до этого совместно с левыми эсерами. В новом декрете смело провозглашался «переход от единоличных форм землепользования к товарищеским», говорилось, что «на все виды единоличного землепользования следует смотреть как на преходящие и отживающие» и что «в основу землеустройства должно быть положено стремление создать единое производственное хозяйство, снабжающее Советскую Республику наибольшим количеством хозяйственных благ при наименьшей затрате народного труда». Одна из его статей содержала тщательно разработанные положения о структуре, прерогативах и обязательствах совхозов и сельскохозяйственных коммун. Совхозы, во главе которых мог быть отдельный заведующий или рабочий комитет, непосредственно подчинялись губернским или местным Советам и через них – соответствующему отделу Наркомзема: эта организация была очень близка организации национализированных фабрик, находившихся под контролем ВСНХ. Сельскохозяйственные коммуны, суть «добровольные союзы трудящихся», обладали большей автономией, хотя и находились в конечном счете в подчинении местных (уездных) земельных отделов и Наркомзема.

     Как оказалось, место, занимаемое коллективными хозяйствами в официальной пропаганде того времени, не отвечало скромным результатам, достигнутым ими. Согласно самым подробным имеющимся статистическим данным, в европейской части России, исключая Украину, насчитывалось 3100 совхозов в 1918 г., 3500 -в1919г. и 4400 – в 1920 г. [9, c. 171].

     Большинство советских хозяйств того периода были совсем маломощными и не шли ни в какое сравнение с гигантскими совхозами конца 20-х годов: в 1920 г. было подсчитано, что более 80% из них занимали площадь меньше 200 десятин. Общее качество почвы было невысоким, и меньше половины земли отводилось под пашню. Сообщалось, что в феврале 1919 г. под прямым управлением Наркомзема находилось всего 35 совхозов общей площадью 120 тыс. десятин (эти хозяйства можно было бы отнести к числу наиболее крупных); остальные находились под местными Советами и «влачили жалкое существование». В середине 1919 г. насчитывалось 2100 сельскохозяйственных коммун; впоследствии их число постепенно снижалось, по мере того как улетучивался энтузиазм, на волне которого родилась эта форма общественного хозяйствования. Число сельскохозяйственных артелей, напротив, увеличилось с 1900 в 1919 г. до 3800 в 1920 г., а со временем возрастало еще большими темпами; однако эта форма сельскохозяйственной кооперации не предусматривала коллективной обработки земли [9, c. 171]. Эти цифры ясно показывают, сколь незначительна была поддержка крестьянами этих крупных производственных единиц в сельском хозяйстве.

3. Поиск большевиками новых  союзников в деревне. Поворот 
   к «середнякам»

     В конце 1918 г. в советской аграрной политике произошло радикальное изменение. Создание комитетов бедноты в июне 1918 г. представляло собой в основном политическую меру, направленную на раскол крестьянства. Тем не менее этот механизм не сработал. Теперь, когда земля оказалась распределенной, «крестьяне-бедняки» – то есть те крестьяне, которым нечего терять, – оказались менее многочисленными, чем предполагали большевики. Комбеды, там, где они были эффективны, похоже, возглавлялись ярыми большевиками, которые не всегда обладали опытом работы на селе и очень быстро вступали в столкновение с местными Советами, остававшимися к тому времени по своему составу преимущественно беспартийными. В результате началась борьба за власть, в ходе которой стало ясно, что в местных органах управления сельскими делами нет места как для комитетов, так и для прежних Советов.

     Вскоре  VI Всероссийский съезд Советов принял резолюцию, согласно которой комбеды потеряли свой независимый статус и им была отведена роль группы членов местных Советов, выступающей за более решительную, активную политику. В результате решения съезда ВЦИК обнародовал 2 декабря 1918 г., декрет, в котором провозглашалось, что ввиду сложившейся в деревне обстановки «двоевластия» насущно необходимо провести перевыборы в сельские Советы, что комбеды призваны сыграть активную роль в организации этих выборов и что, однако, после перевыборов Советы затем должны остаться «единственными органами власти», а комбеды должны быть распущены [6, c. 530].

     Ликвидация  комбедов явилась своевременным признанием поражения – отход с непригодных для обороны позиций. Решение о роспуске комбедов был тесно связано со стремлением обеспечить Советской власти поддержку середняка. В России некоторое время перед революцией стало обычным подразделять крестьян не на две, а на три категории: зажиточные крестьяне, которые производили продукцию для рынка, равно как и для собственных нужд, используя наемный труд и продавая излишки своей продукции (кулаки); беднейшие крестьяне, безземельные или имевшие слишком мало земли, чтобы прокормить себя и свою семью, и вынужденные наниматься на работу к другим для того, чтобы жить (бедняки или батраки); и промежуточная категория крестьян, которые могли прокормить себя и свои семьи, однако, как правило, не использовали наемный труд и не имели излишков на продажу (середняки). Вполне понятно, что такая классификация не имела четких границ, а статистика, относящаяся к ней, носит ненадежный характер. По данным В.П. Милютина, кулаки составляли менее 10% крестьянства, на долю бедняков приходилось около 40%, а остальные 50% были середняками [9, c. 161-162].

     Весной 1918 г., когда вводились комбеды, середняки почти не принимались в расчет. Летом 1918 г. наступил самый решающий момент гражданской войны, когда советское руководство почувствовало необходимость привлечь на свою сторону всех возможных союзников в этой отчаянной борьбе.

     В это время Ленин заговорил, в частности, о необходимости «соглашения» и «союза» со средним крестьянством и «уступок ему» [7, т. 36, c. 508]; и в августе 1918 г. циркуляр за подписью Ленина и Цюрупы был разослан всем местным властям, в котором указывалось, что Советское правительство ни в коем случае не выступает против «крестьянства среднего достатка, не эксплуатирующего трудящихся», и что льготы декрета от 11 июня 1918 г. должны распространяться как на бедняков, так и на середняков» [7, т. 36, c. 767]. Однако, до той поры покуда комбеды продолжали активно действовать и располагали силой, оставалась непреодолимой тенденция сконцентрировать все усилия на удовлетворении интересов беднейших крестьян и приравнять середняков к кулакам.

     Было  бы ошибочно рассматривать изменение  в советской аграрной политике, которое последовало после роспуска комитетов бедноты зимой 1918/19 г., либо как шаг вправо, либо как шаг в предвкушении новой экономической политики 1921 г. Однако это означало определенное смягчение наиболее острых проявлений военного коммунизма и возврат к политике компромиссов с теми, кого до сих пор считали мелкобуржуазными элементами деревни.

3. Аграрная  политика в годы НЭПа

1. Причины и условия введения НЭПа

     Весной 1921 г. советское правительство признало, что существующая система продразверстки, как чрезвычайная мера продовольственного снабжения, себя исчерпала. Насильственное изъятие хлеба продотрядами привело к резкому сокращению крестьянами засеваемых площадей до уровня собственных нужд. Хлеба в стране катастрофически не хватало: продразверстка спасла от голодной смерти, но не от голода.

     8 марта 1921 г. в Москве открылся  X съезд партии для обсуждения аграрной политики в сложившихся условиях. Правительством (ВЦИК) была предложена съезду кардинальная мера – замена продразверстки продовольственным налогом. Эта мера являлась отражением новой концепции, что сельскохозяйственное производство может быть увеличено путем предоставления крестьянину свободы распоряжаться по своему усмотрению излишками своих продуктов, а также свободы и безопасности владения своей землей [2, c. 36].

     X съезд РКП (б) одобрил постановление о замене разверстки меньшим по размеру налогом. Земледельцам предоставлялось право обмена остающихся запасов продовольствия, сырья и фуража на нужные им продукты промышленного и сельскохозяйственного производства. В тоже время, как и в 1918 г., на первое место выдвигался безденежный товарообмен между городом и деревней через государственные и кооперативные торговые учреждения.

     Декретом  Совнаркома от 28 марта 1921 г. был установлен хлебный налог в размере 240 млн. пудов («при среднем урожае») вместо 423 млн. пудов задания по разверстке 1920 г., из которых фактически было собрано около 300 млн. пудов. За счет торговли и обмена предполагалось дополнительно получить еще 160 млн., доведя тем самым планируемый минимум, необходимый для потребления, до 400 млн. пудов [7, т. 43, c. 153, 311].

     Сообщение об изменении политики пришло в самый последний момент, чтобы сказаться на посевной программе. Может быть, частично благодаря побудительным мотивам, содержавшимся в НЭПе, посевные площади в северных и центральных губерниях увеличивались в 1921 г. на 10-15%. Правда, это были «потребляющие» губернии, которые даже не полностью удовлетворяли свои собственные потребности; а в гораздо более значимых губерниях юга и юго-востока посевные площади фактически сократились примерно на тот же процент. Но все расчеты были развеяны в прах катастрофической засухой, второй год подряд наиболее сильно поразившей «производящие» губернии Поволжья. Первая тревожная нота прозвучала в конце апреля 1921 г. в постановлении Совета труда и обороны «О борьбе с заухой». В июле 1921 г. о масштабах катастрофы свидетельствовало сенсационное назначение беспартийного Всероссийского комитета помощи голодающим и последовавшее месяц спустя едва ли менее сенсационное соглашение с Американской администрацией помощи (АРА), возглавляемой будущим президентом США К. Гувером для получения из-за границы помощи голодающим[11, c. 7-12]. В июле были изданы декреты об эвакуации в Сибирь 100 тыс. жителей наиболее пораженных засухой районов. Через несколько дней было принято решение правительства освободить от натурального налога крестьян голодающих губерний. В конце года было официально объявлено, что из 38 млн. десятин земли, засеянных в европейских губерниях РСФСР, урожай полностью был уничтожен на более чем 14 млн. десятин. Вместо запланированных 240 млн. пудов продовольственного налога на 1921-1922 гг. было собрано только 150 млн., или половина от общего сбора 1920-1921 гг. [2, c. 39].

     Весна 1922 г., когда несчастье, вызванное  голодом, почти прошло и была в разгаре новая посевная, стала переломным моментом для НЭПа: в деревне начали действовать стимулы НЭПа власти были настолько уверены в будущем, что объявили о сокращении продналога до уровня 10% общего производства и запретили конфискацию домашнего скота у крестьян за неуплату налога [6, c. 624].

2. Новое земельное законодательство

     Распределение земельных владений бывших помещиков  среди крестьян фактически было завершено  в 1918 г., и после этого в период военного коммунизма не произошло никаких существенных изменений в системе землепользования. Но позиция властей была двусмысленной. Запрещение законом сдачи и взятия земли в аренду (не говоря уже о купле-продаже земли, совершенно исключенной теорией общественного землепользования), а также запрет на наемный труд мешали единоличному крестьянину приспосабливаться к меняющимся семейным условиям – функция, автоматически осуществляемая путем перераспределения в системе общинного землепользования, – а значит, были направлены против единоличного хозяйствования.

     В мае 1922 г. появилось постановление  ВЦИК в виде «Основного закона о трудовом землепользовании», состоявшего из 37 статей. Одинаково законным признавались артель, община, мир, изолированные владения в виде отрубов или хуторов, а также комбинации этих форм землепользования: свобода выбора оставалась за конкретным крестьянином, ограниченная лишь не вполне ясно определенным правом местных властей устанавливать правила в спорных случаях. Сохранение мира с его периодическим перераспределением земли не запрещалось, но и не поощрялось. В то же время крестьянин, по крайней мере теоретически, был свободен покинуть его и взять с собой свою землю, причем декрет способствовал реализации такой возможности, разрешая как сдачу земли в наем, так и использование наемного труда, хотя открыто оговаривая, что такое возможно в качестве исключения для удовлетворения специфических потребностей. Семьи, «временно ослабленные» стихийными бедствиями или потерей рабочих рук, могли сдать в аренду часть своей земли максимум на два севооборота. Работников можно было нанимать при условии, если члены семьи также работают «наравне с наемными рабочими» [6, c. 626].

     Таким образом, целью НЭПа было покончить с остатками уравнительных тенденций революционного периода. Он признавал – пока это отвечало теории государственной собственности на землю – право крестьянина относиться к своему земельному наделу как к своей собственности, расширять его, обрабатывать с помощью наемного труда или сдавать в аренду другим. Что касается обязанностей перед государством, то он выполнял их в качестве налогоплательщика. В свою очередь государство предлагало ему – впервые после революции – гарантию пользования с целью обработки своего участка земли и сбора урожая для своего собственного и всеобщего благосостояния.