Индустриализация СССР

Содержание

Введение……………………………………………………………………………..3

Глава I Предпосылки индустриализации…...…………………………………..5

Глава II План индустриализации………………………………………………..7

Глава III Великие стройки первой пятилетки, политика новых кадров…14

Глава IV Продолжение плана во второй пятилетке……………………….…22

Глава V Итоги индустриализации в СССР……………………………………25

Заключение……………………………………………………………………...…28

Список  литературы……………………………………………………………….29

     Введение 

     В 1933 г., подводя итоги выполнения первого  пятилетнего плана, Сталин заявил, что  СССР превратился из страны аграрной в страну индустриальную. «В результате успешного проведения пятилетки,—  подчеркнул он,— мы уже выполнили  в основном ее главную задачу —  подведение базы новой современной  техники под промышленность, транспорт, сельское хозяйство». Через несколько  лет аналогичный вывод был  сделан им при рассмотрении более  широкого отрезка нашей истории. А в 1946 г., разъясняя причины победы Советского Союза в Великой Отечественной  войне, Сталин сказал о важности политики индустриализации и добавил, что  на превращение СССР в страну индустриальную понадобилось всего 13 лет (1928—1941 гг.).

     Каждое  из приведенных суждений до сих пор  имеет своих сторонников и  противников. Одни связывают индустриализацию лишь с первой пятилеткой, другие (их большинство) — с 30-ми гг. в целом. Существует даже группа историков, которые  вообще доказывают, что индустриализация в СССР в сущности так и не произошла, имея в виду комплексное преобразование всего народного хозяйства на основе крупного промышленного производства. При этом указывается на техническое  отставание, на высокую долю ручного  труда в целом ряде отраслей и  пр.

     Но  верны ли эти оценки по существу? Такой вопрос возникал и раньше. Трудности развертывания НТР, перевода народного хозяйства на путь интенсивного развития придали ему особую остроту. Одним словом, назрела необходимость  осмыслить на уровне новейших достижений обществоведения содержание и масштабы индустриализации, провозглашенной  Сталиным на XIV съезде партии и, по его  мнению, завершенной к началу 40-х  гг.

     Решение такой задачи в значительной мере подготовлено появлением в 1988—1989 гг. работ  О. Лациса, Л. Гордона и Э. Клопова, В. Попова и Н. Шмелева, подсчетами Г. Ханина и В. Селюнина. Следует также  иметь в виду статьи Ю. Голанда, М. Горинова, Ю. Пинскера, Н. Симонова, Г. Хапина, в основе своей посвященные анализу  причин, обусловивших отказ от НЭПА в конце 20-х гг. Точки зрения названных  авторов порой явно противоположны, что еще раз свидетельствует  об общей неразработанности проблематики.

     Рассматривая  конкретный ход событий в период проведения индустриализации в СССР, необходимо, прежде всего, принимать  во внимание прямые, немедленные результаты той или иной политики и ее долговременные следствия, которые не всегда и не во всем совпадают. Определенные действия руководства страны вызывали подчас катастрофические последствия. Однако жизнь и совокупность ряда объективных  обстоятельств заставляли корректировать курс. Каждый шаг "выправления" линии, в свою очередь, оставлял за собой "обломки  и черепки", но в итоге, ценой  огромных усилий и жертв, выходил  некий результат, который при  желании можно было выдать за тот, к которому, собственно, и стремились. Отсюда среди историков сложились  противоречивые оценки происходивших  процессов. Если следовать какой-либо одной из этих линий освещения  событий, то получится весьма искаженное представление об истории 1930-х годов: она может быть изображена или  как цепь постоянных провалов и злодеяний  режима, или же как ряд его последовательных успехов и достижений. Действительность же была намного сложнее.

     Исходя  из этого, в своей работе я поставил перед собой цель ответить на ряд  вопросов, связанных с проведением  индустриализации, а именно: явилась  ли индустриализация объективной закономерностью  исторического развития?; каковы были ее социально-экономические причины  и последствия? Для получения  наиболее объективной картины, попытался  соотнести то, что провозглашалось  официальной идеологией и проводилось  на практике, с действительным состоянием дел.

     Глава I

     Предпосылки индустриализации 

       «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Этой речи Сталина, произнесенной в феврале 1931 г. на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности, суждено было стать поразительным  пророчеством. Десять лет спустя наступил 1941 г. — год нападения нацистов на СССР¹.

     По  уровню народнохозяйственного развития, т. е. по состоянию производительных сил и их технико-экономической  организации, СССР в конце 20-х годов  находился на начальных этапах индустриализации. Хотя переход от доиндустриального  к индустриальному технологическому способу начался еще в XIX в., темпы этого процесса были таковы, что вплоть до революции Россия оставалась аграрной страной, в народном хозяйстве которой преобладало мелкое производство и домашние формы труда. Опустошенная мировой, а затем гражданской войной резко ослабили и те элементы индустриального производства, которые имелись в российской экономике.

     Естественно, что к исходу первого десятилетия  Советской власти, когда в основном завершилось восстановление разрушенного, СССР оказался на той же начальной  стадии индустриального преобразования народного хозяйства, которой Россия достигла накануне воины и революции. В фабрично-заводской промышленности к началу первой пятилетки производилось  лишь 20—25% национального дохода СССР, тогда как сельское хозяйство  давало около 50%. Государство получало с него только небольшой налог  и не имело почти никаких средств, чтобы развивать и увеличивать  промышленность. В сельскохозяйственном производстве было занято едва ли не 80% работающего населения страны, велось оно почти исключительно домашинным способом.

     Объем промышленной продукции, выпускавшейся  в то время даже по абсолютной величине существенно уступал соответствующим  показателям всех ведущих индустриальных держав, несмотря на гораздо более  многочисленное население страны. В  СССР при населении примерно в 160 млн. человек в конце 20-х годов  производилось ежегодно 3-4 млн. т. чугуна, 4-5 млн. т. стали, 35-40 млн. т. угля, 5-6 млрд. кВтч электроэнергии — в 2-3 раза меньше, чем в Германии, Англии или Франции  — странах с населением 40-60 млн. человек, - и во много раз меньше, чем в США (где жило тогда чуть больше 120 млн. человек). Уровень производства советской промышленности в расчете  на душу населения отличался от душеного производства в индустриально развитых странах в 5-10 раз, а то и на несколько  порядков. Многие наиболее сложные  промышленные изделия вообще не производились. При этом и в промышленности большинство  рабочих (хотя и не столь подавляющее, как в сельском хозяйстве) было занято ручным трудом. По уровню производительных сил и технико-технологическому типу производства отставание страны, имело в то время, так сказать, стадиальный масштаб. В передовых капиталистических странах уже утвердился индустриальный технологический способ труда, народное хозяйство СССР, взятое в целом, оставалось еще по-прежнему на доиндустриальной стадии.

     Вооруженные силы Советов были очень слабы; они  были  вооружены тем, что осталось от царской армии. Авиации практически  не было, не было танков и совсем не было заводов для их производства². 

     Глава II

     План  индустриализации 

     Подготовкой пятилетнего плана занимались две  соперничающие друг с другом ведущие  школы. Первая, чьей основной опорой был  Госплан, выступала за строго научный  план, основанный на проверенных цифрах и прогнозирующий такие отношения  между различными секторами экономики, которые в целом создадут устойчивое равновесие. Другая школа, имевшая своей  опорой ВСНХ, может быть названа  „телеологической”,. Всем остальным  отраслям народного хозяйства предоставлялось  пристраиваться под сенью тяжелой  индустрии, кто как сумеет. Как  заметил статистик С. Г. Струмилин: „Наша задача состоит не в том, чтобы изучать экономику, но в  том, чтобы изменить ее”³.

     Начиная с 1926 г. в Госплане и ВСНХ, один за другим подготавливались различные  проекты плана. Их разработка сопровождалась непрерывными дискуссиями. Госплан  подготовил к конференции два  варианта плана: один — минимальный, или «отправной», а другой — максимальный, или «оптимальный»; показатели второго  превосходили показатели первого примерно на 20%. Но Центральным Комитетом уже  было решено, что во внимание принимается  только второй вариант. Накануне Рыков  еще раз попытался внести в  него некоторые поправки. Он предлагал, в частности, принять специальный  двухлетний план, призванный создать  «особо благоприятные условия» для  сельского хозяйства и тем  ликвидировать его отставание, или, как говорил Рыков, для «выпрямления сельскохозяйственного фронта». Его  предложение было отвергнуто Сталиным. Так, наиболее честолюбивый вариант  плана сделался его официальной  версией и в таком виде был  утвержден после конференции  также V съездом Советов в мае 1929 г. По времени он охватывал промежуток с октября 1928 г. по сентябрь 1933 г. —  иными словами, в момент утверждения  плана его осуществление следовало  считать уже начавшимся⁴.

     Этот  план предусматривал рост промышленной продукции на 136%, производительности труда на 110%, снижение себестоимости  промышленной продукции на 35%, сельскохозяйственное производство — на 55%, национальный доход — на 103 %. Великие стройки, начатые в 1927—1928 гг. — прежде всего  Днепрогэс и Турксиб, — должны были быть завершены к 1930 г. Планировалось  строительство более чем 1200 заводов (по словам одного из делегатов V съезда Советов, при утверждении этих планов создавалось впечатление, что Рыков  сидит на огромном сундуке с деньгами и раздает их всем, кто пожелает). По плану приоритет отдавался  тяжелой промышленности, которая  получала 78% всех капиталовложений. Их объем должен был возрасти с 8,4 до 16,2% валового национального продукта. В начале 1930 г. плановые показатели были еще раз пересмотрены и увеличены: теперь уже речь шла о добыче к  концу пятилетки от 120 до 150 млн. т  угля (вместо 75 млн. т, предусмотренных  изначально), о выплавке 17—20 млн. т. чугуна (вместо 10 млн. т), о добыче 45 млн. т нефти (вместо 22 млн. т), о 8 млн. т  химических удобрений, о 22 млрд, кВт  электроэнергии, о производстве 450 тыс. тракторов (вместо 55 тыс.), о строительстве  более 2 тыс. новых заводов⁵.

     Утверждение первого пятилетнего плана нередко  расценивается как драматический  выбор всего будущего страны, то есть, как сознательно принятое решение  пожертвовать всем ради накопления национального  богатства и укрепления базовых  отраслей, обеспечивающих индустриализацию. Однако такое впечатление неточно. На XVI партконференции признавалось, что осуществление плана будет  сопровождаться «преодолением огромных трудностей внутреннего и внешнего порядка», вытекающих в первую очередь  из «напряженности самого плана». Но на конференции вовсе не говорилось, что какие-то отрасли или потребности  должны быть принесены в жертву развитию других. Такое утверждение, было высказано  лишь задним числом. Но в апреле же 1929 г. предусматривалось, что сельскохозяйственное производство будет увеличиваться  если не наравне с промышленным, то уж, во всяком случае, в достаточно существенных масштабах. То же самое  относилось и к выпуску предметов  потребления.

     Многие  годы спустя, обращаясь к событиям уже как к фактам политической истории, Пальмиро Тольятти заметил, что, начиная с определенного момента, «советские товарищи... перестали знакомить  в плане постановки проблем» членов братских партий с темпами «социалистического строительства». Так вот, если первое проявление этой тенденции можно  датировать, то оно совпало как  раз с утверждением первого пятилетнего  плана. Речь шла не только об иностранных  коммунистах, но и о самой советской  компартии. Например некоторые экономисты обращали внимание на внутреннюю несовместимость  некоторых задач плана. Этим людям  отвечали, что они настроены скептически, упадочнически, что они не верят  либо заражены тоской по буржуазному  прошлому, и приказывали им молчать.

     С этого момента изменилась сама идея плана. На конференции по этому пункту выступали целых три докладчика — Рыков, Кржижановский и Куйбышев: эпизод скорее единственный, чем редкий в истории партийных и советских  съездов. Рыков, подчиняясь дисциплине, защищал проект, которого не одобрял, ибо тот противоречил его тезисам, тезисам, которые он тщетно отстаивал  в Центральном Комитете. Кржижановский  в свою очередь выступил с докладом, весьма отличавшимся от того, который  он сделал в декабре 1927 г. на XV съезде партии. Тогда он утверждал, что оба  варианта плана — и минимальный  и «оптимальный» — равно необходимы для обеспечения определенной свободы  маневра. Планирование, кроме того, должно было носить непрерывный характер, то есть ежегодно, помимо заданий на следующий год, должны были устанавливаться  задачи на предстоящие пять лет, с  тем, чтобы всегда была ясная перспектива  общего развития. Теперь все эти  идеи исчезли, но Кржижановский все  же отстаивал еще свой взгляд на план как на проект, основывающийся на экономических и научных критериях. Иначе ставил вопрос Куйбышев. Нужно  добиться «во что бы то ни стало» — он дважды повторил эти слова  — быстрых темпов развития; «во  что бы то ни стало... догнать и  перегнать... капиталистических врагов». Сегодня, оглядываясь назад, нетрудно понять, что именно Куйбышев, а не Кржижановский лучше всего выражал  убеждения сталинского течения.