Очевидные и скрытые культурно-языковые трудности

Во-вторых, на примере цветообозначений особенно ярко видно активную роль языка в формировании нашего восприятия мира, его власть над человеком. Мы смотрим одним и тем же органом чувств – глазами – на один и тот же кусочек реальности, видим весь спектр, но различаем только те его цвета и их оттенки, которые имеют наименования в нашем языке. Иными словами, мы видим только то, что нам показывает (или – навязывает) язык: один цвет (blue – для носителей английского языка), два цвета (синий и голубой для носителей русского языка), четыре цвета (в языке хинди).

Известное изречение великого И.В. Гете: «человек видит то, что знает» можно модифицировать в нашем  контексте: «человек видит то, что  имеет название».

Наконец, в третьих, цветообозначения особенно хороши для иллюстрации культурных коннотаций еще и из-за из терминологического характера: термины теоретически, по определению, не должны иметь никаких коннотаций. Действительно, ведь по своему номинативному значению названия цветов – это физические термины, регистрирующие отдельные участки спектра. Словари определяют их через соотнесение с окраской реальных природных предметов или явлений.

 

«Белый – 1. Цвета снега или  мела» (Ожегов).

«Черный –  1. Цвета сажи, угля» (там же).

Может возникнуть вопрос: а как  же с физикой? Как английский язык передает цвета спектра, в которых присутствуют и голубой, и синий (красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый)? Не может же у них быть в спектре 6 цветов, из-за «нехватки» слова. С физикой в английском языке все в порядке, в спектре 7 цветов: red, orange, yellow, green, blue, indigo, violet. То есть, голубой это blue, а наш синий – это их indigo, который определяется разными словарями как deep blue, blue-violet, dark blue-purple.

Как уже говорилось выше, язык способен описать все, даже если в его запасах отсутствуют те или иные конкретные лексические единицы.

Однако, важнейшая роль цветообозначений, расцвечивающих яркими красками и языковую, и культурную картины мира, обусловлена не их номинативными, терминологическими значениями, а культурными коннотациями, о которых и идет речь в данном разделе.

И уж что касается социокультурных коннотаций, то здесь (используя подходящую метафору) такая пестрая палитра красок! Итак, социокультурные коннотации цветообозначений в разный языках.

Черный и белый.

В цветовой гамме культурной и языковой картин мира, созданных русским и  английский языком, эти цвета играют очень важную роль.

Номинативное значение слова белый – цвета снега или мела (О.); white – of the colour of fresh snow or common salt or the common swan’s plumage [белый – цвета свежего снега, обыкновенной соли или обычного оперения лебедя] (COD).

Номинативное значение слова черный – цвета сажи, угля, противоположное белый (О.); black – opposite to white, – colourless from the absence or complete absorption of all light [черный – противоположный белому – бесцветный из-за отсутствия или полного поглощения света]

Оба цвета представляют собой определенное физическое явление реального мира. Например, они могут характеризовать  платье: a blackdress, черное платье обозначает платье черного цвета, а a white dress, белое платье определяет цвет платья как цвет снега, соли, оперения лебедя.

Однако в обеих культурах  черный цвет ассоциируется с трауром (известно, что во многих восточных  странах цвет траура – белый), поэтому  черное платье может быть либо траурным, либо официальным вечерним нарядом. Если в художественном произведении появляется ребенок в черном, значит, в его семье кто-то умер, потому что одежды черного цвета в наших культурах дети не носят.

Белое платье обычно в обеих культурах  носят юные девушки, это символ невинности, свадебный наряд. Пышное белое платье обычно «выдает»  невесту – это культурный знак бракосочетания.

Чтобы осознать все культурные оттенки  такого простого сочетания слов, как белая скатерть, white tablecloth, надо представить себе черную скатерть, black tablecloth, что достаточно трудно сделать: для обеих культур это искусственное словосочетание поскольку за ним не стоит «кусочек реальности». Белая же скатерть, white tablecloth – признак торжественного, парадного события.

Сочетания слов black и white со словом man в значении «человек» заслуживают специального рассмотрения. Социокультурная обусловленность словосочетания white man проявляется в его специфической семантике. White man – это не просто «человек с белой кожей, представитель белой расы». В следующем контексте white men предполагает, по-видимому, только американцев, хотя с антропологической точки зрения испанцы и мексиканцы также являются представителями «белых»:

And sometimes her husband brought visitors, Spaniards or Mexicans or occasionally white men (D.H. Lawrence) [Иногда ее муж приводил гостей, испанцев или мексиканцев, а порой и белых (Д.Х. Лоуренс)].

Не случайно и то, что в обществе белых, заявляющих о превосходстве  своей расы над другими, данное словосочетание приобрело значение «порядочный, приличный, благовоспитанный человек», в то время как словосочетание black man имеет определенный отрицательный оттенок и синонимично со значениями «дьявол», «злой дух», «сатана».

Действительно, black sheep (черная овца), black market (черный рынок), blackmail (шантаж (букв. черная почта)), Black Gehenna (черная геенна), black soul (черная душа), во всех этих случаях black ассоциируется со злом; к тому же это цвет траура, цвет смерти: black dress(черное платье), black armband (черная нарукавная повязка). Напротив, white – цвет мира (white dove – белый голубь, символ мира), цвет свадебного платья невесты, цвет всего хорошего и чистого. Ср. у У. Блейка в стихотворении «The Little Black Boy» [«Черный мальчик»]:

And I am black but Oh, My soul is white [Я черный, но душа моя бела (пер. С. Степанова)].

Даже когда white сочетается с существительным, явно обозначающим нечто плохое, white смягчает, облагораживает негативное значение последнего: white lie – ложь во спасение, морально оправданная ложь (ср. русское черная зависть – белая зависть).

Вообще метафоры белого и черного  цветов в русском языке в большинстве  случаев совпадают с английским: черная душа, черная весть,черный день, черный глаз, черный враг. Интересное культурное различие, обусловленное, по-видимому, климатом: русские откладывают, берегут что-либо жизненно важное на черный день, а англичане – на дождливый: against a rainy day.

Специфика употребления словосочетаний white man и black man в наши дни неожиданно получила весьма острое звучание. В связи с растущей ролью английского языка как международного языка-посредника, а также в связи с освобождением народов Африки от колониализма и ростом их самосознания, специфическая метафорика черно-белых обозначений привлекла к себе пристальное внимание африканцев. Как указывает Али Мазруи, автор работы «Политическая социология английского языка», африканская общественность озабочена «пережитком расизма в современном английском языке» – тем, что, употребляя слово black с отрицательными коннотациями, аwhite – с положительными, говорящий не осознает «уходящей корнями в прошлое расистской традиции, которая ассоциирует черное с плохим, а белое с хорошим».

Али Мазруи связывает эту традицию с распространением христианства, изобразившего дьявола черным, а ангелов белыми. Он приводит многочисленные примеры из Библии и классической английской литературы, которые задевают достоинство чернокожих и поэтому представляют особые сложности при переводе на африканские языки. Так, Порция в «Венецианском купце», обсуждая претендентов на ее руку, среди которых, помимо английского барона, немецкого герцога, французского вельможи, был принц из Марокко, категорично заявл яет:«If he have the condition of a saint and the complexion of a devil, I had rather he should shrive me than wive me» (Будь у него нрав святого, а лицо дьявола, так лучше бы он меня взял в духовные дочери, чем в жены (пер. Т. Щепкиной-Куперник)). Африканский переводчик был вынужден заменить цвет лица (complexion) на лицо, чтобы избежать обидного намека на цвет кожи.

По мнению автора исследования, необходимо срочно принять какие-то меры в отношении метафорики цветообозначений в современном английском языке, поскольку он является наиболее законным и вероятным кандидатом на универсальное применение, а черные естественные носители этого языка, по-видимому, в ближайшее время количественно превзойдут белых носителей.

В китайском языке и культуре слово и понятие «черный» имеют два разных набора социокультурных коннотаций: 1. Серьезный и справедливый. Например, Чернобородый Баогонг – воплощение строгого, но справедливого судьи. Он накажет любого, кто нарушит закон. 2. Злой, тайный, нарушающий законы. Черное сердце – злой, жестокий человек; черный занавес – тайная, скрытая информация; черный списоксовпадает по значению с русским словосочетанием.

Слово белый в китайском языке имеет ограниченное речеупотребление – в первую очередь из-за культурных коннотаций: это цвет траура, смерти, похорон. Соответственно словосочетания с прилагательным белый (как в нашей культуре со словом черный) часто имеют негативную окраску:

Белый человек – 1) неграмотный, простой (в уничижительном смысле слова) человек;2) идиот

Белая еда – дармовая еда, полученная попрошайничеством

Белый взгляд – надменный, высокомерный взгляд.

Красный.

Русское слово «красный» многозначно, оно имеет, согласно академическому Словарю русского языка 1986 года издания, семь значений:

1) Имеющий окраску одного из основных цветов спектра, идущего перед оранжевым; цвета крови.

2) Относящийся к революционной деятельности, революционный; связанный с Советским строем, с Красной армией.

3) Красивый, прекрасный

4) Радостный, счастливый

5) Ясный, яркий, светлый

6) почетный, парадный

7) составная часть некоторых ботанических и зоологических названий.

Культурные коннотации ярко выраженного  позитивного характера представлены в значениях 3), 4), 5), 6). Переносное значение красный как связанный с Советским строем возникло на базе ассоциаций с красным флагом. Сейчас это уже исторический термин. Социокультурные коннотации слова красный могут быть показаны на примере стихотворения Николая Асеева «Кумач». Именно в художественном тексте, ориентированном на эмоционально-экспрессивные реакции говорящего или слушающего, слово раскрывает свои семантические потенции, «обрастает» новыми оттенками – коннотациями, развивает новые значения, полифонически играет сразу несколькими и таким образом представляет собой некий семантический аккорд.

Уже в первой строфе стихотворения  Николая Асеева это слово встречается  в шести словосочетаниях:

красные зори,

красный восход,

красные речи,

у Красных ворот,

и красный,

на площади Красной,

народ.

Сочетания «красные зори», «красный восход» относятся к вполне обычным, узуальным, часто воспроизводимым, однако, в контексте художественного произведения в них реализуются одновременно по крайней мере три из семи значений слова «красный», зарегистрированных в академическом издании «Словаря русского языка» (Москва, «Русский язык», 1986): «имеющий окраску одного из основных цветов спектра, идущего перед оранжевым; цвета крови», «красивый, прекрасный», «ясный, яркий, светлый», а может быть и четвертое – «радостный, счастливый». Словосочетание «красные речи» – оригинально, ново, это, в отличие от «красных зорь», индивидуальное творчество автора. В нем на первый план выступает значение «революционный, связанный с Советским строем», однако одновременно присутствуют, несомненно, и значения «радостный, счастливый, красивый, прекрасный», и даже, возможно, «парадный, почетный». В творческом, индивидуально-авторском словосочетании «красный народ», венчающем строфу, реализуются все значения слова «красный», к этому приводит постепенное усиление полифонии – от «обычных», клишированных, используемых в названиях колхозов, фабрик, пионерских лагерей и т.п. «красных зорь» до уникального и необычного «красного народа».

Более того. В контексте художественного  произведения под влиянием искусного обыгрывания слова «красный», даже составные географические названия – термины Красные ворота, Красная площадь, опять же по определению лишенные всяких коннотаций, оживают, звучат полифонично, реализуя и старые значения «красивый», «праздничный», и новое «революционный».

Все сказанное выше верно в отношении  восприятия данного стихотворения  теми, кто был (или есть) на стороне «красных».

В восприятии же сторонников «белых»  – и тогда, и сейчас – во всех этих словосочетаниях на первое место выдвигается ассоциация с цветом крови и, соответственно, стихотворение получается совершенно другое, зловещее звучание: весь мир залит кровью, это царство насилия и убийства – окровавленный народ у обагренных кровью ворот на залитой кровью площади говорит и слушает красные речи. При этом слово «красный» в сочетании со словом «речь» получает отрицательную коннотацию из-за ассоциации с красноречием, то есть способностью говорить «красиво», а, значит, неискренне, не от души. Красные (красивые) речи обманывают обагренный кровью народ, над красно-кровавым миром восходит такое же солнце на кроваво-красной заре.

Чрезвычайно любопытна и весьма показательна картина изменений  социокультурных коннотаций красного цвета в связи с социальными переворотами (Революциями) в России в 20 веке, когда именно этот цвет с его дореволюционными коннотациями красоты, праздника, радости, стал главным символом Советского Союза, а после его падения превратился для нового режима в знак «проклятого прошлого». Вот как отражают эту эволюцию словари русского языка.