Очевидные и скрытые культурно-языковые трудности

Если два человека не могут видеть одно и то же одинаково, то что же говорить о целых народах?! Значит, изучая чужой язык, вторгаясь в чужой мир, нужно суметь «увидеть» не только новые, неизвестные («безэквивалентные») предметы и явления, но и – самое трудное! – «старые», «знакомые», нужно суметь понять и увидеть эти извилины и ямы-ловушки, какими бы нелепыми, чуждыми, странными и страшными они не казались. И все это так очевидно и так невероятно…

Попробуем увидеть эти нюансы, оттенки, коннотации значений слов, обусловленные общенациональным социокультурным опытом.

Понятно, что внеязыковые, социокультурные трудности, мешающие общению на разных языках, связаны, в первую очередь, с социокультурными коннотациями слов. Поскольку это самое мощное тайное оружие языка и культуры, на нем следует остановиться подробнее.

2.2. Социокультурные коннотации.

Имеются в виду те дополнительные оттенки значений слова, которые  обусловлены особенностями культуры (культурные коннотации) и общественной жизни (идеологические, политические коннотации).

Яркий пример наличия социокультурных коннотаций представляют названия животных (зоонимы).

Хорошо известно, что в разных языках и в разных культурах названия одних и тех же животных (то есть эквивалентные по номинативному значению) имеют разные коннотации, то есть их черты и свойства оцениваются по-разному.

Так, в русском языке собака имеет обычно положительные коннотации и символизирует преданность, трудолюбие, доброту (предан, как собака, собака друг человека), в то время как в китайской речевой практике образ собаки всегда отрицательный. Заяц ассоциируется в русском языке и культуре с трусостью, а в китайском – с хитростью. Русская рыбка – добрая и могущественная, помогает героям сказок, а китайская – олицетворение глупости. Русские баран и козел – упрямые и глупые, а китайские – беззащитные, жалкие.

Казалось бы, все очень просто и понятно, но это – конфликт, война языков и культур, это ловушка, в которую попались недавно самые  сильные мира сего. Во время встречи Президента России и Премьер-министра Великобритании в Петербурге в марте 2000 года В.В. Путин возмущенно сказал Тони Блэру об оскорблениях, наносимых россиянам чеченцами, и привел в качестве примера плакат, обнаруженный в чеченском лагере: «Над нами Аллах, под нами козлы». Действительно, в современном русском языке «козел» - очень распространенное грубое ругательство.

Ситуацию «смягчил» переводчик: «Above us is Allah, under us are goats». Но в английском языке слово goat – нейтрально, (оно имеет только устаревшее значение любвеобильный мужчина), поэтому в английском варианте чеченцы никого не оскорбляли, а просто, живя высоко в горах, романтически констатировали, что над ними Аллах, а под ними – горные козлы. Произошел сбой  коммуникации, что всегда опасно на столь высоком уровне общения.

В современном русском языке  функционирование слова козёл в применении к человеку характеризуется именно этими свойствами: широким распространением и частотной употребительностью, с одной стороны, и грубостью, вызывающей самую негативную реакцию, что можно проиллюстрировать двумя фактами из жизни современной России.

1. Широко известный анекдот.

Приходит муж домой и говорит  жене: Напрасно новых русских ругают за грубость и бескультурие. Я сегодня переходил улицу, а водитель «мерседеса» крикнул мне из окна машины – уважительно так, на «Вы» и по фамилии: «Для Вас, Козлов, подземные переходы построили».

2. А вот пример «конфликта»  зоонимов (названий животных) на очень «низком» уровне. Маленький мальчик кричал на обидевшего его англоязычного мальчика You are a puppy!, «обзывал» его щенком, но английский puppy либо нейтрально, либо имеет ласкательный оттенок, и ссора улеглась. (рассказала Ю. Собещанская).

Интересные наблюдения из той же сферы зоонимов приводит Марина Лапшина. И снова – ласточка. На этот раз – русская. Так получилось, что из известных в России птиц, пожалуй, самые нежные, трогательные чувства вызывает именно она. Подтверждением служит переносное значение слова ласточка в русском языке: это может быть ласкательное, приветливое обращение к близкой женщине, ребенку. О том, что образ ласточки важен для мировосприятия русского человека, говорит большое количество русских пословиц и поговорок с образом ласточки, а, как известно, этот пласт языка фиксирует многовековой опыт жизни народа, наблюдения, оценки, согласующиеся с образом жизни и мыслями множества людей.

Вот лишь некоторые примеры из «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля: Кто при первой ласточке умоется молоком, белым будет; Гнездо ласточки разорять грех; Где ласточке ни летать, а к весне опять прибывать; Голубь и ласточка – любимые богом птицы; Благовещенье без ласточки – холодная весна и др.  Для сравнения скажем, что в английском языке только одна пословица с образом ласточки: One swallow does not make spring и слово swallow лишено ласкательной эмоционально-оценочной окраски. В англоязычной картине мира ласточка ассоциируется только с высокой скоростью полета, что закреплено шекспировской фразой 

Do you think me a swallow, an arrow, or a bullet?

В английской языковой картине мира ласкательные нежные ассоциации связаны с другой птицей – уткой. Существительное duck – утка имеет переносное значение голубушка, дорогуша. И в этом случае перед нами снова несовпадение, и довольно существенное, двух языковых картин. Русское слово утка лишено ласкательных коннотаций, оно, наоборот, сопровождается довольно уничижительными коннотациями, что видно из выражений глуп прожорлив как утка, ходить уточкой (переваливающейся походкой). Интересно задуматься над вопросом, почему такие разные ассоциации вызывают слова, обозначающие одни и те же сущности. Ответы на подобные вопросы возможно найти, только обратившись к историческим, культурным, религиозным истокам. Может быть, особое отношение русских к ласточке испокон веков было связано с христианской традицией, в которой именно ласточка была той птичкой, которая кружила над головой Христа на Голгофе.

Согласно другой христианской традиции, принятой в англоязычном мире, колючку из тернового венца поднимавшегося на голгофу Христа выхватила другая птица – малиновка, по-английски «robin». Изображение этой птицы с красной грудкой (кровью Иисуса) – неотъемлемая часть английских рождественских открыток. Таким образом, за языковой картиной всегда стоит или иной культурный (в широком смысле слова) опыт.

К этому интересному и убедительному  описанию можно добавить только одно соображение. Вероятно, позитивные коннотации слова ласточка в русском языке и их отсутствие у английского слова swallow можно объяснить также и чисто языковыми моментами: ласточка имеет в своем составе уменьшительно-ласкательный суффикс, а swallow – омоним отнюдь не ласкового, а скорее физиологического глагола глотать. Если бы ласточка называлась глоталка, вряд ли русский мужчина называл бы так любимую женщину.

Русское слово курица наделено негативными социокультурными коннотациями, так принято называть глупую, неловкую женщину (куриный ум, глупа, как курица, мокрая курица, слепая курица). В китайском языке курицами называют проституток. Перед словом цзи – курица «обычно добавляют некий эпитет для усиления степени оценки, например е цзи (дикая курица – уличная проститутка), чу цзи (цыпленок – молодая проститутка), лао цзи (старая курица – пожилая проститутка)».

В нашей культуре дракон – это  страшное, жестокое существо, убивающее  все живое, поедающее прекрасных девушек, монстр, которого все боятся.

Китайский дракон – это блистательный  и могущественный властитель, это  солнце, это символ доброй силы.

Сказать о человеке по-русски «овца» - это отнюдь не значит сделать комплимент, потому что это в нашей культуре характеризует (обычно женщину) как тупую, глупо покорную, следующую за стадом.

В китайской же культуре и, соответственно, в языке «овца» это символ красоты и совершенства, особенно большая и жирная: она послушная, у нее вкусное мясо, она воплощает лучшие добродетели: доброту, коллективизм, самоотверженность, скромность (По материалам пленарного доклада профессора Jia Yuxin на конференции по вопросам межкультурной коммуникации. Харбин, Китай, июль 2007г.).

Еще пример различий в названиях  животных, обусловленный культурой. По-русски бык – это мощный, сильный, упрямый (упрям/силен/здоров, как бык) «муж коровы». Испанское слово toro благодаря корриде как неотъемлемой части национальной культуры превратило «мужа коровы» в бойца, Героя, романтического и прекрасного, которого воспевают поэты, рисуют художники, ваяют скульпторы.

В сонете Мигеля Эрнандеса борьба за любимую женщину метафорически представлена как коррида, где влюбленный мужчина погибает от женщины-тореадора.

 

Como el toro he nacido para el luto

y el dolor, como el toro estoy marcado

por un hierro infernal en el costado

y por varón en la ingle con un fruto.

Como el toro lo encuentro diminuto

todo mi corazón desmesurado,

y del rostro del beso enamorado,

como el toro a tu amor se lo disputo.

Como el toro me crezco en el castigo,

La lengua en corazón tengo bañada

Y llevo al cuello un vendaval sonoro.

Como el toro te sigo y te persigo

y dejas mi deseo en una espada,

como el toro burlado, como el toro.

Как toro я рожден для траура

и для горя, как toro

у меня адское клеймо,

я наделен мужским естеством.

Как toro я думаю, что оно крошечное, –

мое неумеренное сердце;

безумно в тебя влюбленный,

я борюсь за прикосновение к твоей любви – за поцелуй – как toro.

Как toro в страданиях я закаляюсь,

мой язык окровавлен моим собственным сердцем,

и звонкая буря в моем горле!

Как toro я следую за тобой и преследую тебя,

а ты утолишь мои желания одним ударом шпаги,

и я как обманутый toro, и я как toro.

Для нас самое интересное здесь  то, что мужчина сравнивается с  быком корриды (он и клеймен, и страдает, и обливается кровью, и побежден тореадором-возлюбленной), но в русском тексте переводчик Л.Г. Герценберг оставил слово toro, снабдив сонет примечаниями: «слово toro оставлено в переводе из-за неуместных здесь коннотаций русского слова бык».

Между сравнением с быком и сравнением с toro – огромная разница, хотя собственно  значение   этих слов – одно и то же: оба они соотносятся с одним и тем же предметом реальности.

Итак, самой коварной, трудной и  опасной становится комбинация языкового и культурного барьеров, когда их представляют слова «эквивалентные», то есть имеющие одно и то же значение в разных языках и соотносимые, соответственно с одним и тем же предметом или явлением реальности.

Все приводимые выше примеры с зоонимами относились к этой последней категории: они обозначали одно и то же животное, но культурные коннотации были различными, что и приводило к сбою коммуникации, недоразумениям, конфликтам.

Такого рода примеров чрезвычайно  много: скрытые силы культуры работают непрерывно, ее невидимые нити опутывают прямое, номинативное значение слова, иногда приводя – через метафору – к омониму. Например, уже упомянутая история слова культура, родившегося из латинского сельскохозяйственного термина возделывание земли.

Название дерева липа и его омонимы в значении «фальшивка», «подделка» сплелись социокультурными нитями, и у липы-дерева ощущаются – и обыгрываются! – негативные коннотации. Вспоминается старый анекдот советских времен. Когда Л.И. Брежнев наградил себя очередным орденом Героя Советского Союза, народный юмор немедленно отразился в следующем диалоге из серии «армянское радио».

Армянскому радио задали вопрос: «Почему, когда Брежнев надевает парадный мундир, вокруг него вьются пчёлы?» Армянское радио ответило: «Липой пахнет».

Социокультурный образ березы – дерева, символизирующего Россию (так же, как дуб – Англию, клен – Канаду, а кедр даже украшает государственный флаг Ливана), лучше всего виден в словосочетаниях узуальных, привычных, в основе которых лежит естественная связь реальных предметов мысли (things meant): белая, нежная, родная, кудрявая береза, березка, березонька. Для русского человека береза – это образ любимой женщины, по которой тоскуют в разлуке, которой пишут любовные стихи и песни, обнимают, «как жену чужую» (С. Есенин).

Осина в русской культуре – прóклятое, неприятное, дрожащее от своей вечной вины дерево: на осине, по преданию, повесился Иуда. Осиновым колом нужно было пригвоздить грешных покойников, чтобы перестали вставать из могил. Постоянный эпитет: горькая осина.

В разных культурах одни и те же представители флоры (так же как  и описанные выше зоонимы – названия представителей фауны) имеют очень разные социокультурные ассоциации.

Так, социокультурный образ персика в русской культуре – это юная свежая прекрасная девушка с нежной кожей, в то время как в Китае персик ассоциируется со старухой.

В русском языке сравнить мужчину  с огурцом или огурчиком значит сделать ему комплимент: крепкий, бодрый, моложавый. В армянском языке уподобление огурцу это оскорбление для мужчины, поскольку социокультурные коннотации слова огурец в таком контексте – тупой, неумный, зануда.

О социокультурных коннотациях, о метафорике цветообозначений в разных языках написано очень много. Термины, обозначающие цвета, как и термины родства, – излюбленный предмет изучения и лингвистов, и культурологов. И все-таки не могу устоять перед искушением привести именно цветообозначения в качестве примеров социокультурных коннотаций – по крайней мере, по трем причинам.

Во-первых, несмотря на многочисленные научные труды на эту тему, в практике общения социокультурные оттенки наименований цветов – это очередная западня, очередной совместный военный оборонительный прием языка и культуры.

В культурных и языковых картинах мира – как и в любой картине  – цвета играют очень важную роль, но при этом переливы их оттенков могут различаться очень значительно.