Автор: Пользователь скрыл имя, 26 Декабря 2011 в 03:21, доклад
Целью данного исследования является:
1. определить причины теневой экономики;
2. определить масштабы теневой экономики.
Соотношение
позитивных и негативных эффектов ЭТ
зависит от ее масштабов (см. рис.).
Позитивный эффект ЭТ возрастает по параболе,
т.е. темп его роста замедляется с увеличением
относительной величины ЭТ. Зато негативный
эффект имеет ярко выраженную тенденцию
к ускоренному росту по мере увеличения
ЭТ. В таком случае результирующий эффект
сначала будет иметь положительный знак
и расти (участок 0А), потом его рост остановится
(в точке А), начнется процесс спада (участок
АВ), а затем результирующий эффект приобретет
отрицательное значение, величина которого
будет стремительно расти (после точки
В).
Эта графическая модель показывает важность
контроля над масштабами теневой экономической
деятельности. Общественное благосостояние
максимизируется, если величина теневой
экономики равна 0А, так как при этом результирующий
эффект имеет максимально позитивное
значение. В крайнем случае можно допустить
разрастание теневой экономики до величины
0В, когда позитивный и негативный эффекты
взаимно гасятся. Если величина теневой
экономики превышает 0В, то общество несет
чистые потери.
Масштабы ЭТ
во многом зависят от типа экономической
системы, но эта зависимость носит неоднозначный
характер. Очевидно, что теневой экономики
нет (точнее, она минимальна) при абсолютно
огосударствленной и при абсолютно разгосударствленной
экономике: в первом случае государство
запрещает всякую теневую активность
и имеет средства этот запрет реализовать,
а во втором случае нет запретов и контроля,
следовательно, нет и нужды «скрываться
в тени». Теневая активность будет увеличиваться
в «пограничной зоне» между централизованным
и децентрализованным хозяйством: с одной
стороны, в слабеющей централизованно
управляемой экономике (как в СССР 1980-х)
уменьшаются возможности контроля; с другой
стороны, в подвергающемся огосударствлению
рыночном хозяйстве множатся меры контроля,
далеко не всегда эффективного.
Следует учитывать, что оценка масштабов
ЭТ, которая по определению уклоняется
от «учета и контроля», сама по себе является
довольно сложной проблемой. Поскольку
расчеты в ЭТ производятся почти исключительно
наличными, а в официальной экономике
– безналичными деньгами, то хорошим индикатором
динамики теневых сделок является изменение
количества наличных денег в обращении.
Другой часто используемый метод – это
анализ расходов электричества (оно является
таким производственным ресурсом, который
необходим при многих видах скрываемого
производства, но при этом скрыть его расход
почти невозможно). Нетрудно заметить,
что оба этих метода в принципе не могут
охватить многих видов теневой деятельности
(например, распространенное в России
огородничество для самообеспечения)
и дают заниженные оценки.
Исследования
показывают (Табл. 2), что среди развитых
стран ЭТ имеет наибольшие размеры в ряде
государств Западной Европы, относительно
средние – в США, минимальные – в таких
странах как Япония, Швейцария. Эти различия
объясняют высокой «огосударствленностью»
смешанной экономики в большинстве стран
Европы, негативными издержками американского
индивидуализма и атмосферой «общественного
согласия» в Японии, где даже гангстеры
«честно» платят налоги на прибыль от
наркобизнеса, рэкета и проституции.
В развитых странах масштабы теневой экономики
относительно невелики и составляют примерно
5–15% ВВП (чем и объясняется долгое невнимание
экономической науки к этим проблемам).
В развивающихся странах теневой сектор
играет гораздо более заметную роль. В
некоторых из них теневая экономика даже
превосходит официальную (Нигерия, Боливия,
Таиланд). Средние масштабы ЭТ в «третьем
мире» составляют примерно 35 – 45%
Неформальный
сектор экономики был открыт исследователями
«третьего» мира в конце 1960-х; позже
схожие явления были обнаружены сначала
в развитых странах Запада, а затем
в социалистических и постсоциалистических
государствах. Во всех современных обществах
«серая» теневая экономика имеет некоторые
общие черты.
Неформальное производство основано на
применении не капитало-, а трудоемких
технологий: для приобретения сложной
техники необходим доступ к кредиту, а,
самое главное, ее почти невозможно применять
скрытно от глаз государственных чиновников.
Занятые в неформальном секторе обладают
в основном одним капиталом – «человеческим»;
поэтому их производство концентрируется
главным образом в сфере услуг, а также
в производственной сфере с простыми технологиями.
Например, в Италии 1980-х «неформалы» производили
более 33% коммерческих услуг (в т.ч. 65 % услуг
в гостиничном деле и коммунальной сфере,
50% ремонтно-восстановительных работ),
но лишь немногим более 10% промышленного
производства.
Для неформального сектора характерна
раздробленность, высокая степень конкурентности.
В этой сфере могут существовать и подпольные
мастерские и даже мини-фабрики, но основную
долю «фирм» составляют предприятия чисто
семейного бизнеса или индивидуальная
занятость (например, «левые» такси). Концентрация
в неформальном бизнесе затруднена –
в силу не столько технологических факторов,
сколько из-за быстрого увеличения трансакционных
издержек (прежде всего, необходимости
откупаться от блюстителей порядка).
Неформальный бизнес характеризуется
также высокой степенью уязвимости: нет
стабильных заказов, невозможно страхование,
защита прав собственности. Поэтому занятые
в этой сфере получают довольно нерегулярные
и часто весьма низкие доходы.
Наряду с общими чертами следует выделить
особенности, характерные для качественно
различных обществ.
Наиболее масштабно неформальный сектор
представлен в развивающихся странах,
где теневая занятость часто становится
основной стратегией выживания бедных
слоев населения, причем ее рост обгоняет
рост легальной занятости. Неквалифицированные
работники («трудящаяся беднота») обеспечивают
производство и реализацию дешевых товаров
и услуг первой необходимости для нужд
столь же небогатых покупателей.
Если ранее основной причиной разрастания
неформального сектора в «третьем мире»
считалась слабость общего экономического
развития, которая не обеспечивает занятости
в легальном секторе, то теперь внимание
исследователей обращено в основном на
институциональные факторы. Современный
перуанский экономист Эрнандо де Сото
провел серию исследований, которые доказали,
что незаконность бизнеса есть мера вынужденная:
издержки легализации («цена законности»)
в бюрократизированной экономике стран
«третьего мира» настолько высоки, что
потенциальные предприниматели вынуждены
уходить в тень. Например, когда для регистрации
маленькой фабрики по пошиву одежды в
Перу нужно затратить примерно 10 месяцев
для хождения по инстанциям и раздать
в качестве пошлин и взяток сумму, равную
минимальной зарплате за 3 года, то мелкие
предприниматели просто вынуждены предпочесть
теневой бизнес легальному. Таким образом,
неформальный сектор оказывается порождением
не столько общей бедности, сколько бюрократизированности
государства, которое покровительствует
«большому бизнесу», но препятствует развитию
малого. Более того, именно неформальные
предприниматели, по мнению Э. де Сото,
– это истинные носители «духа капитализма»,
которые желают и умеют добиваться успеха
за счет личной инициативы и конкуренции,
а не путем «рентоискательства» (поиска
политических привилегий). Этот вывод
во многом применим и в отношении более
развитых стран.
В развитых странах «гнет законов» также
толкает многих предпринимателей на организацию
подпольного производства обычных товаров
и услуг, где трудятся в основном нелегальные
эмигранты и безработные. Неформальное
производство здесь меняется в противофазе
с ритмом легальной экономики: когда легальная
экономика страдает от кризиса, ЭТ расширяется;
когда же начинается фаза роста, рост ЭТ
приостанавливается или даже она сокращается.
В целом величина ЭТ довольно стабильна
с некоторой тенденцией к росту.
Когда в странах социалистического лагеря
началась рыночная модернизация, то резкое
снижение среднего уровня доходов и их
дифференциации привело к столь же резкому
разбуханию «теневой» занятости («челноки»,
тиражирование «пиратских» аудио- и видеокассет,
торговля без лицензий и др.), а некоторые
успехи в экономическом развитии после
кризиса 1998 привели к ее сокращению. Видимо,
динамика «серой» теневой экономики может
служить своеобразным индикатором удачи
или неудачи реформ.
Хотя преступность
известна со времен рождения цивилизации,
организованная преступность окончательно
сложилась только к 20 в. Традиционная преступность
(кражи, грабежи и др.) основана на насильственном
перераспределении, и создание преступных
групп мало увеличивало бы добычу, повышая
риск обнаружения. Современная же организованная
преступность – это, прежде всего, деятельность
по «социальному заказу», «преступления
без жертв». Посетители подпольных казино
и публичных домов, жаждущие «кайфа» потребители
спиртного или наркотиков, работающие
под мафиозной «крышей» предприниматели
– все они являются не столько жертвами,
сколько добровольными клиентами гангстеров.
С появлением устойчивого спроса на запрещенные
товары и услуги, преступность частично
трансформируется в специфическую разновидность
бизнеса, когда для минимизации трансакционных
издержек становится выгодным создание
стабильных «фирм» – преступных группировок.
Мафиозный бизнес, как и легальный, обычно
является диверсифицированным (многопрофильным).
Пока правовая защита предпринимательства
слаба, мафия специализируется на рэкете
– нелегальной правоохранительной деятельности
(занимающиеся легальным бизнесом вынуждены
за обеспечение безопасности платить
регулярную дань контролирующей данную
территорию группировке); когда же правовые
институты упрочиваются, организованная
преступность уходит в основном в сферу
наркобизнеса. Хотя наркотики обеспечивают
примерно половину доходов организованной
преступности в мировом масштабе, тем
не менее современные преступные организации
сохраняют позиции и в контроле над азартными
играми, и в порнобизнесе, и в подпольном
ростовщичестве, и в иных криминальных
промыслах.
Экономика организованной преступности
олигополистична по форме и монополистична
по существу. В большинстве стран, как
правило, действует несколько мафиозных
организаций (кланов), занимающихся схожими
промыслами. Как и в легальном бизнесе,
олигополистическая конкуренция в «черной»
экономике заведомо неэффективна. Во избежание
потерь от самоубийственной междоусобной
борьбы, контролируемые территории делятся
на районы, закрепленные за отдельными
мафиозными группами. Центральное руководство
гангстерского сообщества, если оно есть,
выполняет координирующие функции (аналогично
национальным союзам предпринимателей
в легальных отраслях). Мафиозное сообщество
в результате представляет собой федерацию
относительно самостоятельных, часто
враждующих организаций. На своем «участке»
каждая мафиозная группа действует монопольно,
однако время от времени происходит силовой
передел территорий (часто в ходе мафиозных
«разборок»).
Мафиозный бизнес высокоприбылен, причем
средняя норма гангстерской прибыли отличается
от нормальной средней нормы прибыли на
несколько порядков. В легальном бизнесе
10% годовых считаются очень высоким показателем,
в то время как в наркобизнесе норма валовой
прибыли в одной торговой сделке может
превышать 1000%. Но оборотной стороной высокой
валовой прибыли являются не менее высокие
издержки. В этом бизнесе невозможна обычная
страховка предпринимательских рисков,
которые достаточно высоки (при транспортировке
наркотиков правоохранительные органы
перехватывают примерно 10% всех грузов).
В результате полицейского преследования
мафиозный предприниматель рискует оказаться
на длительный срок в заключении и даже
расстаться с жизнью. Своеобразной страховкой
можно считать систематический подкуп
полиции и политиков. Однако эти «страховые
взносы» огромны и доходят до 1/3–1/2 валовой
прибыли. Высоки также издержки «отмывания»
(легализации) преступных капиталов –
5–10% доходов. Очень своеобразны в мафиозном
бизнесе издержки конкурентной борьбы:
обычный бизнесмен рискует потерять свой
капитал, мафиозный – и свою жизнь. В силу
этих причин средний уровень чистой прибыли
членов преступных организаций не так
уж велик, а ее легальное использование
затруднено.
Экономисты считают, что если приходится
выбирать при прочих равных между организованной
и неорганизованной преступностью, то
организованная преступность является
гораздо меньшим злом, чем преступность
неорганизованная – более кровавая и
менее контролируемая. Основной задачей
поэтому становится не уничтожение, а
сдерживание организованной преступности
в наиболее приемлемых для общества масштабах.
Практически
все признают необходимость борьбы
с развитием ЭТ, однако есть расхождения
в определении целей и инструментов этой
борьбы.
Прежде всего, обыденное представление
о желательности полной ликвидации ЭТ
является заведомо ошибочным. Если есть
некоторые полезные функции данного явления,
то речь должна идти не об уничтожении
ЭТ, а об оптимизации ее масштабов. Но даже
если бы это явление давало только негативные
результаты, то и в этом случае неправомерны
призывы уничтожить ЭТ «любой ценой».
Например, полной ликвидации квартирных
краж можно добиться, если на всех квартирах
будет принудительно установлена сигнализация
и у каждого подъезда станет дежурить
охрана. В результате неизбежного увеличения
расходов на предотвращение правонарушений
рядовые граждане почувствуют, что их
потери не сократились, а, наоборот, возросли.
Поэтому целью борьбы даже с заведомо
антиобщественными видами ЭТ лучше считать
не их полную ликвидацию, а минимизацию
совокупных потерь от этих преступлений
и от борьбы с ними.
Что касается методов борьбы с ЭТ, то по
этому поводу мнения расходятся в зависимости
от того, какие именно причины развития
ЭТ считать более важными.
Сторонники Э.
де Сото убеждены,
что главная причина разбухания ЭТ – это
«плохие» законы, которые искусственно
тормозят развитие деловой активности
и вынуждают нормальных граждан превращаться
в «теневиков». В таком случае стратегией
борьбы с ЭТ должна стать ликвидация бюрократических
«препон», а тактикой – поэтапная либерализация
хозяйственной деятельности (облегчение
правил регистрации фирм, снижение налогов,
сокращение числа регулирующих законов
и проверяющих инстанций).
Многие исследователи, однако, полагают,
что наиболее важным фактором сдерживания
ЭТ являются не формальные нормы права,
а неформальные культурные традиции (например,
протестантская этика по Максу
Веберу).
По их мнению, для минимизации ЭТ прежде
всего необходимо, чтобы люди рассматривали
хозяйственную деятельность как честную
«игру по правилам», а не как «пиратство».
При таком подходе стратегический путь
борьбы с ЭТ – это «выращивание» хозяйственной
культуры, благоприятной для легального
бизнеса, а тактические приемы – пропаганда
честного предпринимательства, публичное
общественное осуждение нарушающих закон
бизнесменов, общая забота о моральном
климате общества.