Монетаризм

Монетаризм представляет собой одно из влиятельных течений  современного экономического консерватизма, получившее широкое распространение  в середине 70-х гг.

В этот период неоконсерв развернули критику кейнсианства по всем основным экономическим проблемам (долговременный рост и накопление капитала, занятость, инфляция, деньги, государственный бюджет и т.д.). В этой волне критики выделялись две более или менее сложившиеся теоретические школы неоконсерватизма — монетаризм и экономика предложения.

Монетаризм, бесспорно, сыграл ведущую роль. Для монетаристов ключевым пунктом критического пересмотра кейнсианской доктрины стала проблема инфляции, что, в свою очередь, привело к реанимации идей классической количественной теории денег (КДТ). В 30-х гг. критика этой теории была тактически необходима Дж.М. Кейнсу для разрушения всего здания неоклассической теории. Сорок лет спустя сложилась обратная ситуация: обновленная количественная теория использовалась ее сторонниками как плацдарм для атак против Кейнса.

Возрождение КДТ особенно четко проявилось в теоретической системе Чикагской школы, возглавляемой американским экономистом М. Фридменом. Лозунг «деньги имеют значение» стал символом монетаризма, а Милтон Фридмен — его духовным отцом (лауреат Нобелевской премии |1976 г.). К другим влиятельным фигурам монетаризма можно отнести А/ Мелцера, К. Брукнера, Д. Лейдлера.М. Паркина, которые развили или интерпретировали взгляды М. Фридмена.

В ранних работах М. Фридмен делает ссылки на «устную традицию» Чикагской  школы, имея в виду, что будто бы вне зависимости от господства кейнсианских взглядов в 30—40-х гг. в Чикагском университете уже существовала система монетаристских воззрений, основанная на интерпретации уравнения обмена (MV= PQ), И хотя впоследствии сам М. Фридмен отказался от выдуманного им «мифа» о глубокой преемственности своих взглядов, а израильский экономист Д. Патинкин опро- ' верг

этот миф, опираясь на факты, за монетаризмом закрепился термин «Чикагская школа».

В своем развитии монетарная доктрина М. Фридмена прошла ряд этапов: 1) 50-е гг. — разработка теории перманентного дохода; 2) 60-е гг. — создание монетарной теории хозяйственного цикла; 3) 70-е гг. — выдвижение на авансцену монетарной концепции номинального дохода и объяснение влияния денег на основные экономические параметры («передаточный механизм»).

Формирование основных концептуальных положений монетаризма происходило  одновременно с критическим переосмыслением  кейнсиан-ского анализа. Линия критики  вырисовывается достаточно четко: М. Фрид-мен  выступает против программы «регулирования спроса» мерами государственного вмешательства в экономику (поскольку такая программа нарушает естественные корректировки через конкуренцию); он также против политики бюджетного дефицита как средства активизации совокупного спроса. Вместе с тем (и это отмечал М. Фридмен) противоречия между кейнсианством и монетаризмом не всегда драматичны и остры. Процесс «неоклассического синтеза» в послевоенной западной- экономической теории затронул и эти школы.

§ 1. Монетаристская теория в ретроспективе

В чем специфическая сущность монетаристской теории? Ответить на этот вопрос не так  просто по двум причинам. Во-первых, монетаризм пропагандирует себя и известен прежде всего как теория и Политика денежного  обращения, а не как общеэкономическая  теория; он также широко известен как идеологическая доктрина социально-экономического л ибера-, лизма. Последнее даже дало повод известному американскому историку экономической мысли Б. Селигмену главу о Милтоне Фридмене в своей книге назвать: «Теория как идеология».1 Во-вторых, в тех редких случаях, когда монетаристы стараются представить свою теорию как модель хозяйственной системы, они выступают со столь же неадекватными претензиями на историческую «всеохватность», как и их оппоненты.-Эти амбиции, на наш взгляд, противоречат научному ядру современного монетаризма и затрудняют понимание его рбщей теории (как, впрочем, и других содержательных, но чрезмерно амбициозных теорий, будь то марксизм, кейн-сианство, институционализм или нечто иное).

Поскольку современный монетаризм возник как прямая реакция на кейнсианство, целесообразно начать с выяснения, как выглядит кейнси-анство в глазах монетаризма. При этом мы воспользуемся в первую очередь «хрестоматийной» статьей бесспорного лидера данного течения Мил-тона Фридмена «Количественная теория денег», опубликованной в энциклопедическом издании 1989 г.

По мнению Фридмена, теория Кейнса базируется на трех взаимосвязанных  «предположениях».

Первое состоит в том, что  спрос наденьги («функция предпочтения ликвидности») в условиях неполной занятости, которые преобладают, является в высшей степени неустойчивым, поскольку скорость обращен ия денег и отношение запаса денег к доходам пассивно приспосабливаются к независимым изменениям в номинальных доходах и в денежной массе. Иначе говоря, по Кейнсу получается, что денежно-кредитная система, а с нею и весь рыночный механизм, крайне неустойчивы и могут лишь приспособляться, но не противостоять внешним толчкам.

Второе ключевое предположение  кейнсианства Фридмен видит в  утверждении, что безработица не порождается изъянами рынка (негибкость цен и зарплат, переходные нарушения), а является глубоко укоренившейся характеристикой экономической системы. Поэтому долговременное равновесие в экономике — это равновесие при неполной занятости.

Третье предположение: негибкость цен и заработной платы  в рамках краткосрочных колебаний  следует рассматривать как «институциональный факт», выражающий «рациональную реакцию  на состояние равновесия при неполной занятости» (а не как преходящий результат нарушений в системе конкуренции либо циклических волн). Очевидно, что система негибких цен и зарплат не может служить регулятором восстановления равновесия при его нарушении — таким регулятором становятся колебания объемов производства и занятости.

Теперь посмотрим, почему все эти ключевые предположения кейнсианства Фридмен считает ошибочными. Он выдвигает два ряда аргументов: методологические и эмпирические.

Первые сводятся к  тому, что Кейнс в своей теории идет от использования дохода, а  не богатства. «Кейнс делает ударение на инвестиционных расходах и на стабильности функции потребления, а не на запасе денег и на стабильности функции спроса на деньги». И еще более определенно: «Ошибка Кейнса состояла в игнорировании роли богатства при построении функции потребления»1.

Второй (эмпирический) ряд  аргументов выглядит следующим образом: «Наглядный успех в течение 50-х  и 60-х гг. правительств, приверженных кейн-сианской политике полной занятости  в достижении быстрого экономического роста, высокая степень экономической стабильности и относительная устойчивость цен и процентных ставок — все это на некоторое время резко укрепило веру в исходные кейнсианские постулаты, согласно которым изменения в номинальном количестве денег не имеют серьезного значения. 70-е гг. нанесли решающий удар по этим постулатам и привели к возрождению веры в количественную теорию. Быстрый рост денежной массы сопровождался не только ускорением инфляции, но также подъемом, а не снижением, средних уровней безработицы и увеличением, а не сокращением, процентных ставок»2.

Здесь Фридмен применяет  широко распространенный в экономической  науке, можно сказать стандартный, прием опровержения: если, начиная  с 70-х гг., реальное развитие вступило в противоречие с кейнсиан-ской теорией, то это доказывает, что последняя была ошибочна изначально. Такой подход означает механическое применение к экономической теории критериев, присущих фундаментальным естественным наукам, предмет изучения которых отличается постоянством во времени и пространстве.

Чтобы проверить реалистичность кейнсианской теории, нужен иной подход. Надо на основе теоретического «скелета» восстановить соответствующие ему мышечную ткань и сосуды, а затем сравнить полученный результат с той хозяйственной системой, которая реально действовала в период разработки и распространения кейнсианства. Это напоминает задачу, решаемую антропологом, восстанавливающим лицо по черепу давно почившего человека, с тем, чтобы потом сопоставить результат с его прижизненным портретом.

Теперь обратимся к  тем трем «предположениям.» кейнсианской теории,

которые выделяет Фридмен. .

Во-первых, неустойчивость спроса на деньги и его зависимость  от номинального дохода, а не от богатства. Этот тезис требует, чтобы денежные доходы населения были неустойчивы, а «богатство» среднестатистического индивида не составляло значительной величины по сравнению с его текущим Доходом.

Во-вторых, глубоко укоренившаяся  неполная занятость, предопреде лившая особый характер долговременного рыночного  равновесия может сложиться лишь при хронической ограниченности инвестиционных возможностей, с одной стороны, и при стремлении населения сберегать часть своих денежных доходов «в чулке» — с другой стороны.

В-третьих, «жесткость»  системы цен и зарплат в  краткосрочном плане, которую можно  рассматривать как проявление монополизма фирм и профсоюзов, а также государственного регулирования.

Теперь представим хорошо известный экономистам «портрет»  хозяйства развитых стран Запада в 30-е гг. Стагнация в сферах технического прогресса, сырьевой базы, показателей  движения народонаселения. Преобладание монополий и монопольных цен на продукцию и ресурсы. Протекционизм и торговая война «всех против всех». Массовая недогрузка мощностей и безработица, крайняя неустойчивость доходов и платежеспособного спроса, ненадежность банков, явное «предпочтение ликвидности» среди населения и бизнесменов.

Уже этих немногих штрихов  достаточно, чтобы ответить на вопрос: какая теория более точно моделировала хозяйственную систему 30-х гг. —  неоклассическая с ее упором на саморегуляцию  растущего рынка или кейн-сианская, подчеркивающая роль экзогенных детерминант специфического депрессивного рыночного равновесия?

МилтоН Фридмен считает  главным в теории ее долговременную прогностическую функцию и по этому критерию предлагает оценивать  верность ее постулатов. Но кейнсианская теория не ставила перед собой задачи прогноза, ее Целью была выработка мер по выводу хозяйственной системы из состояния хронической депрессии. «В далекой перспективе все мы умрем», — отвечал Кейнс на такого рода упреки. В 30-е и 40-е гг., когда решался вопрос о судьбах капитализма, монетаризм не пользовался авторитетом не потому, что у него не было таких талантливых представителей, как Милтон Фридмен, а потому что в то время был непригоден и даже опасен.

Еще весьма далек от адекватного выяснения кардинальный вопрос: каким образом неустойчивая депрессивно-равновесная хозяйственная система 30-х гг. трансформировалась (или была трансформирована, что не одни и то же) в устойчивую динамично-равновесную систему конца 60-х гг.? Ясно только, что это две качественно различные хозяйственные системы с разными «целевыми функциями» и механизмами регулирования: первая была ориентирована на максимизацию частно-монопольной прибыли, вторая — на максимум «общего благосостояния» (точнее — благосостояния большинства населения).

Кёйнсианство сделало  несомненный вклад в эту трансформацию, прежде всего своей аргументацией  в пользу поддержания эффективного спроса за счет бюджетных расходов. Однако это была лишь одна из необходимых  предпосылок изменений. Потребовались глубочайшие потрясения второй мировой войны, крушение империй и жесткий прессинг холодной войны, научно-техническая революция, развернувшаяся с конца 50-х гг., чтобы институциональная структура, эта «кристаллическая решетка» хозяйственной системы, кар

динально изменилась, и графит превратился в алмаз.

Прискорбный факт состоит  в том, что и кейнсианцы, и монетаристы (а тем более марксисты) не заметили этой внутренней перемены, поскольку  не желали ее замечать. Более того, они  в принципе не могли этого сделать, поскольку каждая теория видела смысл своего существования втом, чтобы именоваться общей, то есть охватывающей как минимум все периоды Новой и Новейшей истории. Поэтому они предпочитают иметь дело только с общими чертами всякого рынка — от староанглийского до новорусского. Между тем известно, что «дьявол таится в деталях», и характер каждой рыночной системы определяется спецификой ее институциональной структуры, а эта последняя — длительно действующими экзогенными факторами.

Фридмен объясняет поражение кейнсианства тем, что в 70-е гг. стагфляция обнаружила несостоятельность кейнсианской политики. Во многом верное, однако поверхностное объяснение. В этот период обнаружилась неэффективность не только кейнсианского макроэкономического регулирования, но и многих других социально-экономических институтов, возникших в период 30—60-х гг. Необходимые в условиях трансформации неустойчивого депрессивно-равновесного хозяйства в устойчивое динамично-равновесное, эти институты перестали быть таковыми с завершением перехода. Более того, инерционное движение по старой институциональной колее явилось одной из причин (но не единственной) появления стагфляционной спирали в 70-е гг.

В этих условиях и одержал  свою победу над кейнсианством современный  монетаризм с его новым пониманием рыночного механизма, с требованиями демонтировать значительную часть сложившихся институтов и с предложениями принципиально иной макроэкономической политики.

Если социальная философия  и практические рекомендации монетаризма  широко известны, то этого нельзя сказать о его экономической теории. Обычно считается, будто это — традиционная неоклассическая теория, хотя дело обстоит вовсе не так: Даже серьезные учебные пособия, в которых много и охотно говорят о взглядах монетаристов на роль денег и государства в экономике, по поводу общеэкономической теории отделываются лишь немногими общими фразами-.

В фокусе традиционной; неоклассической  теории находились факторы производства (труд, капитал и земля) и их предельная производительность как основа объяснения распределения доходов и формирования конечного спроса; Функция потребления оказывалась в тесной взаимной связи с функцией производства.

В трактовке современного монетаризма неоклассическая теория приобретает совершенно новый вид. В центр анализа выдвигаются не факторы производства, а богатство во всех его видах как источник разнообразных (денежных и неденежных) доходов — с одной стороны, и как причина издержек по его сохранению и воспроизведению — с другой стороны.