Экономический рост и проблема его осуществления в странах с переходной экономикой

Об этом, в частности, свидетельствуют не только сохранившиеся до сих пор квоты на им­порт множества промышленных и продовольст­венных товаров, начиная с сахара и кончая текс­тильными изделиями, представляющими особый интерес для стран, находящихся в начальных фа­зах индустриализации, но и эскалация нетариф­ных барьеров на пути этих и других товаров и ус­луг, реально конкурирующих с тамошним произ­водством. В ту же обойму входят масштабное субсидирование западноевропейского сельского хозяйства и американского аграрного экспорта, а также либерализация торговли финансовыми ус­лугами при одновременном ее торможении при­менительно к строительным и каботажным услу­гам, в производстве которых ряд развивающихся стран добился сравнительных преимуществ. Без надлежащего учета интересов развивающихся стран решаются и проблемы, связанные с защи­той прав интеллектуальной собственности.

В итоге основные выгоды от глобализации по рецептам Вашингтонского консенсуса получили, как и следовало ожидать, сами "глобализаторы". Развивающимся же странам, оказавшимся в роли "глобализуемых", достались в сущности крохи с барского стола по принципу "на тебе, Боже, что мне негоже". И это не досужие домыслы антиглобалистов, а реальный факт современной истории, зафиксированный в фундаментальном исследова­нии ЮНКТАД, вмонтированном в традиционный доклад этой организации о мировой торговле и развитии[7].

Как же так? Ведь за последние три десятилетия XX в. доля развивающихся стран в мировой торговле товарами выросла в 1.8 раза и достигла 32.1%. Причем эта экспансия произош­ла главным образом за счет продукции обрабаты­вающей промышленности. Их доля в мировом экспорте промышленных изделий повысилась за те же годы почти в 5 раз (с 5.5 до 26.8%), в том числе в экспорте машинотехнических изделий, большинство которых представляет особо дина­мичные сегменты мирового рынка товаров, - в 12 раз (с 2 до 24.3%)[8]. К тому же в 1981-1998 гг. в экспорте этих стран вдвое (с 8.2 до 16.8%) вы­росла доля изделий средней техноемкости и поч­ти в 2Л раза (с 11.6 до 31 %)-высокотехнологич­ной промышленной продукции[9].

Дело, однако, в том, что облагораживание экс­порта развивающихся стран, фиксируемое стан­дартной торговой статистикой, во многом обман­чиво. Эксперты ЮНКТАД как раз и обращают внимание читателя на то, что это облагоражива­ние не сопровождалось соответствующим приро­стом промышленного производства, и, стало быть, не способствовало уменьшению разрыва между двумя группами стран по его среднедушевым объ­емам. Исключение составила лишь ограниченная группа стран во главе с четверкой дальневосточ­ных НИС, глубоко интегрировавшихся в междуна­родное разделение труда еще до начала обвальной либерализации, инспирированной Вашингтонским консенсусом. При этом, как подчеркивает генсек ЮНКТАД, в их число не входит "ни одна из стран, осуществивших быструю либерализацию торговли и инвестиционного режима в последние два десяти­летия" XX в. Участие большинства развивающих­ся стран в производстве  техноемкой промышлен­ной продукции сплошь и рядом ограничивалось простейшими сборочными операциями, создающими лишь малую толику добавленной стоимос­ти, содержащейся в экспортируемой ими продук­ции. Преобладающая часть добавленной стоимо­сти осуществляется в узлах и деталях, которые импортируются для окончательной сборки и по­следующего экспорта, и, естественно, достается тем странам, где эти узлы и детали производятся.

Нельзя сказать, что развивающиеся страны вообще не получили выгод от подключения к транснациональным промышленным комплек­сам. Конечно же, получили, и немалые. Но эти выгоды значительно скромнее, чем у лидеров техногенной цивилизации. В выигрыше оказа­лись прежде всего страны, находящиеся в началь­ной фазе индустриализации. Создание разного рода сборочных производств помогло им повы­сить общий уровень продуктивной занятости и при этом включить в хозяйственный оборот ра­нее пребывавшее втуне такое свое "сравнитель­ное преимущество", как дешевизна местных ра­бочих рук.

Что же касается стимулирующего воздействия глобализации на динамику промышленного роста развивающегося мира в целом, то оно оказалось весьма слабым, особенно в сравнении с государст­вами экономического авангарда. Проблема еще и в том, что многообразные та­рифные и нетарифные ограничения на импорт промышленных изделий в экономически продвинутые страны вкупе с запретом на использование развивающимися странами некоторых апробиро­ванных инструментов промышленной политики существенно осложнили продвижение последних в более продуктивные ниши мирового рынка, формируемые товарами средней и высокой тех­ноемкости. Между тем нарастающая их скучен­ность на довольно узком экономическом прост­ранстве дешевых трудоемких операций несет с собой реальную угрозу того, что принято назы­вать "ошибочностью композиции" - ситуации, которая из-за чрезмерной концентрации продуцентов на ограниченном уча­стке экономики чревата всесокрушающим обост­рением конкуренции, обвалом цен на конкуриру­ющие товары и услуги и невосполнимым ухудше­нием условий торговли ими. Применительно к интересующему нас случаю, такая композиция не­избежно обернулась бы падением и без того ми­зерной зарплаты занятых на сборочных операци­ях и массовыми их увольнениями. Учитывая мас­штаб надвигающейся опасности, ЮНКТАД счел необходимым подчеркнуть, что "это может подо­рвать процесс развития, вызвав значительное ухудшение условий торговли, и создать трения в глобальной торговой системе".

Вне зависимости от отношения к приведенным выше фактам вмешательства государств эконо­мического авангарда в общую направленность спонтанных рыночных сил, равно как к мотива­ции, лежащей в основе этого вмешательства, ду­мается, мы не вправе абстрагироваться от обус­ловленных им "искажений" в размещении миро­вого производства. Не вправе хотя бы потому, что это ущемляет интересы догоняющих эконо­мик, сдерживает их развитие и является главным яблоком раздора между лидерами и аутсайдерами техногенной цивилизации.

Заключение…

Некоторые исследователи глобализации видят лишь положи­тельные черты и результаты этого процесса. Так Ю. Шишков старается доказать, что глобализа­ция «по большому счету не усугубляет разрыв между Севером и Югом мирового сообщества, а способствует его уменьшению»[10].

Трудно, конечно, спорить с человеком, кото­рый постиг глобализацию на уровне мегатенденции. Тем более, когда оппонентам приписывают­ся взгляды, не имеющие ничего общего с их ре­альной позицией. Среди коллег, занимающихся проблемой догоняющего развития, мне, честно говоря, не встречались люди, которые считали бы глобализацию силой, враждебной развиваю­щимся странам. Другое дело, что многие из них, включая и автора данной статьи, категорически не приемлют политику рыночного фундамента­лизма, проводимую международными экономи­ческими организациями. Но это, очевидно, дале­ко не одно и то же.

Полагая, видимо, что и выявленную им мегатенденцию неплохо бы подкрепить и фактами, Ю. Шишков наряду с выкладками, подтверждающими прогрессивные сдвиги в структуре матери­ального производства развивающихся стран, фиксирует внимание на впечатляющей динамике облагораживания их экспорта в послед­ние 20 лет минувшего века. И для большей убеди­тельности ссылается на отмеченный выше рост доли высокотехнологичной промышленной про­дукции в их совокупном экспорте, забывая, одна­ко, упомянуть, что высокая доля таких изделий связана прежде всего и в основном с

бурным рос­том различных сборочных операций, чреватым еще к тому же "ошибочностью композиции".

Дальше - больше. В завершающей части своей статьи Ю. Шишков пытается опровергнуть «сопо­ставления, в которых удельные веса в населении развивающегося мира» якобы «подменяются» числом стран с растущими или падающими доходами (см.: Мир на рубеже тысячелетий. М., 2001. С. 376). Бессмысленность таких подсчетов, когда равновеликими счетными единицами оказываются Китай, Индия или Индо­незия и такие карликовые государства, как Бот­свана, Маврикий или Гамбия, очевидна.

Между тем, достаточно открыть книгу на 376-й странице, и там сразу же бросается в глаза табли­ца, в которой 100 наиболее значимых в экономи­ческом отношении развивающихся стран ранжи­рованы по темпам прироста подушевого ВВП в четырех временных диапазонах[11]. Все включен­ные в таблицу страны сгруппированы в соответ­ствии с динамикой этого ключевого показателя. И наряду с числом стран, оказавшихся в том или ином диапазоне экономической динамики, содер­жится необходимая информация о доле каждой из этих групп стран в населении развивающегося мира. Сопоставление же Китая и Индии с Ботсва­ной и Маврикием это не более чем плод вообра­жения Ю. Шишкова. Кстати, в конце главы (с. 388) приведены еще две таблицы, представля­ющие развернутую картину фактических (во вто­рой половине XX в.) и прогнозируемых (на 2001-2015 гг.) изменений социально-экономического статуса тех же 100 стран, обусловленных ростом их среднедушевого ВВП.

Дело, однако, не только в самом искажении фактов. Беспокоит и бездумная дискредитация хорошо зарекомендовавших себя, плодотворных подходов к оценке изменений в социально-эконо­мической структуре развивающегося мира. Что­бы в этом убедиться, достаточно присмотреться к "альтернативной" таблице 3 (См. приложение). Для ее расчета использовались данные о численности населения и объемах подуше­вого ВВП тех же 100 развивающихся стран. Одна­ко, информация о числе стран, на территории ко­торых проживают включенные в таблицу группы населения развивающегося мира, почему-то в таблицу не попала. В итоге остался без ответа ряд весьма злободневных вопросов. А именно, каким образом, за счет каких факторов произошли из­менения в "структуре населения по темпам при­роста ВВП на одного жителя"? Тем более что ВВП всегда "привязан" к определенной террито­рии. Чем, в частности, объясняются необычайно высокая скорость и широкий размах этих изме­нений? Какова их глубина? И, наконец, в чем от­личие экономического роста развивающихся стран в эпоху глобализации от предшествующе­го периода?

Претензии  на  универсальную  роль  темпов прироста подушевого ВВП без учета числа стран, разнящихся по этому показателю, несостоятель­ны еще и вследствие существенных различий в использовании и распределении доходов, создава­емых на их территории. Не вдаваясь в подробнос­ти, отмечу, что на долю негосударственного по­требления (частных потребительских расходов), ради которого, в конечном счете, и ведется любое производство, обычно приходится не более 50-60% ВВП. Но даже в странах со сравнительно низкой социальной поляризацией разрыв между крайними децилями и квинтилями населения до­вольно велик. Поэтому при низком уровне разви­тия каких-либо стран значительная, а нередко преобладающая часть их населения живет в ужа­сающей бедности. По оценке Всемирного банка, на рубеже тысячелетий "из 6 миллиардов людей, населяющих нашу планету, 2.8 млрд. живут менее чем на 2 долл. США в день", иными словами имеют доход ниже установленной мировым со­обществом   международной   черты   бедности, "а 1.2 млрд. - менее чем на 1 долл. США в день", что по той же градации равнозначно полной ни­щете[12].

Очевидно, что подавляющая часть всех бедст­вующих сосредоточена в развивающемся мире. Большинство же их ныне оказалось в динамично развивающихся странах. По данным обследова­ний, проведенных в конце 90-х годов, в преуспева­ющем Китае менее чем на 2 долл. в день жило 53.7%, а на 1 долл. вдень- 18.5% населения, в Ин­дии - соответственно 86.2 и 44.2%, Индонезии -66.1 и 15.2%, Пакистане-84.7и31%ив Бангла­деш - 77.8 и 29.1%[13]. Если экстраполировать эти данные на 2000 г., то с небольшой долей погреш­ности получим, что в конце XX в. в этих пяти странах было сосредоточено более 1.9 млрд. бед­ных и 790 млн. нищих, или около 2/3 общего чис­ла обездоленных. Сколько нужно времени, сил и средств, чтобы обеспечить этим людям хотя бы самые элементарные блага современной цивили­зации, разве только Богу известно. Дальнейшие же перспективы роста их благосостояния, навер­ное, и ему неведомы.

Ответ на поставленные выше и некоторые другие вопросы можно получить только с учетом данных о перемещениях рассматриваемых стран по шкале темпов (и объемов) прироста их поду­шевого ВВП и с учетом дифференциации их до­ходов. Тем более, что для развивающихся стран важны не только сами темпы прироста подушево­го прироста, но и соотношение этих темпов с соот­ветствующим показателем государств экономиче­ского авангарда. Поскольку иначе невозможно выявить динамику разрыва между лидерами и аут­сайдерами техногенной цивилизации, а без этого разговор о глобализации как о процессе форми­рования единого всемирного экономического ор­ганизма представляется во многом беспредмет­ным.

     Приверженцы нынешней модели глобализа­ции, чтобы подтвердить ее благотворное влияние на развивающиеся страны, нередко, помимо про­чего, ссылаются на ускорение их экономического роста в последние десятилетия минувшего века. Однако, как и в случае с обрабатывающей про­мышленностью, эти ссылки представляются не очень убедительными. В конце XX в. действи­тельно произошла некоторая динамизация их экономического роста, которая с замедлением темпов прироста населения в общем и целом способствовала повышению уровня благосостояния развивающихся стран. В 1971-2000 гг. среднедушевой ВВП развивающегося мира вырос почти в 2.Зраза, в том числе за последние 15 лет в 1.5 ра­за[14]. Однако едва ли можно говорить о сокраще­нии разрыва с экономическим авангардом. Ибо это ускорение в лучшем случае лишь компенси­ровало отставание, накопленное в первые после­военные десятилетия. По одним оценкам, средне-душевой ВВП развивающегося мира в 2000 г. со­ставлял 13.7% аналогичного показателя стран авангарда против 15.7% в 1950 г., по другим -13.6% против 12.2% соответственно. Как бы то ни было, к началу нынешнего века первый показа­тель не достигал и 14% второго.

   В первые 20 лет рассматриваемого периода, не­смотря на повышенный спрос на основные това­ры их экспорта (представленные тогда главным образом сельскохозяйственным и минеральным сырьем), подушевой ВВП развивающихся стран рос крайне медленно. Это, помимо прочего, было связано с послевоенным демографическим взры­вом. В последующие годы благодаря замедлению прироста населения и развертыванию индустриа­лизации темпы прироста подушевого ВВП этих стран заметно повысились и в 1971-2000 гг. соста­вили 2.8% в год против 1.6% в 1951-1970 гг. На­сколько этому способствовала начавшаяся глоба­лизация, судить, однако, трудно. Ибо на экономи­ческую динамику каждой отдельно взятой страны, а тем более всей их совокупности воздействует множество самых разнообразных факторов.             

    В этой связи, кстати, уместно вспомнить и о за­тухающем росте стран авангарда, несмотря на от­носительно высокую динамику их внешней тор­говли. Тем не менее, благотворное влияние на развивающийся мир  частичной либерализации внешнеэкономического и, в частности, внешне­торгового режима в обеих группах стран, не под­лежит сомнению. Для прояснения причин, лежа­щих в основе ускорившегося роста этого ключе­вого показателя в группе развивающихся стран, помимо отмеченных выше факторов необходимо обратиться к межстрановым различиям в его ди­намике. В глобальном же плане, как следует из сопоставления динамики подушевого ВВП разви­тых и развивающихся стран, их сближение в по­следние 30 лет XX в. по этому показателю обус­ловлено не столько ускорением роста развиваю­щихся стран как его замедлением в развитых государствах. При рассмотрении результатов ранжировки развивающихся стран по темпам прироста поду­шевого ВВП (табл.6) обращают на себя внимание изменения в количественном составе групп, раз­личающихся между собой по этому показателю, а также в численности населения тех же групп в выделенных временных интервалах.  В  основе этих изменений лежит скачкообразное усиление неравномерности их развития. Его первая волна была, помимо прочего, связана с мировым энер­гетическим кризисом, в той или иной мере ос­ложнившим экономическое положение стран, зависящих от импорта нефтетоплива, а вторая -спровоцирована форсированной либерализацией, которая была проведена под давлением междуна­родных экономических организаций. Но если в 1971—1985 гг. число стран с темпами прироста по­душевого ВВП, превышающими 2% (условно при­нимаемых в качестве нижней границы относитель­но благополучия) по сравнению с предшествую­щим двадцатилетием, несмотря на энергетический кризис, увеличилось на 1/3, то в последующие 15 лет оно в 1.5 раза сократилось. Между тем, до­ля этих стран в общей численности населения развивающегося мира сначала выросла с 9.9 до 76.8%, а затем, сократилась (но только!) до 61.9%. Стало быть, процесс экономического возвыше­ния развивающегося мира в последние три деся­тилетия XX в. поддерживался наряду с четвер­кой НИС прежде всего и в основном многонасе­ленными странами со сравнительно большим рыночным потенциалом во главе с Китаем, Ин­дией,  Бангладеш,  Пакистаном и Индонезией. Потенциалом, который даже при низком уровне развития обеспечивает большие в сравнении с малыми странами возможности для проведения относительно независимой экономической по­литики. Особенно показателен экономический рывок НИС, сумевших раньше и лучше других восполь­зоваться возможностями динамизации экономи­ки, связанными с преимуществами международ­ного разделения труда. В чем-то этой четверке просто повезло. И все же достигнутые ими фено­менальные успехи являются их собственной за­слугой. Дело помимо прочего в том, что в период, когда там закладывались основы для форсиро­ванного наступления на отсталость, они не испы­тывали назойливой неолиберальной опеки. И с рецептами Вашингтонского консенсуса в их эко­номической политике совпала лишь неукосни­тельная забота о поддержании макроэкономичес­кой стабильности. НИС тоже уделяли повышенное внима­ние развитию экспорта, но не спешили со сниже­нием импортных барьеров. Внешняя торговля в конечном счете была ими либерализована, но лишь постепенно по мере создания новых рабо­чих мест в экспортной промышленности. Посте­пенно в отличие от рекомендаций Вашингтонско­го консенсуса осуществлялась там и либерализа­ция финансов и рынка капиталов. (Хотя, как отмечалось выше, это не уберегло некоторых из них от финансового кризиса.) Главное же в том, что вместо рекомендованного Вашингтонским консенсусом форсированного вытеснения госу­дарства из экономики, они весьма успешно вос­пользовались его созидательным потенциалом. На редкость грамотная политика государства сы­грала решающую роль в их беспрецедентно быс­тром экономическом возвышении. Во многом сходная экономическая политика проводится в Китае, проявившем удивительную осмотрительность и настойчивость в защите сво­их национальных интересов при вступлении в ВТО. И если взглянуть на перечень стран, оказав­шихся в 1986-2000 гг. в рассматриваемой катего­рии, то увидим, что все они за исключением "об­разцово-показательной" Чили и нескольких кар­ликовых  государств,  попавших в динамичную струю благодаря благоприятной экономической и политической конъюнктуре, добились динами­зации экономического роста при содействии госу­дарства, хотя при этом и допускалось немало ошибок. Всего же за последние 30 лет истекшего века темпов прироста подушевого ВВП, превы­шающих  средний  показатель   экономического авангарда, удалось добиться 32 странам, на долю которых приходится 72% населения развивающе­гося мира. При этом, однако, подушевой ВВП почти трех десятков стран, где проживает около 20% его совокупного населения, не вырос, а со­кратился.