Автор: Пользователь скрыл имя, 31 Октября 2011 в 19:42, курсовая работа
Цель ВКР заключается в сравнительно-сопоставительном анализе русской и монгольской народной сказки. В соответствии с поставленной целью определяются следующие задачи:
дать представление о сказке, определить её основные признаки;
дать общую характеристику жанра народной сказки; представить классификацию народной сказки;
выявить особенности русской народной сказки;
раскрыть специфику монгольской народной сказки;
в ходе сравнительно-сопоставительного изучения русских и монгольских сказок выявить их типологию и национальное своеобразие;
рассмотреть некоторые методические аспекты изучения русской сказки в контексте диалога культур.
Введение . . . . . . . . . . . 2
Глава I. Общая характеристика жанра народной сказки. . . 6
1.1. Теоретические аспекты изучения фольклорной сказки . . 6
1.2. Своеобразие русской народной сказки . . . . . 17
1.3. Специфика монгольской народной сказки . . . . 23
Глава II. Анализ текстов волшебной сказки . . . . 31
2.1. Образы, сюжетный состав, мотивы и художественно-выразительные средства монгольской волшебной сказки . . . . . . 31
2.2. Сопоставительный анализ русской и монгольской волшебной
сказки . . . . . . . . . . . 56
2.3. Некоторые аспекты изучения русской народной сказки в контексте диалога культур в средней школе . . . . . . . 66
Заключение . . . . . . . . . . 68
Список литературы . . . . . . . . . 71
Список источников . . . . . . . . . 75
Список условных сокращений . . . . . . . . 76
Особенность
жанровой природы волшебно-
Десять пальчиков знаю
И колечко одно.
На котором кольцо,
Отгадать не легко.
Десять домиков знаю
И крыльцо не одно.
А где милой крыльцо,
Отгадать не легко.
Шаловливая, знаю,
Не снимает кольцо.
А не вижу кольцо
Золотое кольцо.
Шаловливая, знаю,
Не придет на крыльцо.
Как узнать мне крыльцо,
Моей милой крыльцо?
Как найти мне её –
Шаловливую?
Как увидеть её –
Мою милую?.. [БМС 67-68].
В
богатом и многообразном
Почитание монголами белого цвета особенно широко связано с народным праздником «цагаалган» или «цагаан сар». Доржи Банзаров относит празднование его ко временам, предшествовавшим эпохе Чингисхана.
«Шло время, - писал Д. Банзаров,- когда этот праздник совершался осенью, то надобно думать, что название это произошло от слова ‘цага’ (творог), потому что осенью, когда скотина мало доставляет молока, начинают есть творог. Поэтому ‘цаган сара’ можно переводить ‘творожный месяц’ или ‘белый месяц’» (3, с. 42).
Таким
образом, в этом разделе дипломной работы
предпринята попытка проанализировать
монгольские волшебно-фантастические
сказки с раскрытием системы образов,
сюжетных линий и традиционных сказочных
мотивов, поэтических средств, с помощью
которых отразились в них особенности
психологии, уклада жизни и исторических
судеб монгольского народа.
2.2. Сопоставительный анализ русской и монгольской волшебной сказки
В данном параграфе нашего исследования программной в сравнительно-историческом изучении сказки стала статья В.М. Жирмунского «К вопросу о международных сказочных сюжетах». Развивая тезис о разной проницаемости различных фольклорных жанров для международных влияний на разных ступенях исторического процесса, исследователь подчеркивает способность сказки «переходить от народа к народу и перевоплощаться в национальные формы, сохраняя международную структурную основу» (15, с.283). Как утверждает ученый, «распространение сказок от одного народа к другому путем заимствования… - факт совершенно несомненный. Игнорирование этого факта привело к тому, что исследователи национальной сказки, не учитывая международного характера многих сказочных сюжетов, часто принимали за черты специфически национальные то, что на самом деле является международным сказочным достоянием» (15, с.289).
Проблемы изучения конкретно-национального и общего в фольклоре рассматриваются В.М. Гацаком. В своей работе он справедливо указывает на опасность преждевременной типологизации и убеждает в необходимости большего внимания к особенному, неповторимому, отдельному. В.М. Гацак, также как и В.М. Жирмунский, подчеркивает историко-типологический характер сходных явлений: «... общность в фольклоре группы народов – явление историческое. Она способна объединять народы, не родственные в языковом, этническом отношении, что сказывается в появлении новых общностей в соответствующих условиях» (11, с. 192-193).
Наряду
с изучением теоретических
В статье «Сказка и типология культурных контактов» Е.А. Костюхин выделяет три типа контактов, следствием которых оказывается взаимодействие сказок: между родственными народами, между соседями, принадлежащими к разным языковым группам, и между соседями, культурные традиции которых разнятся. Анализируя каждый из этих типов, на примере сказок о животных, исследователь приходит к выводу, что «сюжеты... не вступают между собой в изолированные контакты – взаимодействуют традиции и репертуары. При этом как раз и оказывается, что взаимодействие это бывает разных типов и по-разному реализуется: то в интерференции, то в сотворчестве, то в ассимиляции сюжетов в духе собственной традиции» (23, с. 13).
Безусловно, устное народное словесное творчество каждого народа неповторимо, так же, как и его история, обычаи, культура. Так, былины, частушки присущи только русскому фольклору, думы – украинскому, соло и магталы, харалы и еролы – монгольскому и т.д. У каждого народа свой арсенал метафор, эпитетов, сравнений. Так, русской пословице «Поспешишь – людей насмешишь» соответствует монгольская «Поспешишь – в пути замерзнешь», или «Детка – про щепки, а матка – про детки» – «Мысли матери – о детях, мысли детей – в горах».
Несмотря на яркую национальную окраску фольклорных текстов, многие мотивы, образы и даже сюжеты у разных народов сходны. Так, сравнительное изучение сюжетов европейского фольклора привело ученых к выводу, что около двух третей сюжетов сказок каждого народа имеют параллели в сказках других национальностей. Веселовский А.Н. называл подобные сюжеты «бродячими»5, создав «теорию бродячих сюжетов». Например, таковы сюжеты рассказов и притч из сборников «Панчатантра», «Тысяча и одна ночь», басен Эзопа, отдельных сказок, легенд, преданий и пр. В течение тысячелетий они не утрачивают единства структуры, обрастая, однако, на своем пути все новыми и новыми вариантами. Однако следует отметить, что свойственные отдельным странам различия социально-экономического строя, языка, национальности, быта, культуры, религии кладут свой отпечаток на тот или иной сюжет, но не изменяют его целиком.
История монгольского фольклора гласит, что бадарчины – странствующие отшельники – являлись т.н. собирателями устных рассказов, сказок, более того их можно уверенно называть искусными сказителями-улигершинами. Именно бадарчин привнес в монгольскую волшебную сказку индо-тибетские мотивы буддийских притч и легенд.
Для народов с единым историческим прошлым и говорящих на родственных языках (например, индоевропейская группа) сходство сюжетов можно объяснить общим происхождением. Это сходство генетическое. Похожие черты в фольклоре народов, относящихся к разным языковым семьям, но издавна контактирующих друг с другом объясняются заимствованием. Но и в фольклоре народов, живущих на разных континентах и, вероятно, никогда не общавшихся, существуют сходные темы, сюжеты, персонажи.
Так, в одной русской сказке говорится о ловком бедняке, которого за все его проделки посадили в мешок и собираются утопить, но он, обманув барина или попа (мол, под водой пасутся огромные косяки прекрасных лошадей), сажает его в мешок вместо себя. Такой же сюжет есть и в сказках монголоязычных народов – похождения бурятского Будамшуу, у мусульман – истории про Ходжу Насреддина. Эти произведения возникли самостоятельно. Такое сходство называется типологическим. На одинаковой стадии развития складываются похожие верования и обряды, формы семейной и общественной жизни. А, следовательно, совпадают и идеалы, и конфликты – противостояние бедности и богатства, ума и глупости, трудолюбия и лени и пр.
Вопрос о наличии между сходными фольклорными сюжетами типологических аналогий или контактных взаимодействий является, конечно, историческим. Поэтому он должен рассматриваться не абстрактно, а с учетом конкретных условий исторического развития народов и культурного взаимодействия между ними. На разных ступенях исторического процесса различные фольклорные жанры обнаруживают разную «проницаемость» для международных влияний.
Международный
характер имеют сюжеты очень многих
известных нам волшебно-
В этой части нашей ВКР рассмотрим русский и монгольский сказочный материал в свете сопоставительного анализа с выявлением их типологических сходств и национально-обусловленных различий. Материалом исследования являются русская «Сивка-Бурка»6 (СБ) и монгольская «Сыновья Кулмад Мэргэна» (СКМ). Выбор текстов сказки не случаен, он обусловлен прежде всего наличием в них образов, сюжетов, мотивов, связанных значительной степенью сходства, общностью исходной темы и ключевых мотивов. В ходе разбора мы придерживались концепции В.М. Жирмунского о международных сюжетных схемах; в качестве методологической основы использовали предложенную А.Н. Веселовским модель: «Возьмите сказку в её цельности, изучите в ней сплав различных мотивов, определите особенности её физиологического строя, её народную индивидуальность, и затем переходите к сравнению со сказкой и сказками других народов» (8, с. 92).
В
фольклоре самых разных народов
наличествует ряд тем, мотивов, сюжетов,
ситуаций и т.п., сходство которых
связано с определенными
Мотив чудесного наследства разработан в анализируемых текстах сказок. С помощью волшебного коня герои Иван-дурак и монгольский Янгут побеждают в брачных испытаниях. На наш взгляд, это чисто русский национальный сюжет получил распространение в фольклоре монголоязычных народов. Характерной особенностью сюжета является вводный эпизод, в котором младший получает чудесное наследство от покойного отца.
Прежде рассмотрим образы главных героев. Сказка не останавливается ни на рождении героев, ни на его воспитании, она представляет его слушателю уже сформировавшимся человеком. Сюжетная оригинальность и яркое национальное своеобразие русской волшебной сказки отразилось на облике русского младшего брата Иванушки-дурачка, крестьянского сына. «Третий был Иван-дурак, ничего не делал, только на печи в углу сидел да сморкался». Старшие братья и их жены относятся к нему как к неполноценному человеку, дурню, юродивому, недолюбливают его, подсмеиваются над ним.
В монгольской же сказке идеализация младшего мотивируется его степенностью, скромностью, добротой. С престарелым отцом остается мальчик Янгут, старшие братья выгнали их, «бросив им старый войлок – балаган прикрыть, два лоскута желтого войлока бросили – постель постелить, и не велели больше ко двору возвращаться». А Янгут не унывает, «по степи бегает, мышей, сусликов ловит, обед из них готовит». В отличие от русской сказки здесь жена среднего брата Ханда выступает в роли благодетельной женщины, «у Шираба жена добрая была! Тайком от мужа кормила Янгута, отцу мясо отсылала. А то бы раньше времени умерли».
«Впрочем, подчеркнутая бездеятельность и непривлекательность облика Иванушки-дурачка исчезают очень быстро – уже при первом серьезном испытании братьев» (35, с. 106). Испытание связано со смертью отца и его завещанием каждому из трех сыновей провести ночь на его могиле. В обеих сказках т.н. мотив дежурства у тела покойного отца описывается очень интересно. Приведем традиционные формулы отцовской последней воли и разговора между отцом и сыном:
Информация о работе Сопоставительный анализ монгольской и русской народной сказки