Сопоставительный анализ монгольской и русской народной сказки

     Словом  сказать, за добро сказка отвечает добром. «Она учит бережному, любовному отношению ко всему живущему на земле и тем самым выражает великие идеи гуманизма, глубоко заложенные в народном сознании» (35, с. 157).

     В следующую группу сказочных образов  входят противники героя со своими помощниками. В сказках, имеющих отголоски народной мифологии, прежде всего, нужно отметить таких отрицательных сказочных существ как Эрлик Номун-хан – владыка царства мёртвых, верховный судья в загробном мире, дьявол, демиург или первое живое существо, созданное демиургом (33)⁴; мангас (мангус), страшное чудовище, возникшее «из сброшенных на землю останков злого восточного тенгри Атай Улана»; шулмас – злой дух, демон или неразмножающаяся, нестареющая и неумирающая ведьма, боящаяся козлов и колючек; чөтгөр – злой дух, бесприютная душа умершего неестественной смертью; демон болезни, похищающий душу человека либо вселяющийся в тело больного; аналогичный демону-шулмасу; Аврага Могой – гигантский змей, очевидно являющийся модификацией образа мирового змея, обитающего под землей или на дне моря и др. В эту же группу можно отнести и гигантскую птицу Хангарид и Лусуд-хана, которые могут быть и в роли врага героя.

     Помимо  них противниками героя выступают  также другие фантастические существа и среди них Ростом с пядь, борода в две пяди, хитрый и искусный дед или мужичок необычно маленького роста и с чрезмерно длинной бородой. «Несмотря на свой ничтожно малый рост, он обладает огромной физической силой, в большинстве сказок представлен как «существо дерзкое, злое, неблагодарное и коварное» (35, с. 159). В одноименной сказке «РСП» он одурачил хана, используя свои волшебные атрибуты  и верного союзника Саврасо-пёстрого коня, которого и вихрь не догонит.

     «Сюжеты волшебных сказок перекликаются с сюжетами мифов, легенд и преданий. В волшебных сказках так же, как и в древних мифах и легендах, сохранились интересные мотивы, элементы, характеризующие отдельные периоды развития религиозных представлений, первобытной идеологии и культуры» (54, с. 139).

     Итак, самыми часто встречающимися мифологическими  персонажами монгольской сказки считаются шулмасы и мангасы. В сказке «ЗС» герою пришлось сразиться сначала со злым шуламом (=шулмас) «с длинным до колен хоботом» [МС 233], который жил в пещере, «перед входом которого белела гора человеческих костей» [МС 236]; затем он отправился по указу хана навстречу страшному и свирепому мангасу: «Долго сражался храбрый молодец с мангасом… но юноша победил» [МС 236-237].

     Известно, что «у мангасов отсутствуют имена, которые заменяются описательными прозвищами: «Пятнадцатиголовый Атгар Жёлтый мангас», «Двадцатипятиголовый Хотгор Чёрный мангас» и др. Судя по прозвищам (атгар, хотгор и др.; расшифровываются как «изогнутый», «свернувшийся», «переплетённый»), мангасы змееподобны, их отличительный признак – множество голов; они огромны: пасть от земли до неба, утроба вмещает толпы проглоченных ими людей, стада и пр.» (33). Например, в ульгэре «АГ и МГ» два богатыря с трудом одолевают девятиглавого черного  мангаса, сторожившего дворец злого хана: «Алтан Гу вынул саблю и отрубил мангасу одну голову. Мунгун Гу вынул саблю и отрубил ему вторую голову. У мангаса осталось семь голов. Из отрубленных же голов вырвалось пламя, черный дым окутал все вокруг, и стало трудно дышать. От страшного рева чудовища содрогались небо  и земля...» [МС 228-229].

     Иногда  фигурирует семья мангаса, это его мать или старшая сестра, выступающие «путевыми вредителями», а также хранительницами «внешних душ» мангаса; реже встречаются жена и дочь (33). Так, в ульгэре «ВП» мальчик при помощи «красной палочки величиной с палец» одолел злобную жену мангаса и само чудовище [ВП 231].

     Вскользь  говорится о владыке ада –  Эрлик Номун хане – в сказке «СХ». Мы видим его на черном коне, грозного, могучего хана подземного царства – царства усопших. В беседе со своей женой он предстает перед читателем всеслышащим и всезнающим; простому смертному не добраться живым и невредимым до его темного мира; при ворожбе использует желтые гадальные кости.

     «Постоянное соприкосновение волшебно-фантастической сказки с исторической действительностью, с жизнью народа приводит к тому, что на определенном этапе общественного  развития в неё входит сатира» (35, с. 219). Наряду с рассмотренными выше мифологическими существами в сказке активно действуют «отрицательные персонажи, выхваченные непосредственно из самой жизни и придающую сказке ярко выраженную социально-политическую пестроту и сатирическую окраску» (35, с. 221). В монгольских волшебных сказках достаточно колоритно представлены образы алчного и жестокого хана-захватчика и его подданных, богача-нойона и др. Также нужно отметить, что зачастую завистливыми противниками становятся братья и сестры  главного героя, представители духовного мира – ламы, хувараки.

     Одним из постоянных и устойчивых компонентов  сказки является её сюжет. «Сюжет не создается народными сказочниками-исполнителями. Он переходит к ним по традиции» (35, с. 22). Монгольская волшебно-фантастическая сказка в плане сюжетного разнообразия представляет бесспорный интерес.

     На  основе детального анализа монгольской  сказки выделены следующие группы: ульгэры с архаичными традиционными мотивами и более поздние сказочные сюжеты с переосмысленными мотивами.

     В понимании термина «сюжет» придерживаемся определения, как «отбор и расположение происшествий, которые передают суть истории, раскрывают характеры и составляют единое целое произведение» (49, с. 184).

      Наиболее  яркими и интересными, на наш взгляд, являются традиционные сюжеты о герое-баторе:

1. Вступление «В давние, ранние времена, когда море с лужицу было, когда могучая полноводная река с ручеек была, когда лилии еще не распустились, когда одинокое могучее дерево стебельком было, когда могучий изюбр детенышем был…» (ЗДМ); «В далекие-далекие времена, когда горный хребет Хан-Хэнтэй уула был лишь бугорочком, когда голубой Керулен лужицей плескался, когда Далай-лама был всего-навсего послушником в монастыре, а Дайван-хан - мальчиком, когда быстроногий вороной был жеребенком, а птица ворон воробушком порхал, - в те времена жили в степи муж да жена, и на старости лет родился у них сын. Проспав одну ночь, не может новорожденный поместиться на шкуре годовалого барана, не может насытиться молоком одной коровы. А прожив два дня, не может поместиться на шкуре двухгодовалого барана, не может насытиться молоком двух коров – так быстро он растет...» – затаив дыхание, слушают сидящие в юрте сказку и мысленно переносятся в необыкновенную действительность, сотворенную богатым воображением улигершина. В степи испокон веков высоко ценилось художественное слово, исполнительское мастерство. Недаром существует народная пословица, которая в переводе звучит примерно так: «Сказочник сидит на почетной подстилке, а певец – на холме».
2. Рождение героя-батора «Сын родился таким большим, что в первый же день после рождения не помещался в одной овчине. На второй день ему уже мало было двух овчин, на третий – трех, на четвертый – четырех, на пятый – пяти, на шестой – шести, а на седьмой день, чтобы завернуть сына, матери не хватала и семи овчин. Мать назвала сына Буйдаром» (ББ); «Два года прошло после смерти друзей – бычка и тигрёнка, - и на месте их могилы выросли два стройных, густых дерева. Каждое утро на восходе солнца из листвы этих деревьев спускались на землю два весёлых мальчика» (АГ МГ).
3. Сборы и выезд героя из дома «Готовится Анхабай Мэргэн к походу, на войну. Хочет выполнить наказ отца.

     - Ну, батюшка-хан и матушка-ханша, я лягу на пятнадцать суток, отдохнуть надобно мне, - (обращается Анхабай Мэргэн к родителям).

     - Приготовь мне  одежду, залатай порванное. Я отправлюсь на войну, - сказал так и заснул на пятнадцать суток.

     А хан тем временем собрал весь свой народ, приготовил все для  пира и веселья. Горы мяса собраны, море архи приготовлено, народ уже собрался…

     - Всё ли приготовлено? – спрашивает Анхабай Мэргэн и просыпается. Бодрым и веселым встал он. Сел на темно-буланого коня, взял лук, сделанный из девяноста рогов черных козлов. Белый мягкий войлок, на котором могли усесться восемьдесят человек, уже на коне. Анхабай Мэргэн взял в руки кнут из сверкающей стали, который не смогли бы поднять семьдесят человек, и поскакал на северо-запад» (АМ ХХ).

4. Дорожные приключения и сражения «Не просто было попасть к ханскому дворцу, потому что перед ним протекала широкая река, что никакой конь не смог бы её переплыть. (Алтан Гу и Мунгун Гу) начали строить плот. Три дня строили, а когда плот был готов, появилась со дна реки рыбища и проглотила плот. Выстрелили баторы в рыбу – стрелы от её чешуи точно от камня отскакивают.…Тогда Алтан Гу выстрелил в ближнюю гору и срезал стрелой её вершину. Подняли баторы вершину на свои плечи, подошли к реке и швырнули вершину в раскрытую пасть рыбины. Вершина и застряла в её глотке» (АГ МГ).
5. Гибель и оживление героя «Застонал от горя Алтан Гу, и от стона его горы осыпались. Когда высохли глаза Алтан Гу от слез, увидел он в очаге меч своего друга.

     - Я найду убийцу, - воскликнул Алтан  Гу, - и убью его  этим мечом!

     И с этими словами  он схватил из очага  меч. Но едва он прикоснулся  к мечу, как Мунгун Гу открыл глаза и вскочил на ноги» (АГ МГ). «После этого пускает свою третью стрелу Шоролдуур Мэргэн. Последняя его стрела насмерть сразила Хурэлдуур Мэргэна. Шоролдуур Мэргэн спрятал труп Хурэлдуур батора на самой западной стороне под черным плоским камне. …конь прибыл на то место, где был похоронен его хозяин Хурэлдуур Мэргэн. Вытащил он передними ногами труп (своего хозяина) из-под черного камня. Ханская дочь собрала все его кости, соединила и три раза перешагнула через них. Батор ожил, как будто проснулся от трехлетнего сна» (ХМ).

6. Брачные испытания преимущественно состояли из традиционных национальных игр монголов – стрельбы из лука, борьбы и конных скачек: «В полдень начались игры. Поначалу в цель стреляли. Воткнули в дубовый пень иглу железную, отъехали на месяц езды от того пня, начали стрелять.…Вышел Гунан с отцовским луком. Три дня натягивал он тетиву. На заре четвертого выпустил стрелу в цель. Прямо в игольное ушко попала стрела Гунана. После началась борьба.…Пять дней жали друг друга к земле. Топнул Гунан ногой о землю – и на том месте земля треснула. Провалился Шамдагай (противник) в трещину – еле успели полумертвого за волосы вытащить. …Взмахнул хан рукавом – и три батора понеслись к горе.…Вышла из юрты Цэцэг – посмотреть, кому она в жены досталась.… Видит: едет к хану на рыжем жеребенке Гунан, а те двое и до горы еще не доскакали» (ГБ).
7. Возвращение на родину «Счастливые и радостные вернулись Алтан Гу, Мунгун Гу и Оюн в юрту на опушке. И до конца дней жили они, не боясь никаких бед» (АГ МГ). «После этого Нарани-Герель направился на родину с несметными сокровищами в сопровождении четырех отрядов воинов и слуг» (НГ СГ).

     Несомненный интерес вызывают сказки с видоизменением традиционного сюжета «вследствие введения современных понятий, новых элементов, импровизации сказителей» (44, с. 9), «внутрисказочных замен» (41, с. 164), за счет разрастания сказочных мотивов. В рамках одного параграфа сложно рассмотреть вышеназванные видоизменения, более того в одной ВКР невозможно представить богатство и разнообразие монгольского сказочного репертуара  с точки зрения трансформации сюжета. Поэтому анализу подвергаются архаичные сюжеты, мотивы.

     Из  достаточно широкого диапазона теорий мотива вслед за Б.Н. Путиловым «мотив» рассматриваем как «устойчивые семантические единицы, характеризующие повышенной, можно сказать, исключительной степенью семиотичности. Каждый мотив обладает устойчивым набором значений» (43, с. 84).

     «Эпические  мотивы не обнаруживают постоянства  в содержании, количестве и последовательности движения от варианту к варианту. Одни мотивы могут заменяться другими, выпадать, варьировать. Такая подвижность способствует разных его вариантов и дает возможность одаренным исполнителям добиваться художественной выразительности, предоставляя им в рамках сюжетного построения творческую свободу тех или иных мотивов и их разработки для воплощения художественного замысла» (55, с. 37).

     Характерной деталью монгольской волшебной сказки является мотив дороги, пути, в котором и раскрываются качества главного героя. Потому он, отправляясь в странствие, будь то выезд богатыря на охоту или поход за суженой – невестой, что встречается в наиболее архаичных сюжетах. Или жажда познать мир и проявить себя, преодолеть испытания, которые могут выпасть на долю человека. Так, по популярной версии сказки «Семеро старцев», главный герой – паренек-сирота, благодаря знанию семидесяти языков животных и птиц, узнает от вороны, как можно вылечить ханского сына, и с этим он успешно справляется. Казалось бы, сказке конец: герой достиг желанной цели, хан в знак благодарности хочет усыновить его. Но неугомонный кочевнический дух паренька-сироты и стремление приносить добро уводят его от ханского дворца, и в пути он обретает друзей, которых объединило одно желание – обойти всю землю-матушку. И дружба помогает им преодолеть все препятствия.

     В своей книге «Фольклор и действительность»  В.Я. Пропп указывает на мотив  «чудесного рождения» (41, с. 214), которое «восходит к представлениям инкарнации» (41, с. 214). Этим можно объяснить и необычайно быстрый рост героя. В.Я. Пропп полагает, что «герой, умерший взрослым, взрослым и возвращается. Правда, он рождается в виде ребенка, так как женщина не может родить взрослого» (41, с. 239). «Он рождается в момент беды и сразу же берется за дело освобождения» (41, с. 240).