Локальные и региональные традиции празднования масленицы на территории красноярского края (енисейской губернии)

     В ряде сел Енисейской губернии в Прощеное воскресенье устраивались обрядовые поединки: «взятие снежного городка», конские состязания или кулачные бои. «Взятие снежного городка» описано в ряде публикаций, региональная традиция наиболее подробно освещена в статье М.В. Красноженовой, вышедшей в 1924 году.

     Первое описание потехи относится к 1735 году. И.Г. Гмелин на немецком языке описал, как происходило «взятие городка» в селе Торгашино, пригороде Красноярска: «Когда наступил вечер, (служилые) в последний день Масленицы устроили потешный бой. На поле были сооружены из снегу 2 стены и соединены сверху перекладиной тоже из снега. Эта постройка должна была изображать крепость. Вокруг нее несколько служилых встали с длинными дубинами, а другие служилые должны были брать крепость верхом. Нельзя описать, в каком беспорядке все это происходило. Никогда не подъезжало к крепости больше 2-3 всадников, большей же частью только один. Это происходило на полном скаку».

     Как видно из текста, цель всадников состояла в том, чтобы прорваться в ворота и проникнуть в город, а защитники «крепости» должны были этому препятствовать. Взятие городка осуществляли «служилые», те. люди воинского труда, вероятно, казаки. В штурме «крепости» принимала участие лишь небольшая группа («2-3 человека»), от участников которой требовалась личная храбрость и воинские умения. По свидетельству Гмелина, в осаде участвовали только всадники, так что, помимо названных выше качеств, от участников требовалось прекрасное владение лошадью.

     Исключительное участие конников позволило некоторым исследователям связать истоки этой масленичной игры с древними языческими ристалищами — поединками с участием всадников. Правило, по которому «брать городок» должны были только конные, в начале ХХ в. соблюдалось в селе Каратуз, находящемся на южном рубеже Енисейской губернии. Сообщая об этом, неизвестный автор газетной публикации писал: «Его (т.е. городок) должны взять кто-нибудь из молодежи, находящейся верхами», В остальных местностях региона в этот период крепость осаждали как конные, так и пешие.

     Распространение этой игры в Енисейской губернии начала ХХ в. прослеживает М.В. Красноженова. Она собирает материал в разных районах края и на основе бесед с жителями устанавливает ряд населенных пунктов, где в более или менее отдаленные времена устраивалась эта забава. Предваряя их перечень, исследовательница пишет:

«В Енисейской губернии городки, по-видимому, были распространены повсеместно».

     Однако это заключение представляется нам не совсем верным. Данные, приведенные самой Красноженовой, свидетельствуют, что «городки» были распространены в казачьих пригородах Красноярска, а также в крупных населенных пунктах, расположенных преимущественно в южных районах губернии.

     Опросы жителей позволили собирательнице конкретно обозначить места бытования игры: «В середине ХIХ в. в окрестностях Красноярска “городки” были обычным явлением для казачьих селений Базаиха, Торгошино, Ладейки, Березовка, Терехина, Есаулова, Частоостровские Подсопки и для заимок — Долговой, Чанчиковой и др.».

     В южных районах собирательница отметила устройство «городков» в селах Новоселово, Каратуз, Минусинск, а также городок недалеко от Минусинска, «на реке Тубе».

     Нетрудно заметить, что в этом перечне отсутствуют северные районы региона.

     По мнению Красноженовой, существование данного обычая в Сибири связано с казачьей средой: «Отзвук старинной эпохи сохранился до наших дней в пределах Сибири среди местного казачества, тщательно оберегавшего боевые традиции своих предков». На наш взгляд, справедливость установленной исследовательницей взаимосвязи подтверждает свидетельство Гмелина, говорившего об игре среди «служилых людей». Об этом же свидетельствует и география распространения забавы в регионе.

     Местности, где она исполнялась, были в XYII — XYIII вв. казачьими станицами или сторожевыми острогами, крепостями, охраняющими русские поселения от нападения коренных кочевых племен.

     В регионе эта забава исчезает в первой трети ХХ в. Причиной этого отчасти является негативное отношение новой власти ко всем проявлениям «старого быта», в том числе к зрелищным формам празднования. Другой причиной стал опасный, чреватый травматизмом характер игры, отмечаемый наблюдателями разных эпох: «Этот бой для многих участников оканчивался довольно серьезными ушибами и увечьями». Жесткий и опасный характер игры заставлял административные власти XYIII в. присутствовать при «взятии городка», чтобы иметь возможность вмешаться и прекратить забаву в случае необходимости.

     Сохранение высокой воинской атмосферы в игре нашего региона свидетельствует. что в Енисейской губернии люди ратного труда относились к нему как главному делу жизни, и насмешка над ним была неприемлема даже в контексте смеховой атмосферы Масленицы. Помимо эстетизации игры, украшение городков в регионе можно рассматривать как пропаганду и рекламу воинской профессии. В любом случае оно было рассчитано не только на участников игры, но и на зрителей и появилось в ХIХ в. в процессе бытования игры. Как мы видели выше, городки XYIII и начала ХХ вв. включали лишь строго функциональные элементы и не имели украшений.

     Экспедиционные материалы убеждают, что несколько позднее в точечных традициях произойдет трансформация игры, при которой взятия крепости можно будет избежать с помощью выкупа.

     Возникает вопрос: что обусловило возникновение этой игры в русской культуре? Мы рассматриваем только региональные материалы, но потеха выходила за рамки енисейской губернии. Статьи этнографов свидетельствуют о существовании данной традиции в Симбирской, Пензенской, Тульской, Вятской губерниях, а также в некоторых станицах близ Кавказского хребта. Бытовала эта масленичная забава и в других сибирских губерниях.

     Широкое распространение игры обусловило интерес к ней не только со стороны публикаторов, но и толкователей обряда. Так, в ХIХ в. Всеволод Миллер полагал, что игра представляет столкновение сил природы с зимой. Интерпретацию В. Миллера приводит в своей книге А. Макаренко: «Миллер полагал, что основа игры символическая: снежный городок представляет собой зиму, которую изгоняют или  разрушают силы природы».

     Эта идея в местных традициях могла конкретизироваться и соотноситься с разными природными процессами, интерпретируясь как борьба между летом и зимой, или силами, мертвящими все живое или возрождающими природу. В исследовании Т.А. Агапкиной на общеславянском материале приведены примеры различных восприятий обрядового поединка

     На наш взгляд, возможно еще одно объяснение генезиса данной игры. Жесткость, проявляемая к осаждавшим, многочисленные удары, болевые ощущения, которые они должны были испытать и перенести, позволяют связать игру с древними инициациями — испытаниями, которым подвергались юноши, вступающие во взрослое состояние. Исследователи юношеских инициаций отмечали, что испытуемые должны были продемонстрировать сугубо «мужские» качества, а именно: силу, выносливость, умение мужественно переносить боль.

 

 

 

 

 

 

 

 

4.3. Другие виды  масленичных состязаний.

     В этнографической литературе приводятся данные о другом виде масленичных поединков — кулачных боях. Как видно из исследований, этот вид противостояния мужчин также очень древний, недаром он зафиксирован в летописях Х в.

     Согласно источникам в ХIХ в. кулачные бои существовали в целом ряде губерний России. Что касается Енисейской губернии, то нам не удалось обнаружить документальных свидетельств о существовании таких состязаний в регионе. Единственное сообщение было получено во время экспедиционной работы от жителей села Троицк Тасеевского района. В этом селе до революции существовал солеваренный завод, на котором работали переселенцы из разных российских губерний, в том числе немало бывших каторжников и ссыльных, а также их потомков. В последний день Масленицы две партии участников поединка сражались на мосту через речку Усолку. Нам не  удалось установить, когда возникла в Троицке эта традиция, но ее микролокальный характер очевиден.

     В записках И.Г. Гмелина упоминается еще один редкий вид масленичных состязаний: «15 числа этого месяца, в последний день Масленицы, вместе с воеводой отправился в деревню Торгушина (Торгашино), расположенную в 5 верстах от города... Мы выехали большой кавалькадой. Рядом с нашими санями скакало более 16 всадников, вооруженных колчанами, луками и стрелами. Во время поездки они упражнялись в стрельбе из лука. В землю пускали стрелу, а затем все старались попасть в нее другой стрелой и перебить пополам. Очень часто это удавалось, и победитель получал небольшой приз» .

     На заре русской истории необходимость поддержания высоких воинских умений была обусловлена самой жизнью; Воинское мастерство не только обеспечивало реальную победу войска в битве, но и поддерживало авторитет государства в мирное время.     В древний период Руси выявление лучших мастеров воинского дела происходило при князе. Как видно из цитаты И. Гмелина, в начале XYIII в. состязания в Красноярске также происходили в присутствии первого административного лица города (т.е. воеводы).

     Обратим внимание на достаточно архаичное оружие соревнующихся — лук и стрелы.     Думается, наличие архаичного оружия в арсенале сибиряков отчасти обусловило сохранение древнего состязания в обрядовом комплексе Масленицы в XYIII в. Видимо, соревнования воинов устраивались по тем видам боевых искусств, которые могли обеспечить реальную победу в сражениях. Именно поэтому происшедшая позднее замена вооружения сделала состязание лучников неактуальным, и оно исчезло из народного быта и культуры. Состязания по стрельбе из огнестрельного оружия не возникли из-за высокой стоимости огнестрельных припасов.

     В конце ХIХ в. самыми распространенными в Енисейской губернии являлись состязания верховых лошадей. По экспедиционным данным, скаковых лошадей называли «бегунцами»: «Бегали “бегунцы” (верхом). Перед этим кормили коней сухарями, чтобы конь легко бежал. Бежали по улице, победителю — четверть водки» (Тертеж Манского р-на).     Вероятно, как и катание на лошадях, в древности состязание всадников было связано с культом солнца, превратившись к концу ХХ в. в праздничное соревнование и развлечение.

     На наш взгляд, древняя мифологическая основа (идея связи лошади с движением солнца или бегом времени) в   этих состязаниях не просматривается, но в культуре старожильческих ареалов значение лошади сохранено благодаря перемещению бегов в спортивно-соревновательную сферу и наделению их новым значением.

 

 

 

 

 

 

4.4. Мифологический и нравственный  смысл обрядового прощания.

     В местных традициях важным этапом Прощеного воскресенья было посещение могил родственников. Этот обычай существовал преимущественно у старожилов губернии.

     По экспедиционным данным, в этот день ездили на кладбище жители Кежемского, Богучанского районов, а также старожильг Партизанского, Тасеевского, Мотыгинского и Казачинского районов. О посещении могил в г. Красноярске  и в Минусинском уезде пишет М. Красноженова:

«Между обедней и  вечерней ходили на кладбище “прощаться с родителями

     Беседа с предками включала мотив обрядового прощания, звучавшего одновременно и как просьба о прощении.

     Ежегодная повторяемость масленичного общения с умершими свидетельствует о его важности с мифологической точки зрения. По представлениям древних славян, от отношения предков зависело состояние природы, общества, семьи и отдельного человека, поэтому необходимо было добиваться их расположения.

     В некоторых местностях посещение кладбища сопровождалось «кормлением» умерших, для чего на могилах оставляли еду: «На могилы ездили в воскресенье. Прощеный день назывался. Привезут у кого что есть, привезут вроде попотчевать человека. На могилку покладут все» (Пинчуга Богучанского р-на).

     По свидетельству М.В. Красноженовой, в Минусинском уезде на кладбище ходили «между обедней и вечерней», т.е. засветло. А. Макаренко также называет временем посещения могил день: «Прошшенье просить ездят – днем  также и на могилку». Однако в некоторых деревнях существовали иные правила, касающиеся времени исполнения обряда. Так, в ангарских деревнях Кежма, Аксеново Кежемского района, Заледеево Богучанского на кладбище ездили на закате солнца: «В Прощеный день, когда солнце закатывается, ездили на кладбище. Там поминали покойных» (Кежма). «Все на закате ехали на кладбище поклониться — отдать честь умершим. На закате потому,  что человек умер и не видит солнца» (Мозговая Кежемского р-на).

        Как мы видели, посещение кладбищ на Масленицу и устройство снежных городков являлись особенностью ареальных и локальных традиций, но отдельные действия Прощеного воскресенья имели региональное распространение. К их числу относится обрядовое прощание людей друг с другом, в исполнении которого существовала определенная последовательность.

     Обрядовое прощание — очень важный момент в народной культуре. Оно позволяло людям исправлять ошибки, очищаться от обид и возникающего порой недоброжелательства и с Прощеного дня строить отношения заново:

«В Прощеное воскресенье сосед к соседу ходили мириться» (Фаначет Тасеевского р-на). «В воскресенье провожали Масленицу, целовали друг друга, прощали обиды» (Манзя Богучанского р-на).

     Этот обычай сохранялся в нашем крае до начала ЗО-х годов, а в отдельных семьях и позднее. Недаром жители края помнили детали обрядового прощания в конце 80 90-х годов ХХ в.