Локальные и региональные традиции празднования масленицы на территории красноярского края (енисейской губернии)

     В нашем крае зафиксированные  не только для региона, но  и для всей Сибири, обряды, когда  центральный образ прямо отождествляется  с умершими. Обрядовые проводы  в этом случае представляли  похоронную процессию пародийного,  даже фарсового характера: «На Масленицу гуляют — зиму провожают. делали деда-чучело, носили его по деревне. Потом ему в рот яйцо, будто он им подавился. Люди идут по деревне, навстречу — «дочка», плачет: «дед умер». Его поминали, пекли блины, пели» (Челноково Казачинского р-на). А в деревне Малая Уря Канского района существовала другая форма обрядовых похорон: «В последнее-то воскресенье Масленицы окрутим веник-голик в разны там тряпки, ровно старуху, и хороним за селом в сугробе. Поголосим, попричитаем по ней, ровно по покойнику, помянем и с песнями домой:

                                                             Масленица на проходе,

                                                             На проходе, на пролете.

                                                             Позабрала сыр и масло,

                                                             А сама погасла.

                                                             Мы покойницу прибрали,

                                                             За деревней закопали.

       Ты  лежи, лежи, старуха, 

До налетья, до поры,

На осиновых дровах,

  Три полена в  головах.

 

     В приведенных  примерах присутствует возрастная  характеристика центральных образов.  Она могла включаться в речь  участника обрядового действа («дед умер») либо в фольклорный текст, сопровождающий обрядовые действия.

     В приведенном  выше тексте обрядовой песни  центральный образ обряда номинируется  двояко: это и Масленица, и старуха.  Поскольку явный акцент сделан  на мотиве старости (хоронят «деда», «старуху»), мы вправе считать, что мифологической основой данной разновидности обряда являлись похороны олицетворений «старых» времен года.     Но если обрядовые «похороны деда» достаточно однозначны, то во втором примере, благодаря фольклорному тексту, привносятся дополнительные значения. Так, в песне имеется мотив, указывающий на грядущее воскрешение Масленицы: её хоронят «до налетья». Согласно словарю, слово «налетье» имеет два значения: будущий год и будущее лето . В данном случае ясно, что речь идет о наступающем лете. Масленица должна ожить в летнюю пору, и ее воскрешение осуществится в грядущем пробуждении и расцвете природы. Таким образом, уничтожение чучела имеет в обряде двойную символику: это уничтожение и обеспечение зарождения одновременно.

     Смех вносил в обрядовое действо дополнительный смысл. По мнению Н. Румянцева, обрядовый смех имел продуцирующий характер: «древние славяне и другие народы придавали смеху особую магическую силу –способность  к поднятию и усилению производительных сил природы, тому же урожаю хлебов, трав, плодов, умножению животных и т.д. Верили, что чем больше будет смеха и чем громче будет он, тем богаче будет природа в наступающем году».

     Согласно воззрениям В.Я. Проппа, именно смех обладал возрождающей силой и поэтому был просто необходим в обрядах уничтожения чучела: «Смех влиял на природу не непосредственно, а через воскресение умерщвленных антропоморфных олицетворений праздника, которые воскресали в травах и злаках, которые своей смертью и своим воскресением будто бы создавали урожай». Иными словами, смеховая атмосфера создается в тех обрядах, где предполагается грядущее воскресение.

     Итак, анализ  проводов Масленицы в нашем  крае выявил разную мифологическую  основу центрального образа, в  том числе: отправление от имени всего коллектива посланца в иной мир и проводы жертвы, предназначенной солнцу. Общее значение возникает благодаря деталям, действиям и образам, имеющим семантику иного мира. Конкретные значения проявляются при рассмотрении атрибутики обрядов и некоторых стабильных элементов. Так, в ряде обрядов знаковый характер имеет восседание Масленицы на колесе, являющемся, как известно, символом солнца. В данной разновидности проводов мы интерпретируем центральный образ как жертву, предназначенную солнцу, другая разновидность центрального образа трактуется нами как иллюстрация мифологемы проводов человека к предкам.

     В региональной  культуре существовали локальные  традиции, когда масленичное чучело  олицетворяло уходящий временной  период с его холодами и спящей природой. В этом случае основное значение могло осложняться дополнительным смыслом: уничтожение осуществлялось ради грядущего воскрешения и оживления в расцветающей природе. В том случае, если чучело разрывалось на части, на первый план выходило значение уничтожения всего старого, вредоносного, отжившего.

Для тех, кто не был  восприимчив к подобному воздействию, проводы Масленицы превращались в яркое явление народной культуры, в котором была значимой лишь зрелищная  сторона.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 4. ДРУГИЕ ОБРЯДЫ ПРОЩЕНОГО   ВОСКРЕСЕНЬЯ: масленичные костры, ритуальные поединки, обрядовое прощание

 

4.1. Масленичные костры

     Масленичная процессия завершала Прощеное воскресенье преимущественно в центральных районах края и отдельных местностях северных районов. На юге Енисейской губернии (в Минусинском, Каратузском, Ермаковском районах) обрядовой формой завершения праздника являлись костры.

     Семантика масленичных костров привлекала внимание разных исследователей. Так, М.Е. Шереметева рассматривала масленичные костры как проявление культа предков: «Отголоском почитания покойников на Масленице является также обрядовое жжение соломы». По мнению исследовательницы, зажигание соломы означало «...приглашение к родному очагу покойных предков». В подобной интерпретации М.Е. Шереметева опирается на «Стоглав», где зафиксирован мифологический смысл зажигания соломы в Великий четверг: «В Великий четверток порану солому палят и кличут мертвых». Как видно из цитаты, сжигание соломы в Великий четверг сопровождалось окликанием, т.е. называнием имен тех предков, которых приглашали к костру.

     Иная трактовка масленичных костров предложена в работе В.К. Соколовой, связавшей их с солярным культом. Исследовательница считает, что, зажигая костры, люди стремились «.. соединить земной и небесный огонь и ускорить тем самым наступление тепла. Костры должны были осветить как можно большее пространство. принести полям свет и тепло».

     Нам представляется, что каждая из предложенных интерпретаций должна относиться к определенному типу костров, различающихся, прежде всего, по месту исполнения обряда. В.К. Соколова говорит о кострах, особым признаком которых было «...раскладывание на высоком месте — на горке или возвышенности». Благодаря именно такому пространственному положению, костры должны были магически обеспечить «наступление тепла» , как бы притянуть его с неба на землю.

     На иной мифологический смысл выводит анализ материала, используемого для костров. По свидетельству этнографов, в конце ХIХ начале ХХ вв. в российских деревнях для костров собирали дрова, разнообразный хлам, приносили солому или же ходили по деревне с салазками и собирали всё, что дадут. В некоторых местностях материал для костра обязательно надо было украсть.

     В.К. Соколова считает, что исконными на Масленице были костры из соломы, и объясняет, почему именно этот материал имел обрядовое значение: «С наступлением весны уже отслужившую, выполнившую свою функцию солому сжигали, якобы возвращали её земле, чтобы она снова возродилась и принесла плоды».

     Рассмотрим, какие из выявленных исследователями значений проступают в обрядовой практике жителей Енисейской губернии. Заметим сразу, что костров из старья, на которых бы сжигалось масленичное чучело, в регионе устраивалось очень мало, и существовали они лишь в отдельных новопоселенческих деревнях. Поэтому для региональной культуры семантика прощания со старым является маргинальной. Что касается костров из соломы, то в региональной традиции они разнообразны и изначально могли иметь разный смысл. Некоторые толкования запечатлела в 20-х годах прошлого века МВ. Красноженова: «В Минусинском уезде в Прощеный день, когда стемнеет, в двух концах главной улицы жгли солому — для предохранения деревни от дурного — по одним мнениям, и на проводы Масленицы — по другим».

     В этой записи видна защитная функция костров. Чтобы защитить всю деревню, огни должны были осветить общинное пространство, поэтому зажигались в двух концах главной улицы. Помимо этого, в Минусинском уезде костры имели ритуальный характер. Символизируя окончание праздника («на проводы Масленицы»), они завершали обрядовый разгул.

Следует отметить, что  столь отчетливо семантика масленичных  костров в региональных материалах больше не проявляется. Её приходится выявлять с учетом материала, места  исполнения обрядов, фольклорно-этнографического контекста и сходных обрядовых действий других сакральных периодов.

     Масленичные костры из соломы более всего были распространены на юге Енисейской губернии (территория современных Минусинского, Ермаковского, Каратузского районов). Костры устраивались как на общинном пространстве, так и на индивидуальных подворьях.    

     В масленичных кострах значимыми являлись сжигаемый материал, место, где устраивался костер, и его пространственное положение. Как мы видели, зажигание костров на земле и на возвышенностях имело разное значение. В нашем крае костров на возвышениях не устраивали, поэтому в зажигаемых на земле огнях семантика привлечения солнечного света и тепла не доминирует. Костры, устраиваемые на деревенской улице, имели защитный характер. Зажигание костров на индивидуальных подворьях свидетельствует об изначальной связи с культом предков. Стабильность используемого в кострах материала - Соломы — напоминает об идее возрождения природы через Стадию смерти-сожжения. В начале ХХ в. ряд названных действий исполнялся по традиции, сохраняя первоначальный мифологический смысл лишь в атмосфере обряда.

     К иной мифологеме восходит зажигание поднятых вверх снопов или пучков соломы. Данные о такой форме обрядовых проводов Масленицы в регионе немногочисленны и зафиксированы только в локальных традициях. Первое упоминание относится к началу ХХ в.: «Уезжая из с. Каратуз, я в некоторых деревнях видел следы другого обычая сжигания снопов соломы — проводины Масленицы» ».     Определяя смысл данного обрядового действия, А.Б. Зернова считает сжигаемый сноп символическим обозначением Масленицы: «Наконец бытует упрощенное сожжение фигуры, а именно — сожжение снопа, прикрепленного к шесту». Однако нам представляется возможным иное объяснение исконного смысла обряда: зажженные снопы поднимали к небу для «разжигания, усиления огня небесного»

     Помимо южной части Енисейской губернии, костры из соломы занимали весьма заметное место в масленичных обрядах Казачинского района. Особенностью этого ареала было катание на конях по горящей соломе. Обычно костры зажигали прямо посреди деревенской улицы: «У нас чучело не жгли, жгли солому на улицах, парни катались на лошадях по огню» (Велимовка Казачииского р-на). «Жгли костры: накладывали соломы и через эти костры переезжали. Это было в воскресенье. Говорили: «Масленка горит». (Талажанка Казачинского р-на). «В последний день солому рассыпали по улице и жгли. Говорили: «Масленицу жгут. Пойдёмте глядеть, там Масленицу жгут» (Мокруша Казачинского р-на).

В деревне Челноки  Казачинского района местом исполнения обряда был перекресток за деревней:

     Каков же смысл данного обрядового действия? В его истолковании возможна вариативность. Отчасти она возникает из-за полисемантичности в образе коня. Богато украшенные масленичные кони могли олицетворять собой и тотемное животное, которому поклонялись на Руси, и восприниматься в связи с солярным культом. В первом случае катание по огню означало бы очищение и укрепление тотемного животного. Если же актуализировалось второе значение, то в масленичном катании по кострам происходило удвоение солярной семантики..

     Возможность ещё одной трактовки приоткрывает локальный вариант проводов Масленицы, существовавший в отдалённых сёлах Казачинского прихода и сохранившийся до середины ЗО-х годов ХХ в. «У нас в Масленицу возили в санях. Нарядят какого-нибудь человека. И мужчиной наряжали, и женщиной... Нет, не из соломы делали его, а просто человека нарядят. Потом по деревне везут. Соломы на дорогу набросают и сжигают, чтобы горела» (Велимовка Казачинского р-на).

     Как видно из описания, по горящей соломе проезжали сани с человеком, одетым особым образом. Это действие ассоциируется с костром, на который в древности возносились сани с обрядовой жертвой. В научной литературе широко описала тема древних человеческих жертвоприношений, совершаемых в наиболее важные периоды календаря35. Масленица была одним из таких периодов. В процессе исторической жизни обряда из него постепенно был устранён образ сжигаемой жертвы, но память о ней сохранилась в названии действия, даже когда в санях не возили ни человека, ни чучело, о катании по огню говорилось: «Масленка горит!», «Масленицу жгут».

     Итак, масленичные костры в нашем регионе в генезисе имели разную мифологическую основу: и собственно солярную, и солярную вкупе с очистительной символикой, и восходящую к культу предков и мифологеме возрождения. В начале ХХ в., не существуя на уровне чёткого знания, отмеченная семантика проступает в сохранившихся обрядовых действиях. В том случае, если огни поднимались к небу, смысл действия заключался в разжигании и усилении солнца. Если же огонь не продвигался вверх, а зажигался на земле, актуализировались другие мифологические идеи: связь с предками, привлечение света и тепла на землю либо возрождение силы злаков через стадию смерти — сожжения. При этом центральная идея часто осложнялась дополнительным магическим и мифологическим смыслом, варьируемым в местных традициях и проступающим в атрибутике обряда.

.

 

 

 

 

 

 

 

4.2. «Взятие снежного городка» в Енисейской губернии.