Культура Московской Руси

Выводы  
 
В первой и второй статье данного цикла шла речь о трех основных видах межкультурного взаимодействия: сознательном отрицании, подчинении и аккомодации. В процессе знакомства с понятием аккомодации и его изучения были выявлены три подвида интеграции: доминирование, изоляция и диалог, которые были представлены в данной статье. Надеемся, что эти шесть разновидностей межкультурного взаимодействия обогатят понятийный аппарат и окажутся эффективным средством для изучения, осмысления и анализа как своих, так и чужих взглядов и представлений о культуре и образовании.  
 
В завершение статьи хотелось бы обсудить изложенные в ней теории и обобщения с точки зрения «употребления и злоупотребления понятиями». Понятия, теории и концепции представляют собой результат или продукт тяжких попыток человека понять, интерпретировать и осмыслить окружающий мир и реалии, с которыми ему приходится сталкиваться. В лучшем случае, эти понятия всего лишь отражают человеческие попытки создать из «хаоса» «космос» и найти в нем логику. Некоторые антропологи определяют культуры как контур, благодаря которому действительность обретает логику и очертания, «форму когерентности». По мнению философа Чарльза Тейлора, человеческие существа являются единственными из живых существ, которые «интерпретируют себя самих»: «Интерпретирую, значит, существую». Люди относятся к категории существ, «приписывающих рассудок». Иными словами, созданные концепции позволяют нам формировать представление о действительности и воспроизводить ее.  
 
Тем не менее, именно потому, что концепции так необычайно важны для нашей жизни (сомнительно, что без них мы могли бы жить и выживать), они могут быть и бывают крайне опасны. Хотя теории позволяют нам интерпретировать и организовывать действительность, однако они являются плодом человеческого сознания, поэтому они всегда будут субъективными, ангажированными и, в целом, ограниченными, в то время как мир с его реалиями остается абсолютно бесконечным и непостижимы. Может быть, именно вследствие этой неутолимой жажды определенности и гарантий мы слишком легко падаем жертвами наших теорий и концепций. Мы забываем или же отрицаем тот факт, что все они, по сути своей, являются ничем иным как частичной, ограниченной моделью реальности: картой, а не ландшафтом. Подобная бестактность или забывчивость часто приводит к тому, что мы начинаем воспринимать как само собой разумеющееся истинность наших взглядов и ошибочность чужих, которые тут же становятся объектом для ярлыков и стереотипов.  
 
Итак, мы нуждаемся в понятиях и метафорах для того, чтобы осмыслять и организовывать наш мир. Но в то же время мы должны всегда быть начеку, помнить об ограниченности наших концепций, избегать их неправильного применения, сознательно и жестко пресекать любую возможность злоупотреблений, которую они таят в себе. 

Ценности  культуры

   История народов — это не история территорий, а история культуры.

   Ценности  культуры не стареют.

   Искусство не знает старения. Истинно прекрасное остается прекрасным всегда. Пушкин не отменяет Державина. Достоевский не отменяет прозу Лермонтова. Рембрандт также современен для нас, как и любой гениальный художник более позднего времени (боюсь назвать какое-либо имя...).

   Многие  понятия и представления в  процессе их жизни в языке и  сознании расширяются («расширяющаяся вселенная»). Понятие «памятник» первоначально было довольно узким («монумент»); затем оно охватило памятные дома, дворцы, церкви (по заслугам архитекторов; по знаменитостям, которые в нем жили, работали; по «возрасту»). Теперь памятником культуры может быть назван пейзаж (в Плесе на Волге, связанный с Левитаном), целый район города, улица, город и множество созданий, обязанных своим существованием культурной деятельности человека (коллекция как единое целое, отразившая личность собирателя, и т.п.).

   Памятником  фольклора первоначально считалось  отдельное произведение в узком  смысле: свадебная песня, обрядовая  песня, сказка и т д. Они остаются памятниками фольклора и сейчас, но к ним прибавились: свадьба  как целое, обрядовые действа  вообще (включая танцы, наряды, все  обычаи этого действа и т д.). Памятники фольклора и собрание песен Киреевского, Рыбникова, Гильфединга. Собрания как памятники...

   Особое  значение в литературе сейчас начинает придаваться сборникам стихотворений, литературным альманахам, даже литературно-общественным журналам.

   Не  буду продолжать. Стремление к расширению объектов изучения замечается во всем.

   Я был  на квартире Марины Цветаевой, где она  жила с 1914 по 1922 год. Квартира была потом превращена в коммунальную, но, когда дом освободили от жильцов для сноса, она предстала в своей изначальной планировке. Надежда Ивановна (Катаева-Лыткина), единственная оставшаяся в доме, чтобы его не снесли, показывала квартиру нам. Квартира удивительная, типично московская, в Питере таких просто не могло быть. Она расположена в трех ярусах (не могу назвать их этажами) с забежной лестницей, с потолками разной высоты, с разными окнами. В такой квартире чувствуешь комнату, пространство комнаты, так как нельзя привыкнуть к разной высоте потолков, разной форме окон, ко всем переходам, своеобразным видам из окон, возможностью выйти прямо из окна на крышу, оказаться в комнате, напоминающей собой чердак, и т.д. Удивительная квартира — это памятник культуры. И кто только не бывал у Марины в этих комнатах...

   Володарский, выступая 13 апреля 1918 года перед слушателями  Агитаторских курсов в Петрограде, сказал: «Экзамен на разрушение мы выдержали  блестяще, на пять с плюсом. Мы разрушили  все. А сейчас перед нами стоит  другой вопрос: сумеем ли мы оказаться  такими же хорошими строителями, какими были разрушителями».

   Вскоре  Володарский был убит.

   Будущие поколения пожалеют, что мы в наше время не успели составить атлас  микротопонимики. Мелкие топонимические названия (не только деревень или хуторов, но бухт, болот, возвышенностей, полянок, валунов, даже участков парков) чрезвычайно важны. Они исчезают с усилением передвижений жителей прямо на ушах (нельзя сказать «на глазах»).

   Памятники культуры бывают самые неожиданные. Например — дырка, от выпавшего кирпича. В Софийском соборе в Вологде  такая дырка была и очень береглась. А дело было так. Как известно, Иван Грозный любил Вологду и хотел  сделать ее новой столицей своего государства, говорит предание. В один из приездов в Вологду из ноги ангела на своде выпал камень и раздробил палец ноги Ивана Грозного. Грозный принял это за дурную примету и больше в Вологду не приезжал. Как же было не радоваться вологжанам и столетиями не беречь то место, откуда выпавший камень спас Вологду?\fn{Это предание позднее. Иван Грозный умер в 1584, а роспись Софийского собора в Вологде начата лишь в 1686. По другой легенде, на голову Ивана Грозного «упадала плинфа красная», когда он наблюдал за постройкой свода. Существуют и другие версии, объясняющие, почему царь отказался от мысли перенести столицу в Вологду.}

   Традиция  сохранять памятники — такая  же, как сохранять обычаи. А дырка  в фресках могла бы сохранить самые фрески от последующих записей.

   Мы  часто восхищаемся разнообразием  и богатством мира природы, но очень  редко (вернее — никогда) восхищаемся  богатством и разнообразием мира культуры, который нас окружает. Точно человек не ценит то, что  создал сам. В мире культуры мы чаще отвергаем, чем признаем, отказываемся знать, вместо того чтобы изучать  и признавать.

   Когда-то (примерно десятка два лет назад) мне пришел в голову такой образ: Земля — наш крошечный дом, летящий в безмерно большом пространстве. Потом я обнаружил, что этот образ  одновременно со мной пришел самостоятельно в голову десяткам публицистов. Он настолько  очевиден, что уже рождается избитым, шаблонным, хотя от этого и не теряет в своей силе и убедительности.

   Дом наш! Но ведь Земля — дом миллиардов и миллиардов людей, живших до нас! Это  беззащитно летящий в колоссальном пространстве музей, собрание сотен  тысяч музеев, тесное скопище произведений сотен тысяч гениев (ах, если бы примерно сосчитать, сколько было на земле только одних всеми признанных гениев!). И не только произведений гениев! Сколько обычаев, милых традиций. Сколько всего накоплено, сохранено. Сколько возможностей. Земля вся засыпана бриллиантами, а под ними сколько алмазов, которые еще ждут, что их огранят, сделают бриллиантами. Это нечто невообразимое по ценности.

   И самое  главное: второй другой жизни во Вселенной  нет! Это можно легко доказать математически. Нужно было сойтись  миллионам условий, чтобы создать  человеческую культуру.

   И что  там перед этой невероятной ценностью  все наши национальные амбиции, ссоры, мести личные и государственные («ответные акции»)!

   Земной  шар буквально «набит» ценностями культуры. Это в миллиарды раз (повторяю — в миллиарды раз) увеличенный, разросшийся во все области духа Эрмитаж. И эта невероятная драгоценность  несется с безумной скоростью  в черном пространстве Вселенной. Эрмитаж, несущийся в космическом пространстве! Страшно за него.

   Репутация «великого» или даже просто «талантливого» очень помогает в эстетическом восприятии произведений творца. Самое скромное преподавание литературы в школе  важно уже одним этим. Оно создает  у людей знание «репутаций», а потому и «ожидание» у читателя, которое затем в той или иной степени реализуется в чтении, облегчает чтение...

   Преподавание  истории, литературы, искусств, пения  призвано расширять у людей возможности  восприятия мира культуры, делать их счастливыми  на всю жизнь.

   Автоматизм  присущ всему, кроме мысли, кроме  творчества.

   Если  это так, то, казалось бы, оправдывается  всякий выход за пределы традиционности (традиционность — род автоматизма  в развитии культуры), следовательно, тем самым оправдывается и  всякого рода авангардизм. Нет, это  не так: известная доля автоматизма  должна быть в работе мысли и мозга. Так же точно доля традиционности необходима и в культурной деятельности. В чем состоит эта «необходимая традиционность» — это другой вопрос. Но от нее не были свободны и  авангардисты всех веков (неправильно  думать, что это явление только XX века).

   Личность, личностное начало существовали в русской  культуре всегда. Разве не личности — митрополит Иларион, князь Владимир Мономах, Даниил Заточник, Афанасий Никитин, Максим Грек, Иван Грозный, а потом — бесчисленное количество деятелей эпохи Смуты и последующего времени, а затем — протопоп Аввакум, царь Петр, Ломоносов, Державин, Новиков и т.д., и т.д.

   Но  только Пушкин осознал свою свободу  от двора, свое истинное значение как  человека, как поэта. Памятник ему  в его представлении вознесся выше Александрийского столпа, т.е. памятника  Александру I. От двора он не принимал, в отличие даже от Державина, золотых табакерок. Именно поэтому для него было так оскорбительно получить звание камер-юнкера — получить свою ступень при императорском дворе.

   «Путешествующая культура». В истории древнерусской  культуры закрепился штамп: культура Руси в конце XI — начале XIII века идет по пути обособления отдельных областных  культур, дробится, ослабляется, приобретает  местные черты, и невозможно говорить о единстве культуры Руси. Между  тем центробежные силы борются в  этот период с центростремительными и в целом побеждают центростремительные.

   Центробежные  силы основываются на остатках племенных  различий, особенностей экономики, даже особенностей климата, географических условий (особенно влияющих на земледелие, охотничье и рыбное хозяйства) и  наличии местных строительных материалов, оказывающих воздействие на зодчество. В условиях роста местных богатств эти местные особенности усиленно развиваются.

   Однако  центростремительные силы значительно  активнее. Они обуславливались наличием общего древнерусского языка — единого  для всей территории будущей Украины, Белоруссии и Великороссии, единого  фольклора, единой исторической памяти и самосознания. А кроме того, единство поддерживалось удивительной подвижностью всей созидающей и господствующей части общества, Художественные артели — дружины строителей, иконописцев, фрескистов переезжают из княжества в княжество. Закончив строительство ряда зданий в одном княжестве, строители переезжают в другое. Последовательность этих переездов прекрасно показана в книге «Зодчество Древней Руси»\fn{Раппопорт П.А. Зодчество Древней Руси. Л, 1986.}. Но такие же переезды были свойственны книжникам конца XI — начала XIII века. Создатели «Киево-Печерского патерика» — Симон и Поликарп были первоначально монахами одного Киево-Печерского монастыря, но переписку свою, на основе которой появился Патерик, вели через всю Русь — от Киева во Владимир и из Владимира в Киев. Серапион Владимирский писал в Киеве и во Владимире. Кирилл Туровский писал, может быть, в Киеве, а может быть, в Турове; летописцы переезжали вместе с князьями и иерархами церкви из одного монастыря в другой. «Кочевали» из княжества в княжество и сами князья, меняя свои столы — путем «лествичного восхождения» к главному столу Руси — киевскому. Князья переезжали вместе со своими книжниками и строителями. Подвижный характер художественных артелей был в той же мере свойствен Руси, как и всей Европе. Именно этим объясняются и активные связи Руси с Балканским полуостровом, западными славянами, Кавказом и т.д. В сферу «путешествующей культуры» были несомненно включены Киев и Новгород, Псков, Владимир Суздальский и Владимир Волынский, Галич, Чернигов, Переяславль, Смоленск, Суздаль Ростов, Рязань, Тмутаракань, Гродно, Витебск, Полоцк, Ладога и др.