Уголовная ответственность за провокацию взятки или комерческого поткупа

  Субъективная  сторона провокации взятки либо коммерческого  подкупа характеризуется только наличием прямого умысла, т.е. при совершении данного преступления сознанием виновного лица охватывается то обстоятельство, что должностное лицо или лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации, не осознает тот факт, что ему будут передаваться деньги либо иное имущество или оказываться услуги имущественного характера, и не дает на это согласия. Однако, несмотря на это,  виновное в совершении провокации лицо предпринимает попытку передать их лично или через посредника.

  Лица, способствующие провокаторам, как ранее  указывалось, подлежат уголовной ответственности за совершенное ими преступление по общим правилам о  соучастии (ст. 33 и ст. 304 УК РФ). Привлекать  к уголовной ответственности за соучастие в совершении преступления, предусмотренного ст. 304 УК РФ, возможно лишь в том случае, если у исполнителя и организатора присутствует единый умысел на совершение действий, описанных в ст. 304 УК РФ.

  Иная  ситуация возникает в том случае, когда исполнитель не догадывался  о намерении организатора спровоцировать должностное лицо на получение взятки. В таком случае лицо полагает, что  фактом передачи взятки или предметов  коммерческого подкупа посягает на интересы государственной службы, службы  в органах местного самоуправления, коммерческих и иных организаций, но в действительности, заблуждаясь, совершает посягательство на интересы правосудия, т.е. вместо одного общественного отношения вред причиняется, помимо его сознания, другому. Данная ошибка всегда влияет на квалификацию преступного деяния, переводит его в русло совершенно иного преступления, не подпадающего под действие ст. 304 УК РФ.⁴⁵

  Справедливо мнение Н.Г. Иванова о том, что  «сознание субъекта, совершающего умышленное преступление, включает в себя знание социального значения совершаемого поведенческого акта. Для констатации наличия в действиях лица состава преступления незнание им социального резонанса совершаемого деяния означает и отсутствие самого состава. Такое в принципе возможно под влиянием ошибки или заблуждения. Но если лицо совершает деяние не под влиянием ошибки или заблуждения, то, согласно древнеримскому правилу, используемому в нашем законодательстве – jgnoratio juris neminem excusat (нельзя отговариваться незнанием закона), презюмируется, что лицо помимо фактических обстоятельств дела сознает и его социальные свойства».⁴⁶

  Поскольку в случаях возможной подобной ошибки объекту, на который виновный направляет свои действия, в действительности вред не причиняется, то такое посягательство является, в сущности, только покушением, неудавшейся попыткой причинить определенный вред. Следовательно, добросовестное заблуждение лица относительно родового объекта посягательства надлежит квалифицировать как покушение на преступление. Такое деяние, по мнению Н.И. Коржанского, нет оснований квалифицировать как оконченное посягательство на объект, признаки которого хотя бы в самой общей форме осознаются лицом, так как вред этому объекту не причинен и преступные последствия в охраняемой сфере общественных отношений не наступили. Не может такое деяние квалифицироваться и как оконченное посягательство на тот объект, которому вред был фактически причинен, так как такие действия не охватывались умыслом виновного лица, и потому вменение будет объективным.⁴⁷

  Излагаемая  проблема оценки соучастия в провокации взятки либо коммерческого подкупа своими корнями восходит к проблеме объективного и субъективного вменения при соучастии, существующей в уголовном праве. Сразу оговоримся, что при осмыслении данного аспекта изучаемого состава автор придерживается точки зрения С.Н. Радачинского относительно концепции субъективного вменения. Посылка о включении в сознание совершающего преступление индивида обстоятельств, касающихся фактической стороны собственного поведения и его социальных свойств, последовательно защищается рядом авторов, посвятивших свои исследования вопросам субъективной стороны состава преступления.⁴⁸ Данное  положение имеет важное значение для уголовно-правовой оценки преступления, совершенного в соучастии. Соучастник должен осознавать как минимум два обстоятельства: во-первых, что он совершает конкретный поведенческий акт, а, во-вторых, что он совершает данный поведенческий акт совместно еще с кем-либо. Отсутствие в содержании интеллектуального момента умысла субъекта последнего обстоятельства не позволяет оценить его деяние как совершенное в соучастии. В противном случае квалификационная деятельность будет выстроена по принципу объективного вменения, что противоречит принципам российского уголовного права.⁴⁹ 

  С учетом изложенного следует согласиться  в целом с позицией Н.И. Коржанского. Вместе с тем представляются верными некоторые коррективы, внесенные С.Н. Радачинским. Действия лица, дающего взятку и заблуждающегося о намерении организатора – спровоцировать  должностное лицо, следует, по его мнению, квалифицировать как оконченное преступление по ст. 291 УК РФ.⁵⁰ Это объясняется тем, что дача взятки – преступление с формальным составом и, для того чтобы можно было считать преступление оконченным, достаточен сам факт передачи денег либо иных ценностей при наличии целей, определенных в ст. 291 УК РФ. решающим для квалификации деяния при ошибки в родовом объекте являются субъективное намерение лица и фактически причиненный определенному объекту вред.

  Есть  еще один аргумент в пользу вышеприведенного суждения. Фактически в описанной  ситуации имеет место эксцесс  организатора, т.е. выполнение им действий, которые преследуют цель, не охватываемую умыслом исполнителя. По общему правилу, соучастники, умыслом которых не охватывалось эксцессорное проявление, не могут нести ответственность за него, им надлежит вменять фактически совершенное деяние (соответственно, охватывавшееся умыслом).⁵¹

  Особенностью  субъективное стороны является специальная цель – искусственное создание доказательства получения незаконного вознаграждения в связи с занимаемым лицом служебным положением либо шантаж.

  Для правильного понимания содержания целей изучаемого преступления следует обратиться к толкованию термина «доказательства» в уголовном процессе. Как указывает Л.М. Карнеева, «доказательствами по уголовному делу служат сведения, полученные в предусмотренном законом порядке, на основе которых дознаватель, следователь, прокурор и суд устанавливают наличие или отсутствие общественно-опасного деяния, виновность лица в совершении деяния и иные обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела»⁵². Уголовно-процессуальный закон в ч.1 ст. 69 УПК РФ оперирует термином «любые фактические данные». Часть 2 ст. 69 УПК РФ содержит условие, относимое к доказательствам: фактические данные должны быть установлены не иначе, как  показаниями свидетеля, потерпевшего подозреваемого и обвиняемого, заключением эксперта, вещественными доказательствами, протоколами следственных и судебных действий, иными документами. Обращаем внимание, что уголовно-процессуальный закон под доказательствами подразумевает именно те данные, которые фактически имели место, а не смоделированы искусственным путем.

  Анализируя  характеристики доказательств, Г.М. Миньковский пишет: «Часть 3 ст. 69, согласующаяся со ст. 50 Конституции РФ, не допускает «использования доказательств, полученных с нарушением федерального закона». Это  означает, что при установлении факта нарушения любых предписаний закона, относящихся к общим правилам доказывания или использованию доказательств определенного вида либо специфики доказывания на той или иной стадии судопроизводства, соответствующие фактические данные не могут быть включены или должны быть исключены из числа доказательств по уголовному делу». Здесь же он отмечает: «терминология упоминавшихся законодательных актов о «доказательствах, полученных с нарушением закона», не вполне точна: фактические данные, не отвечающие требованиям ч. 1 и 2 ст. 69 УПК, не могут именоваться доказательствами, хотя бы и представлялись в качестве таковых»⁵³. Данные, не являющиеся фактическими, не соответствующие объективной действительности, вообще не могут признаваться доказательствами в уголовном процессе.

  Наряду  со специальной целью провокации – создания искусственных доказательств обвинения – законодатель в альтернативной форме, с помощью разделительного союза «или», предлагает еще одну вероятную цель деяния – шантаж. В словаре иностранных слов мы находим следующие определение шантажа: «запугивание, угроза разглашения позорящих, компрометирующих сведений (действительных или ложных) с какой-либо определенной целью»⁵⁴.

  В рамках состава ст. 304 УК РФ под шантажом следует понимать запугивание провоцируемого использованием полученных в результате провокации сведении о мнимом преступлении, якобы совершенным шантажируемым путем оглашения их кому-либо (в нашем случае – органам, имеющим право возбуждать уголовное дело о факте получения взятки, либо иным лицам).

  Формулировка  целей совершения указанных в ст. 304 УК РФ действий, по мнению В.П. Котина, является не совсем удачной (по сравнению с редакцией ст. 287 проекта УК РФ 1994г., где было сказано о цели «создания искусственных доказательств получения взятки», а не «искусственного создания доказательств совершения преступления»)⁵⁵. Данный упрек можно считать справедливым, так как провокатор пытается обвинить должностное лицо либо лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческих и иных организациях, именно в получении взятки (коммерческого подкупа), а не в каком-либо ином преступлении.

  Провокация  взятки либо коммерческого подкупа  внешне похожа на получение и дачу взятки. Но субъективная сторона провокации взятки отличает это преступление от деятельности обычного взяткодателя или взяткополучателя. Именно этот элемент состава в большинстве случаев почти неуловим, ибо нет никаких объективных признаков, позволяющих установить наличие специальной цели, если сам виновный не успеет ее реализовать. В то время как целью взяткодателя является обеспечение выполнения должностным лицом тех или иных действий (бездействия) в его пользу путем передачи такому лицу незаконного вознаграждения, единственной целью провокатора является изобличение лица, спровоцированного на взятку. В этом отношении субъективная сторона этого преступления очень напоминает заведомо ложный донос с искусственным созданием доказательств обвинения ч. 2 ст. 306 УК РФ. Только лишь по субъективным признакам мы не сможем разграничить данные составы. Несмотря на то, что сам факт подачи заявления о преступлении, которого не существует в действительности, говорит о наличии умысла к заведомо ложному доносу, нельзя забывать о том, что провокация взятки по отношению к заведомо ложному доносу является специальной нормой и дополнительной квалификации по ст. 306 УК РФ не требует.

  Некоторые юристы утверждают, что провокацию взятки не следует выделять в самостоятельное  преступление, потому что характер мотива данного деяния не отражается на характере преступления и может  влиять лишь на выбор судом вида и размера наказания⁵⁶. С данным суждением трудно согласиться, поскольку именно мотивация в сочетании с искусственным моделированием преступления при фактическом его отсутствии придает провокации новое качество, новый характер общественной опасности.

  Мотивы, цели провокатора могут быть самыми разными (например, месть, корысть, карьеризм). Лицо может совершить это преступление с целью проверки устойчивости своих сослуживцев «соблазну взятки».  Для состава провокации взятки либо коммерческого подкупа эти обстоятельства не имеют значения. Они могут быть учтены судом лишь при определении меры наказания. При сообщении органам власти о совершенном преступлении провокатор скрывает свою истинную роль в преступлении. Помимо этого, провокатор стремиться достичь именно той цели, к которой приведут провоцируемые им действия, а именно: привлечение заведомо невиновного лица к уголовной ответственности.

  Субъектом преступления может быть любое вменяемое  лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста. В.П. Малков высказывает мнение, что в случае совершения провокационных действий лицом, занимающим государственную должность государственной службы РФ или государственную должность ее субъекта, а равно главой органа местного самоуправления, содеянное следует квалифицировать по совокупности ст. 285 и ч. 2 ст. 304 УК РФ⁵⁷.

  С.Н. Радачинский  высказывает несогласие с такой квалификацией, объясняя тем, что в теории уголовного права устойчиво представлена оценка объективной стороны состава ст. 285 УК, в соответствии с которой злоупотреблением должностными полномочиями могут быть признаны такие действия должностного лица, которые вытекали из его служебных полномочий и связаны с осуществлением прав и обязанностей, которыми это лицо наделено в силу занимаемой должности, но совершенные вопреки интересам службы.

  Аналогичную позицию занимает Верховный Суд в разъяснении от 30 марта 1990 г. № 4 «О судебной практике по делам о злоупотреблении властью или служебных полномочий, халатности и должностном подлоге»⁵⁸. Скорее речь должна идти о совокупности провокации взятки либо коммерческого подкупа и превышения должностных полномочий (ст. 286 УК РФ). 
 
 
 
 
 

  §3. Особенности квалификации провокации взятки либо коммерческого подкупа

  Провокация  взятки либо коммерческого подкупа  считается оконченной с момента выполнения действий, направленных на выполнение объективной стороны преступления. В соответствии с диспозицией ст. 304 УК РФ достижение результата, т.е. фактическая передача предмета взятки либо подкупа, находится за рамками состава рассматриваемого преступления (если бы закон решал этот вопрос иначе, то в нем должно было бы быть сказано, что провокация взятки либо коммерческого подкупа, т.е. передача, а не попытка передачи, как оно существует на сегодняшний день⁵⁹). Другими словами, смысл этой статьи заключается в попытке предоставить без согласия потерпевшего деньги, ценные бумаги и т.д. в случае, когда должностное лицо принимает деньги либо иные ценности, состав провокации будет отсутствовать.