Манипуляция сознанием

Однако в современном  обществе это не более чем пожелание. На самом деле разрыв между массами  и элитой возрастает, и сегодня  существуют как бы “две нации в  рамках одного социума с совершенно несхожими социально-культурными  установками”. Возникает как бы двойная, двухуровневая система  коммуникации, цели которой в зависимости  от адресатов информации принципиально  различные. Массовая коммуникация при  этом нацелена на тиражирование психологических  и социальных клише, на репродукцию  господствующих в обществе идеологий  и культур. Разрыв между уровнями “господина” и “раба” в массовом масштабе культивирует недопонимание, неравенство, несправедливость. Манипулирование  связано как раз с нивелированием этих феноменов путем введения монополии  на информацию.

Следует подчеркнуть, что  в развитых, стабильных странах информация в рамках идентификационных групп  трактуется только как распространение  и обмен новостями.

В странах “третьего мира”  и в модернизируемых социумах информация — это одно из эффективных  средств построения нового общества, мобилизации населения на достижение тех или иных результатов. Разница  в этом случае есть и в характере  передаваемых сообщений. Для развитых стран свойственна акцентировка достоинств общества и конструктивный анализ недостатков при увеличении объема информации “катастрофического”  и социально — развлекательного характера.

В странах “третьего мира”  превалирует развлекательно-оптимистическая  информация. Если же акцент делается на негативе, это быстро ведет к возрастанию  пессимистических, деструктивных настроений в обществе.

Исследование объекта  манипуляции позволяет говорить о том, что успех воздействия  во многом определяется не характером информации, манерой ее подачи и  средствами распространения, а качествами самого объекта. Как правило, объект обладает уже сформировавшимися системами предпочтений, установок, социальным опытом и картиной мира. Он подсознательно ждет подтверждения силы и легитимности своих взглядов, их значимости и важности. Поэтому обычно отвергает все, что им противоречит: люди склонны интерпретировать информацию в привычных “координатах”, ценностных иерархиях и искать ее там, где она подается в соответствии с их представлениями, убеждениями и верованиями.

Информация, которая этому  не соответствует, объектом манипуляции  игнорируется, забывается, сублимируется. Поэтому подача новых сведений должна осуществляться в привычной информативной  форме, учитывая особенности когнитивных  и социокультурных “фильтров”, избирательность восприятия и его  инерционные механизмы.

Кроме того, следует пересмотреть веру в значимость средств и мер  информационного воздействия, их трактовку  как принудительных.

Культивирование в объекте  манипуляций личностных качеств  повышает меру активного отношения  к информации и избирательность  в ее усвоении. “Объект” способен к  самоопределению, и каждый акт влияния  обязательно проходит этап интерпретации  и адаптации. Игнорирование этого  приводит к совершенно непрогнозируемым, а часто и противоположным  ожидаемым результатам. Здесь имеет  место недооценка возможных модификаций  реакций, поведения и мышления объектов независимо от их воли и интересов. Отсюда необходима переориентация манипулятивных воздействий с “механистических”  на те, которые нацелены прежде всего  на манипулирование определенными  качествами индивидов.[26]

Эффективность манипуляции  связана с выработкой умения у  объектов самостоятельно интерпретировать информацию соответствующим образом  в нужном направлении. Успешность манипуляции, таким образом, зависит от способности  субъектов манипуляции изменить познавательные ориентации и когнитивные  схемы объектов. Однако абсолютно  результативных средств для этого  до сих пор не найдено. А подлинных  результатов можно добиться, только влияя на “самоубеждение” объекта. Поэтому главная задача субъекта манипуляции — верное, адекватное понимание объекта воздействия, поиск оптимальных механизмов “вписывания”, внедрения в его когнитивные  схемы. Отсюда следует важный вывод: убеждают не слова, а внешние “приметы-коммуникаторы”, соответствие стереотипам и ожиданиям конкретных групп объектов.

Для объектов манипуляции  особое значение имеет легитимизация  позитивных оснований для принятия новой точки зрения. Отсюда следует, что подчеркивание положительных перспектив для объектов имеет ценностное наполнение и может способствовать управлению ими. Это связано со “стимулированием сознания” путем закрепления внушаемых идеалов на основе оставления за внушаемым права на ограниченную свободу интерпретации получаемой информации. С таким “допущением свободы” интерпретации связаны модели убеждений: “вовлечение в процесс” и “широта приятия”.

Данные модели могут быть активизированы путем внедрения  “заразительных” форм воздействия. “Заразительное” поведение осуществляется в результате снятия внутренних запретов объектов путем внедрения примеров желаемого поведения и реакций  через референтные для них  группы.

Манипулирование нацелено на формирование “недомыслия”, понижения  уровня осознанности происходящего  путем активизации чувственно-эмоциональных  реакций в ущерб рационально-осознанным.[11]

И так, субъект манипулирования  — это лицо или группа лиц, в интересах которых осуществляется манипулирование. Как правило, субъекты манипулирования составляют от 1 до 3% населения. . К ним примыкают до 20% “информированной” аудитории, владеющей верной интерпретацией сведений и понимающей, что происходит. Именно из этой аудитории рекрутируются медиаторы, группы давления и поддержки, люди, оказывающие обратное влияние на субъектов манипулирования. Объекты манипуляции — ведомое большинство. Исследование объекта манипуляции позволяет говорить о том, что успех воздействия во многом определяется не характером информации, манерой ее подачи и средствами распространения, а качествами самого объекта. Как правило, объект обладает уже сформировавшимися системами предпочтений, установок, социальным опытом и картиной мира. Эффективность манипуляции связана с выработкой умения у объектов самостоятельно интерпретировать информацию соответствующим образом в нужном направлении. Успешность манипуляции, таким образом, зависит от способности субъектов манипуляции изменить познавательные ориентации и когнитивные схемы объектов.

  3.  Культурно-историческая эволюция тайного принуждения личности.

Было бы неверно полагать, что манипулирование информацией, психологические манипуляции с  людьми есть открытие современного общества и связано лишь с функционированием  средств массовой коммуникации. Переход  к информационному обществу лишь способствует трансформации психологических  манипуляций и переносу их применения из таких относительно ограниченных сфер общественной жизни, как политика, дипломатия, военное искусство, торговля и некоторых ситуаций межличностного взаимодействия (например, придворно-аппаратные и любовные интриги, экономические  аферы и мошенничество, азартные игры и т.п.), в область массового  использования как технологии и  идеологии социального взаимодействия и общения людей в современном  обществе. То есть, современные условия  придали, по сути, информационно-психологическому воздействию и использованию  психологических манипуляций в  коммуникационных процессах практически  характер всеобщности.

  Следует отметить, что европейская и американская культуры, по видимому, более поздние в историческом плане пользователи такого острого психологического средства, как манипулятивное воздействие и психологические манипуляции. Как для любого открытия фундаментальных закономерностей развития природы и общественной жизни, их бездумное использование для достижения локальных целей социального взаимодействия в обществе требует особой осторожности и особой культуры безопасного владения этим открытием, выработки специальных механизмов защиты человека и общества от возможных разрушительных последствий его применения.[4]

Вероятно, именно недостаток исторического опыта, относительная  молодость западной культуры и объясняют  отсутствие у людей, включенных в  ценности этой культуры, сформированной эффективной системы социально-психологической  защиты от манипулятивного воздействия.[6]

Поэтому так велико противоречие между провозглашаемыми ценностями и практикой использования психологических  манипуляций, так болезненно переживаются человеком его последствия. О  разрушающем характере такого взаимодействия людей свидетельствует, с одной  стороны, увеличение бытовой конфликтности  и агрессивности, а с другой, —  рост психических расстройств и  неврозов у людей при их подавлении. Об этом образно и эмоционально пишет  американский психолог и психотерапевт  Эверетт Шостром, полемизируя в  определенной мере с известным специалистом по межличностному взаимодействию Дейлом Карнеги, отмечая манипулятивный характер многих его рекомендаций. "Стремитесь избегать конфликтов... контролируйте  себя... примите это легко", — постояннно советует Дейл Карнеги. "Что ж, попробуйте, но когда вы, измотав до предела свою нервную систему, придете ко мне лечиться, я вам дам прямо противоположный совет", — так пишет Шостром в своей книге "Человек-манипулятор", ставшей бестселлером во многих странах мира [51].

В плане использования  в социальном взаимодействии психологических  манипуляции и достаточно умелого  обращения с ними в различных  сферах общественной жизни, восточная  культура имеет значительно больший  исторический опыт. Манипулятивный подход там достаточно органично включен  в искусство тайного управления противником, является философской, идейной  основой и практикой дипломатии и политики. Искусство составлять поэтапный многошаговый план взаимодействия между людьми со скрытой от посторонних  целью, применяя многочисленные хитрости и ловушки для достижения успеха, является с древнейших времен отличительной  чертой мышления и поведения китайских  государственных деятелей, дипломатов и военных.

Через века передавалось это  искусство, тщательно скрываемое от представителей других народов. Был  создан своеобразный банк данных, в  котором обобщены и классифицированы в виде метафорических схем методы манипулятивного воздействия и  разработан определенный методический подход по их использованию в различных  ситуациях, что в концентрированном  виде нашло отражение в "Трактате о 36 стратагемах". Само понятие "стратагема" означает стратегический план, в котором  для противника заключена какая-либо ловушка или хитрость. Рассматривая семантику данного понятия, В.С.Мясников обращает внимание на то, что в китайском  языке оно одновременно означает и сообразительность, и изобретательность, и находчивость.[41]

Харро фон Зенгер, автор  монографии "Стратагемы. О китайском  искусстве жить и выживать. Знаменитые 36 китайских стратагем за три  тысячелетия", обосновывает, что  термин стратагема наиболее адекватен  соответствующему понятию в китайском  языке. Анализируя содержание понятия "стратагема" в европейских  языках он показывает, что его основным значением является не только военная, но и любая хитрость или уловка, прием или интрига с целью  достигнуть преимущества.[20]

   Рассматриваемый подход к межличностному взаимодействию на Востоке, в частности, в Китае насчитывает тысячелетия и является неотъемлемой частью общественной, национальной и индивидуальной психологии. Об этом свидетельствуют дошедшие до наших дней исторические источники .

Это явление достаточно ярко характеризует профессор В.С.Мясников, известный специалист по китайской  истории и культуре. Отмечая несомненную  роль современных психологов в исследовании психологических манипуляций, он в  то же время акцентирует внимание на богатейшей исторической традиции их использования в восточной культуре. "Блестящие открытия современных психологов, — пишет он, — страдают одним, отнюдь не умаляющим их значения, недостатком: нынешние психоаналитики и не подозревали, что они описали явление, бывшее в течении тысяч лет достоянием китайской философии. В системе ценностей китайской цивилизации то, что ныне названо "играми", было разработано и внедрено в повседневную жизнь еще за несколько столетий до начала нашей эры, причем я хочу подчеркнуть, что стратагемность мышления и поведения — а именно это понятие эквивалентно понятию игры — относится к характерным особенностям китайской цивилизации, достижениям ее философской и политической мысли. Этот феномен, имплицированный в общественное сознание, с веками, перейдя национальные границы, отразился и на политической и общественной культуре таких стран, как Япония, Корея, Вьетнам. И только теперь начинают соединяться традиционные китайские научные представления о человеке и его возможностях с данными европейской науки" .[47]

В наиболее концентрированном  виде, в лаконичной и метафорической форме манипулятивный подход описан около двух с половиной тысяч  лет назад в "Трактате о военном  искусстве", автором которого, как  считается, является выдающийся китайский  полководец и государственный деятель, известный под именем Сунь-цзы. В  настоящее время специалисты  полагают, что под литературно-философским  псевдонимом Сунь-цзы выступал выдающийся полководец — "стратагемщик" Сунь Бинь, живший в IV в. до н. э. в древнекитайском царстве Ци .[47]