Учение Аристотеля о государстве и праве

     К отношению рабовладения, которое  принадлежит к отношениям собственности, вполне применимо, по Аристотелю, то отношение, которое существует между частью и целым. Часть есть не только часть  чего-либо другого, она немыслима  вообще без этого другого. Таково же отношение между господином, и  рабом: «Господин есть только господин раба, но не принадлежит ему; раб  же — не только раб господина, но и целиком принадлежит ему».

     Так как раб — своего рода часть  господина, одушевленная и отделенная часть его тела, и так как  полезное для части полезно и  для целого, а полезное для тела полезно и для души, то между  рабом и господином, согласно Аристотелю, существует известная общность интересов  и взаимное дружелюбие, если только отношения между ними покоятся на естественных началах.

     Однако  дружба и справедливость возможны по отношению к рабу не как к рабу, так же как они невозможны по отношению  к неодушевленным предметам или  к быку и лошади. «Раб — одушевленный инструмент, а инструмент — раб  без души; поэтому к рабу, поскольку  он раб, нельзя питать дружбы...».

     Все же Аристотель не сводит существо раба к одной лишь технической функции  одушевленного инструмента. Инструменты  — орудия технической деятельности, но рабство относится к сфере  имущественных отношений, а имущество  — не простое техническое орудие, а орудие жизненной деятельности вообще. «Жизнь, — говорит Аристотель, — есть деятельность, а не определенное техническое дело. Отсюда и служение раба — в том, что имеет отношение  к общей жизненной деятельности».

     Рабство для Аристотеля — институт, необходимый  для правильной деятельности семьи, предпосылка правильного государственного строя, который возникает из семьи  и из соединения семейств в селения.¹⁰

     Заключение. Итак, в наилучшем государстве его граждане не должны заниматься ни ремеслом, ни промыслом, ни земледелием, вообще физическим трудом. Будучи землевладельцами и рабовладельцами, живущими за счет труда рабов-варваров, они имеют философский досуг, развивают свои добродетели, а также исполняют гражданские обязанности: служат в армии, заседают в советах, судят в судах, служат богам в храмах. Собственность граждан, хотя и неодинаковая, такова, что среди них нет ни слишком богатых, ни слишком бедных. Будучи распространенным на всех эллинов, наилучшее политическое устройство позволит им объединиться в одно политическое целое и стать властелинами Вселенной. Все остальные народы, которые, будучи варварами, созданы самой природой для рабской жизни и уже сами собой живут в рабстве, станут обрабатывать земли эллинов, как общественные, так и частные. И они будут это делать для общего блага, в том числе и для своего собственного.¹¹

     

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

9. Частная собственность

 

     Аристотель  достаточно гибкий мыслитель, чтобы  не определять однозначно принадлежность к государству именно тех, а не иных лиц. Он прекрасно понимает, что  положение человека в обществе определяется собственностью. Поэтому он выступает против коммунизма Платона, который в своей утопии уничтожает частную собственность у высших классов, специально подчеркивая, что общность имуществ невозможна. Она вызывает недовольство и ссоры, снижает заинтересованность в труде, лишает человека «естественного» наслаждения владением, и т.д.

     «Частная собственность, - говорит Аристотель, - коренится в природе человека, в его собственной любви к себе». Собственность должна быть общей только в относительном смысле, а вообще частной: «К тому, что составляет предмет владения очень большого числа людей, прилагается наименьшая забота». «Люди заботятся более всего о том, что принадлежит лично им; менее они заботятся о том, что является общим, или заботятся в той мере, в какой это касается каждого»¹²

     Таким образом, он отстаивает частную собственность, которая представлялась ему, да и  действительно была в его время  единственно возможной и прогрессивной, обеспечивая своим развитием преодоление последних пережитков общинного социального устройства, тем более что развитие частной собственности означало и преодоление полисной ограниченности, вставшее на повестку дня в связи с кризисом всего полисного устройства Эллады.

     Правда, при всем этом, Аристотель говорит и о необходимости «щедрости», требующей поддерживать неимущих, а «дружбу», т.е. солидарность свободных между собою, объявляет одной из высших политических добродетелей.

     Эти ограничения частной собственности  направлены на достижение той же цели, какую преследовал и платоновский отказ от частной собственности вообще, – сделать так, чтобы свободные не разделялись на враждующие лагеря. То же и в собственно политической деятельности – сохранение установившегося строя зависит от того, насколько государство сможет обеспечить превосходство своих сторонников над теми, кто не желает сохранения существующего порядка. 
 
 
 
 
 

10.   Критика идеального государства Платона

 

     В отличие от Платона Аристотель различает идеальную, «абсолютно наилучшую», форму государственного устройства и «ту, которая возможна в действительности, которая более удобна и более общая для всех государств». Аристотелева критика Социально-этического идеала Платона касается как частных, так и принципиальных вопросов. Так, мыслитель справедливо, отмечает, что у Платона о третьем сословии сказано недостаточно, так что неясно, каков образ жизни земледельцев, есть ли у них «общие владения и жены» или нет. Аристотель усматривает много затруднений в осуществлении замысла Платона о передаче способных детей земледельцев и ремесленников в среду воинов, а тем более неспособных детей воинов — в среду третьего сословия и т. д. Принципиальные же возражения сводились к трем:

     1) Платон переступил пределы должного единства, стремясь упразднить всякое многообразие. Но для государства требуется не единство как таковое, но единство в многообразии, причем «единство менее сжатое предпочтительнее единства более сжатого.

     2) У Платона благо целого не предполагает блага частей, а напротив, в целях блага государства он отнимает у своих воинов счастье, но «если воины лишены счастья, то кто же будет счастлив? Это конечно, не ремесленники и не вся эта масса рабов». Между тем отношение счастливого целого к частям своим не то же, что отношение четного к своим частям. Четное может принадлежать целому, не заключаясь ни в одной его части, а счастливое не может быть в таком отношении к обеим частям.

     3) В отличие от Платона, который был в данном случае прозорливее, ибо видел в частной собственности источник общественного зла, Аристотель — апологет частной собственности, он критикует Платона за то, что тот думал достичь совершенного государства посредством отмены последней.

  Аристотель подчеркивает, что «одна мысль о собственности доставляет несказанное удовольствие», отмена же ее ничего не даст, так как «общее дело все сваливают друг на друга» и «об общем для всех каждый заботится очень мало». Согласно Аристотелю, источник общественного зла — не столько собственность, сколько беспредельность желаний человека и его алчность, причем последним направлена также и на почести, поэтому «нужно более заботиться о том, чтобы уравнять желания граждан, нежели их имущества». Итак, делает вывод Аристотель, «все мысли Платона, хотя чрезвычайно изысканны, остроумны, оригинальны и глубоки, но при всем том трудно сказать, чтобы были верны». Платоновский идеал невозможен: «Хорошо, конечно, строить планы по своему желанию, но не должно мыслить ни о чем невозможном».¹³  
 

11. «Среднее» и идеальное государство в понимании Аристотеля

     Все исторические формы государственного устройства у Аристотеля везде разные, везде имеют те или другие преимущества или недостатки. По мнению философа, наилучшим государственным строем будет тот, где господствуют люди и не очень богатые, и не очень  бедные. Элементы этого «среднего» строя можно находить в самых  разнообразных государствах: монархии, аристократии, олигархии, демократии. Скорее всего, это будет умеренно-аристократический  строй. Однако Аристотель приходит к  выводу, что этот «средний» строй  редко когда осуществлялся в  Греции. Иллюзией является то, что Аристотель находит осуществление «среднего» строя в тех многочисленных городах, которые строил Александр Македонский  во время своих мировых завоеваний.

     Государство, по Аристотелю, должно быть фактическим  осуществлением добродетели. Добродетель  и красоту философ понимает как  серединную гармонию между двумя  крайностями.

     Высокая мораль и разум свойственны у Аристотеля только высшему классу. Она не свойственна ни ремесленникам, ни рыночным торговцам, ни поденщикам.

     У рабов вообще не существует рассудка. Наиболее разумным и максимально  доступным государственным строем является, по мнению Аристотеля, не тот, в котором господствуют только разумные и моральные люди, но и не тот, который создается хамами и всякой низовой сволочью. Надо придумать нечто третье, «где мораль господ осуществлялась бы реально, а безнравственность низов получала бы известного рода преобразования и приобщалась бы к общегосударственной добродетели и разуму»¹⁴. Эта аристотелевская иллюзия отражает общегреческий идеал умеренности и гармонии.

     Если  в государстве, по мысли Аристотеля, имеется только один муж, обладающий предельной добродетелью, то пусть  он и будет единственным управителем  государства, его волей и законом. Если таких правителей окажется несколько, то власть должна принадлежать всем им, и это будет аристократия.

     Самым резким образом Аристотель критикует  тиранию. Не меньшей критике подвергаются у Аристотеля фактические аристократии, которые он наблюдает в своих  исторических изысканиях и в своей  современности.

     В идеальном государстве Философ  признает только два сословия. Это  военные, они же и установители законов, и жрецы, а также и судьи. Они  не могут заниматься ремеслами или  земледелием, но только пребывают в  состоянии досуга, заполненного науками  или искусствами для умножения  своей добродетели.

     Другое  сословие - это ремесленники, земледельцы  и рабы. Им, как и всем гражданам, должна быть свойственна добродетель, но эта добродетель заключается в повиновении и подчинении высшему сословию. Учить их не для чего, ибо у них нет ума. Кроме государственной земли, на которой они работают, они могут иметь и собственную землю - в пределах своей рабской добродетели. Их цель - кормить и содержать все государство.

     В качестве идеального государства Аристотель обрисовывает такое, которое является нерушимой автаркией^[5], осуществляет высшую моральную ценность эвдаймонию. Эвдаймония это наивысшее состояние ума, наивысшее его сосредоточение, полное уподобление божескому существованию: «...всякий наилучший полис должен пользоваться эвдаймонией и проявлять прекрасную деятельность».¹⁵ 

  11.1 Социальный идеал Аристотеля

    Философ говорит, что «счастливо  только наилучшее государство», а наилучшим будет то, где наилучшее политическое устройство. Наилучшая форма правления должна служить наилучшей жизни, а «наилучшая жизнь есть жизнь счастливая, то есть жизнь полная добродетелей, энергии и самого верного применения добродетели ко всем случаям жизни». Счастливая жизнь — что жизнь совершенная и вполне себе довлеющая, она «состоит в беспрепятственном прохождении по пути добродетели, а добродетель есть не что иное, как умеренность двух крайностей; посему жизнь умеренная… необходимо и наилучшая жизнь». Но для счастливой жизни помимо этого нравственного благосостояния нужно благосостояние физическое (телесное) — здоровье и внешние блага, однако умеренные. 

  11.2 Аристотель против имущественного неравенства

    Он подчеркивает, что «внешние  блага достойны приобретения  только в интересах души», а поэтому наилучшая форма собственности — «собственность средней величины», ибо вообще «умеренное и среднее есть самое лучшее». Владельцы такой собственности рассудительны. Это «среднее сословие» и устанавливает «наилучшую форму политического общежития». Можно подумать, что социальные идеалы Аристотеля близки демократическим. Но это не так, ибо Аристотель различает существенные и несущественные части государства и, исходя из этого, исключает из средних слоев большинство граждан государства, лишая их гражданства.

  Существенные  и несущественные части государства, Это деление совсем не совпадает  с делением на необходимые и не необходимые части, ибо необходимое  может быть несущественным: «Не все  то, что необходимо входит в состав государства, следует считать за существенные его части», а потому и «не всех тех должно считать  гражданами, без которых не может существовать государство». К необходимым, но несущественным частям государства Аристотель относит всех трудящихся, а к существенным— воинов и правителей: «Земледельцы, ремесленники и все торговое сословие необходимо входят в состав каждого государства; но существенные его части суть воины и члены совета». Аристотель прямо говорит, что «государство, пользующееся наилучшим политическим устройством, не даст, конечно, ремесленнику прав гражданина», потому что земледелие, ремесла, промыслы необходимы для жизни, но противны добродетели, ибо, «ведя жизнь ремесленника или фета (наемника) нельзя преуспеть в добродетели».