Правовой нигилизм в России

В настоящее время можно  найти тысячи примеров, подтверждающих, что нигилизм вообще, и правовой нигилизм в частности – неотъемлемая часть нынешней культуры. Ведь о  таких «первых звоночках», показателях  зарождающегося правового нигилизма  можно судить по массовой культуре. А чем не массовая культура –  песни популярных молодёжных групп, в которых поётся о романтике  тюрьмы? Когда фраза из всеми любимого советского фильма «Джентльмены удачи: «Украл. Выпил. В тюрьму.»  становится основным аккордом песни, а смысл меняется коренным образом, преобразуя задумку фильма в опошлённые строки заядлого уркагана - это ли не нигилизм?

Что уже говорить о стражах  порядка, которых и так почти  не осталось из-за абсолютного отсутствия имиджа защитника и какого-либо авторитета среди населения – их просто называют «ментами», в народе ходят нелицеприятные анекдоты и истории про милиционеров.

Русские пословицы и поговорки  о власти и способах её обмана слагались  и передавались из уст в уста, описывая социально-экономические  процессы того времени, в том числе, и проявления правового нигилизма: «Что мне законы, коли судьи знакомы», «Где подмажешь – там поедет», «В суд пойдешь - правды не найдешь», «Судьям то и полезно, что в  карман полезло», «Законы святы, да судьи супостаты».

Великие русские писатели тоже не стеснялись написать что-нибудь эдакое, подковырнуть нагноение нигилизма, описывая самые порочные его проявления – нигилизма по отношению к  самому себе. Вспомнить только Евгения  Базарова и его «друга» Ситникова  – героев произведения «Отцы и  дети» И.С. Тургенева – они  не уважали ни русскую историю, ни русскую культуру, не признавали каких-либо идеалов вообще.

Лакуны правовой безграмотности населения обнажаются сейчас всё  чаще и чаще. Странно, ведь век информационных технологий позволяет найти любой  нормативно-правовой акт за секунду, доли секунды, а население России по-прежнему не пользуется подобными  возможностями и узнаёт обо всём нехотя, долго перерабатывая информацию.

Несмотря на огромное количество предпосылок возникновения и  распространения правового нигилизма  в России, разрешение этой проблемы кроется всего в нескольких манипуляциях. Ведь, по сути, правовой нигилизм –  незнание простейших правил работы с  законом на всех уровнях – на уровне простого человеко-гражданина, депутата, президента, целой страны. Однако необходимо учесть тот факт, что бороться на данном этапе можно (и нужно!) не только с последствиями, но и с первопричинами правового нигилизма, т.к. процессы, проходящие сейчас в сфере правотворчества и есть первопричины.

Таким образом, систему борьбы с проявлениями правового нигилизма  можно выразить следующей формой:

• прекращение "войны законов" на федеральном и региональном уровнях (выстраивание иерархии законов относительно Конституции и международных правовых актов);
• обеспечение главенства закона на всей территории России;
• изменение направления правового регулирования (поворот вектора не в сторону власти, а в сторону населения);
• развитие местного самоуправления как одной из форм участия населения в решении государственных проблем;
• информативное общение в системе «власть – народ», способное перебороть негативное отношение к государству и праву.

По большому счёту все  эти мероприятия представляют собой  процесс улучшения состояния  правовой культуры общества, ее обогащения, развития и совершенствования.

Одна из современных поговорок  в стихотворном виде, найденная автором  в сети Интернет, гласит:

«Я отвечу - раз спросили,

В чём угроза и коварство,

- Самый крупный вор  в России

Это наше государство».

Покуда подобные стихи  будут передаваться из уст в уста в нашей стране, говорить о подвижках  в решении проблемы распространения  правового нигилизма не приходится.

Где же корни правового  нигилизма, столь распространенного  и живучего в нашем российском обществе? Какие масштабы он принял сегодня и как избавится от этой "болезни общества"? В этом и заключается главная задача данной работы. 

Глава 1. Исторические корни правового нигилизма

1. Право и  интеллигенция

Исторически сложившееся  в России отношение к праву  было по крайней мере двойственным. Со времен Петра I самодержцы учреждали  такую систему правления, которая  служила их интересам. Как уже  отмечалось, идея закона ассоциировалась  скорее с главой государства, нежели с юридическими нормами. И хотя время  от времени предпринимались попытки  кодификации права, монархи воздерживались от признания его общих принципов, на которых основывается власть и  которые в иерархии ценностей  выше, чем сама власть.

Екатерина Великая, несмотря на личные контакты с такими знаменитыми  философами, как Дидро и Вольтер, тем не менее напуганная французской  революцией, сочла идеи просвещения, в частности неотъемлемые права человека и гражданина, угрозой ее личной власти. Подобным же образом Николай I был напуган восстанием декабристов в 1825 г. и воздействием на них абстрактных представлений о праве и справедливости. С начала XIX в. возобладала (не без помощи Н.М. Карамзина) историческая школа права, отвергавшая концепцию обязательного соответствия национального права универсальным естественным нормам. Отсюда — отрицание каких бы то ни было ограничений для царских указов и установлении. В этот период было запрещено преподавание естественного права, а предпочтение отдавалось так называемому законоведению.

Один из западных исследователей отмечал: "Российская Империя XIX в. – это не полицейское и тем более не как правовое государство в прямом значении этих терминов, а скорее регламентарное, действовавшее на основании множества актов и предписаний".

Двойственное отношение  Александра II к праву в конечном итоге ослабило значение великих  правовых реформ 60-х годов. В соответствии с этими реформами, которые проводились после ликвидации крепостничества, была создана система независимых судов — института присяжных и адвокатуры. К началу XX в. судьи стали назначаться пожизненно; они осуществляли правосудие публично, с участием присяжных, уважительно относясь к процессуальным правам подсудимых.

Если бы аналогичные судебные институты были распространены на территории всей Российской Империи, могла бы сформироваться и правовая культура, соответствующая  состоянию общества, чего, однако, не случилось: когда независимость судей и присяжных начала представлять для правительства угрозу, оно стало вмешиваться в их деятельность.

Правовой статус личности в Российской Империи определялся  социальным положением, что нашло  отражение в сословной системе. Первым сословием было дворянство, затем духовенство, далее сословия мещан, крестьян и всех прочих. Каждое из сословий обладало юридически оформленными правами и обязанностями. И хотя соотношение классовых сил в  обществе менялось, государство реагировало  на рост социальных и политических волнений попытками укрепить status quo. Для новых же социальных групп  — рабочих, ремесленников, интеллигенции  — в устаревшей сословной системе  места не находилось.

К началу XX в. классификация  правового положения личности была настолько неопределенной, что некоторые  ученые отмечают наличие в России того времени двух различных "миров". Один представлял собой традиционную систему сословий во главе со всемогущим самодержавием, другой — "неразвитое, но растущее гражданское классовое  общество; его защищала реформистская  бюрократия, призванная отвечать на запросы  современного мира, который традиционная Россия предпочитала игнорировать".

После революции 1905 г. во время  дебатов в первой и второй Государственных  думах (в 1906 и 1907 гг.) выделилась явная  оппозиция сословной системе. За день до столыпинского переворота 3 июня 1907 г. было внесено в Думу законодательное  предложение о ликвидации сословий.

Но для царского режима сама идея создания новой правовой системы была неприемлемой. Самодержавие обращалось с населением, как с  подданными, которым были дарованы определенные права и привилегии в соответствии с их социальным положением. Изменение правовой и политической системы потребовало бы изменения  отношений между личностью и  государством. Однако традиции французского Просвещения не имели в Российской Империи такого распространения, как  в Западной Европе, где они вызвали  к жизни доктрину естественных прав — не зависящих от государства, изначально присущих личности. Не случайно в общественном сознании довольно прочно укрепилось нигилистическое отношение к  праву, понимание его исключительно  как приказа (зачастую несправедливого) государственной власти.

Вообще, формирование национального  сознания в России в течение длительного  времени шло в таких условиях, которые не могли не породить широкомасштабного  юридического нигилизма. Он — естественное следствие способов правления, которыми пользовалось русское самодержавие, многовекового крепостничества, лишавшего  массу людей правосубъектности, репрессивного законодательства, несовершенства правосудия. Имело значение и отсутствие должного внимания к праву со стороны православной церкви. У Герцена было достаточно оснований, чтобы сказать: "Правовая необеспеченность, искони тяготевшая над народом, была для него своего рода школою. Вопиющая несправедливость одной половины его законов научила его ненавидеть и другую; он подчиняется им как силе. Полное неравенство перед судом убило в нем всякое уважение к законности".

После реформ 60-х годов XIX в. в России шел активный процесс  развития юридических профессий, правовой науки, юридического образования. Важнейшие  юридические проблемы, в том числе  конституционные, оказались в фокусе общественно-политической жизни, что  предполагает достаточно высокий уровень  правовой культуры. Однако все это  в столь исторически короткий промежуток времени не привело к  сколько-нибудь радикальному преодолению юридического нигилизма в массовом сознании. Да и более высокий уровень общественного сознания был далеко не свободен от него. Достаточно вспомнить взгляды Л. Н. Толстого, который требовал заменить право нравственными заповедями, а юридическую науку называл "болтовней" о праве. В "Письме к студенту по поводу права" (1909 г.), Л.Н. Толстой писал: "Право государственное есть право отбирать у людей произведения их труда, посылать их на убийства, называемые войнами, а для тех, которые отбирают произведения их труда и которых посылают на войны, право пользоваться теми произведениями своего труда, которые еще не отобраны от них, и не идти на войны до тех пор, пока их не посылают. Право гражданское есть право одних людей на собственность земли, на тысячи, десятки тысяч десятин и на владение орудиями труда, и право тех, у кого нет земли и нет орудий труда, продавать свои труды и свои жизни, умирая от нужды и голода, тем, которые владеют землею и капиталами. Уголовное право есть право одних людей ссылать, заточать, вешать, для людей же ссылаемых, заточаемых и вешаемых есть право не быть изгнанными, заключенными, повешенными до тех пор, пока это тем, кто имеет возможность это делать, не покажется нужным".

Таким образом, Л.И. Толстой  четко выразил взгляд, широко распространенный не только среди правовых нигилистов, но и среди марксистов: право есть орудие власти того или иного класса, инструмент для формирования такого общества, которое выгодно для  находящихся у власти.

В преобладавшей философской  мысли того периода право занимало весьма скромное место, будучи сильно потеснено абсолютным приматом нравственных и религиозных начал. Американский исследователь общественной мысли  этого времени в России А.Валицкий пришел к выводу, что праву в  ней не повезло. Он отмечал: "В  России право отвергалось по самым  разным причинам: во имя самодержавия или анархии, во имя Христа или  Маркса, во имя высших духовных ценностей или материального равенства". Ни в одной развитой стране мира не было столько идеологических течений, отмеченных печатью антиюридизма, как в России. Рассмотрим самые основные из них и определим отношение к праву их представителей.

Консерваторы  и демократы. Отмечая принципиальное несходство исторических судеб России и Запада, представители консервативного крыла общественной мысли, так называемые славянофилы, считали, что России свойственно строить свою жизнь на началах нравственных, религиозных и (говоря современным языком) патерналистских. Запад же предпочитает "поклонение государству", "механическое юридическое устройство".

Левому крылу общественной мысли принадлежат "политико-правовые учения", которые в нашей литературе аттестуют как демократические и передовые. Хотя в программных документах народнических организаций (как и позднее в программных документах социал-революционеров и социал-демократов) содержался ряд демократических требований, тем не менее можно утверждать, что в целом идеология и практика народничества невысоко оценивали право. Все, что было связано с правом, интересовало их преимущественно в той мере, в какой это способствовало или, наоборот, мешало революционным установкам.

Толстовство. В 1910 г. в Москве хоронили двух известных всей России людей, и оба раза похороны вылились в массовую политическую демонстрацию. Один из них — лидер кадетской партии, председатель I Государственной думы проф. С.А. Муромцев, другой — великий русский писатель Л.Н. Толстой. Очевидно, эта близость во времени и породила сопоставление, сделанное другим деятелем партии кадетов Н. Гредескулом в статье, посвященной памяти Муромцева. Оно звучало так: "И как общественный деятель, и как ученый Муромцев видел в праве величайшую общественную ценность.., он любил право как священник любит свою службу или как художник любит свое искусство... В этом отношении он был полной противоположностью, например, Л.Н. Толстому, который ненавидел и презирал право".

Как ни резко звучат последние  слова, они справедливы. Если систематизировать  все высказывания писателя о праве, правосудии, юридических профессиях и науке, то получится неплохое обвинительное  заключение. А на склоне лет Л.Н. Толстой  высказался предельно кратко, назвав право "гадким обманом". Закон  и совесть для писателя — понятия  альтернативные и даже полярные; жить нужно не по закону, а по совести.