Социология религии

     Методами  эмпирического анализа являются: наблюдение, эксперимент, опрос, анкетирование, тестирование, беседа, интервьюирование, анализ содержания документов, изучение школьной документации, методы измерений, статистический анализ, социометрические, вспомогательные психо-физиологические методы.

     На  протяжении последних 20 лет довольно часто проводились опросы, цель которых  выявления характера религиозного мировоззрения людей.

     Вывод одного опроса, проведенными английскими  исследователями показал, что количество верующих в Бога среди профессоров и научных работников значительно меньше, чем среди обычного населения. По мнению профессора психологии Ричарда Линна из Ольстерского университета, это можно объяснить лишь тем, что ученые обладают более высоким уровнем интеллекта. По словам Линна, существует прямая зависимость между уровнем интеллекта и отсутствием религиозных верований, а средний уровень интеллекта жителей отдельно взятой страны позволяет предсказать количество атеистов в ней.

     Итак, многообразие эмпирического материала, многообразие выделяемых эмпирических сторон для исследования и многообразие при творческом создании метода - все это обуславливает многообразие содержания, получаемого эмпирическими методами.

     Суть теоретических  методов, по мнению Б.Т. Лихачева, в "приведении в систему эмпирического и обобщенного материала с позиции определенного мировоззрения". Это значит, что многообразный эмпирический материал должен быть приведен теоретическими методами в систему, т.е. единство.

     Связующим звеном между теоретическим и  эмпирическим социологическим исследованием выступает изучение мечети, церкви, синагог и др., в качестве специфического социального института. В этом случае дом служения Богу предстает как устойчивый комплекс формальных и неформальных правил, идей, принципов, ценностей и норм, регулирующих повседневную жизнедеятельность людей и организующих их в систему социальных статусов и ролей в зависимости от их отношений к Богу, другим сверхъестественным силам, дающим духовную опору человеку.

     С конца 80-x годов ХХ века ситуация во взаимоотношениях светских и религиозных институтов стала радикально меняться в пользу становления равноправного взаимодействия. Это потребовало пересмотра концептуальных положений социологии религии, которая нуждается в разработке новых теоретических подходов. В предлагаемой многими учеными моделью используются и новые (в том числе и «хорошо забытые старые») теорико-методологические подходы, и методы заимствованные из смежных областей научного знания, и методологические комбинации, охватывающие разные аспекты проблемы и дающие ее «объемное», стереоскопическое видение и решение.

     В качестве новых для социологического исследования религии аспектов многими  учеными привлекаются подход с позиции  диалога культур и ряд положений  социальной синергетики, развивающей  и конкретизирующей классический системный подход. К «хорошо забытым старым» с известными оговорками можно отнести теоретические разработки классиков социального знания. Из смежных областей научного знания- антропологии и социологии культуры - заимствуются методологические подходы в области анализа религии. Наконец, методологическая комбинация заключается в совместном, синергийном использовании всех перечисленных выше подходов и методов для решения общих исследовательских задач [1].

     Ключевым  моментом предлагаемой учеными-социологами исследовательской модели выступает принцип диалога культур. Напряжение между различными эпицентрами культуры. Сосуществляющие в одном и том же социальном пространстве, объективно ставит их в ситуацию диалога. Для современного (модернистко-постмодернского) общества характерна проблема взаимодействия двух типов культурных традиции: светской, выступающим основным его репрезентантом и по этой причине практически отождествляется с ним, и религиозной, в значительной степени оттесненной на периферию культуры и общественного сознания, но сохраняющей в обществе авторитет и по-прежнему претендующее на духовное лидерство. Таким образом, наша формулировка общей проблемы исследования как «взаимодействия светской и религиозной культур» представляется не чем иным, как уточненным вариантом формулировки «взаимодействия религии и общества», который ведущий российский социолог-религиовед В.И. Гараджа определяет как центральную для социологии религии.

     Такая тема терминов на первый взгляд может  показаться малозначительной; однако в ней заключен принципиальный момент. Общая «болезнь» современной социологии религии состоит в ее монологичности. В ней по сей день продолжает господствовать парадигмальная установка, согласно которой научный социологический взгляд на мир «по умолчанию» основан на монологи светского мировоззрения, которое принимается за абсолютную и незыблемую (и потому почти нерефлексивную) систему отчета. Соответственно, религиозные феномены изучаемые в границах данной парадигмы, неизбежно проецируются на светскую мировоззренческую плоскость и редуцируются к светским аналогиям. Это значит, что научное видение реалий религиозного сознания и поведения ограничиваются тенденциозной точкой зрения, не позволяющая исследователю адекватно воспринимать сами эти реалии. Ему оказываются доступны лишь их виртуальные проекции, преломленные под углом зрения во многом иной мировоззренческой системы. Издержки, которые неизбежно сопутствуют такому исследовательскому подходу - потеря значительной части научной информации ввиду фактической иррелевантности содержания и структуры религиозного и светского «жизненных миров», а также опасность соскальзывания исследователя в идеологические крайности, такие как «научный атеизм» и его антипод, который можно назвать «наивным теологизмом».

     Исходя  из сказанного, исследователь, работающий монологической парадигме, вынужден в  той или иной мере абсолютизировать относительное и, в силу этого  искажает диалектику реального события.

     Социология  рассматривает религию в ее отношении  к обществу, анализирует ее связь с организацией общественной жизни. Эта связь двусторонняя. Как бы ни оценивалось и ни интерпретировалось воздействие общества на религию, социология не может не признавать сам факт такого воздействия хотя бы потому, что в отличие от теологии понимает изменения в содержании религии и формах ее организации как результат действия естественных, эмпирически фиксируемых сил, в первую очередь социальных.

     Могут быть разными оценки и объяснения роли религии в создании, поддержании  и изменении социального порядка, формировании личности, но именно изучение воздействия религии на общество и является главным делом социологии религии[9].

     В результате социологического анализа  религия предстает как социальный феномен. Образ религии, создаваемый  социологией, определяется преследуемыми ею целями познания социальных явлений и возможностями, «разрешающей способностью» применяемых ею методов. Этот образ отличается от того, каким видит и изображает религию психолог, философ или историк. Это похоже на то, как если бы портрет одного и того же человека писали художники, представляющие разные школы. Определение религии, которое дает или может дать социология, не должно рассматриваться как исчерпывающее и достаточное, ибо религия не исчерпывается социальным аспектом — процессами взаимодействия с обществом, социальными функциями и т. д., т. е. тем комплексом вопросов, который ограничен рамками доступного для социологических методов исследования религии.

     Трудность определения религии как социального  феномена заключается в том, что на этом уровне религия рассматривается как социальное поведение, т. е. как определенный образ действий, связанный с определенными формами организации и верований.

     Социолог  должен рассматривать любую религию, в том числе самую примитивную, не как ложную или истинную, а как выражение социальной жизни, как именно социальный феномен. В определении религии, которое дал Дюркгейм, центральным является тезис о том, что религия имеет дело со «священными вещами» — с вещами, которые находятся по ту сторону всего мирского, по ту сторону «профанных» дел и забот обычного человеческого существования.

     Дюркгейм  обратил внимание на очистительные  обряды и изменения в состоянии  человека, которые во многих культурах  считаются необходимым предварительным  условием участия человека в религиозных ритуалах. Он полагал, что здесь выражено то понимание деления жизни на сакральную и профанную реальности, которое и позволяет установить сущность религии, существующей в любой культуре. Вступая в общение со «священным», участвуя в ритуале, человек ощущает причастность к «высшему», к тому, что возвышается над будничностью, рождает праздничное настроение.

     Это ощущение отличается от всего, что переживает человек в своей обычной, повседневной жизни, имея дело с тем, что его  в этой жизни окружает.

     Согласно  Дюркгейму, не все, что вызывает благоговение, и не всякий опыт «священного» является религией. Он различает магию и  религию. Религия есть коллективная деятельность, в которую вовлечена социальная группа: «во всей истории мы не найдем ни одной религии без церкви». Под «церковью» Дюркгейм имеет в виду всякую общность, существующую на религиозной основе.

     Связь со священным, таким образом, принципиально, по самой сути своей является социальным феноменом, ее субъектом является группа, это феномен коллективного сознания. По Дюркгейму, сама социальная жизнь является, по существу, религиозной, а религиозная вера и практика выражают зависимость индивида от общества.

     Дюркгеймовское  определение религии предполагает дуалистический взгляд на мир: жизнь имеет религиозную и нерелигиозную стороны. Нет религии и нет общества, утверждал Дюркгейм, которые не знали бы и не осуществляли в своей практике этого разделения мира на две разные части — священное и профанное.

     Однако  этому противоречит тот факт, что все же есть люди, которые иначе воспринимают мир, в других категориях организуют свой опыт и деятельность. Это может быть либо тотально религиозное восприятие мира, в котором общество в целом отождествляется с «церковью», либо последовательно секулярный взгляд на мир.

     М. Вебер, например, не стремился к выработке  какого-то законченного определения  религиозного феномена. Он полагал, что  любая дефиниция достаточно условна  и не способна выразить суть дела. Для  него главное заключалось в том, что индивиды действуют, сообразуясь с избираемыми ими методами достижения преследуемых ими целей. Эти цели, по Веберу, могут быть сами по себе секулярными — богатство, престиж и т. д. Хотя в исследовании смысловой основы человеческой деятельности Вебер видел задачу социологии религии, он не отожествлял эти «смыслы» полностью с религиозными понятиями. Он видел, что для современного общества характерны как раз именно не религиозные «смыслы», т. е. Вебер, в противоположность некоторым последующим социологам, не рассматривал наиболее общие культурные ориентации современного общества как совпадающие с определением «религиозного».

     Религия или религиозность, не является непременным  спутником всякой ограниченности наших  сил и знаний. Известно, например, что в жизни эскимосов куда больше опасных случайностей, чем у туземцев Меланезии, и, тем не менее, у них значительно меньше магических обрядов. Между тем, индейские племена Калифорнии, живущие в условие благоприятнейшего климата и обилия пищи, регламентируют свою жизнь колоссальным количеством табу. Можно привести и факты более общего порядка. Не всегда наиболее страдающий слой населения обнаруживает большую религиозность: в современном буржуазном обществе пролетариат религиозен не более, а менее, чем буржуазные классы, да и в античных государствах отнюдь не рабы оказывались наиболее религиозными. Война, принося неисчислимые страдания огромным массам населения, не всегда и не всюду стимулирует религиозные настроения. Более того, за последнее столетие рост причиненных войнами страданий и опасностей был едва ли не прямо пропорционален упадку влияния религиозных систем. Функции религии правомерно рассматривать в сопоставлении не с какими бы то ни было «естественными» потребностями человека, но с потребностями исторически конкретных социальных систем. Как показывают факты, самые нелепые и внутренне противоречивые мифологические конструкции, самые «дикие» ритуальные действия нередко представляются людям нужными, поскольку существует не зависящая от их воли и сознания общественная потребность в данном типе религии. И наоборот, эти конструкции в том же массовом сознании, в конце концов, рушатся, поскольку таковая потребность отмирает.

     В общественной жизни мы встречаемся  с двумя типами деятельности: а) с воспроизводством материальных предпосылок, или жизненных средств существования общества, и б) с воспроизводством самого способа общения, общественной «формы» материальной деятельности. Совокупность этих видов социальной деятельности составляет регулятивную систему, «управляющий механизм» данного общественного организма. Историческое значение и исторические судьбы религии как социального института связаны именно с развитием регулятивной системы человеческого общества.

     Возникновение «священных» регуляторов социальной деятельности можно рассматривать как один из моментов разложения «исходного» механизма социального управления. В первоначальных («примитивных», гипотетически реконструируемых) формах передачи и закрепления социальной деятельности, по-видимому, не различались еще «обычная» и «священная» необходимость. Характеристика определенной деятельности как религиозно-значимой, включенной в систему культа, является не плодом «вторжения» религий в социальный мир, а продуктом развития и расчленения критериев социальной регуляции. Такое расчленение приводит к обособлению и гипертрофии отдельных ее сторон. В религиозном сознании аккумулируются и приобретают видимость самостоятельности субъективные «личностные» характеристики социальной деятельности, поскольку в иных формах сознания аккумулированы ее «безличные», стихийные, объективные компоненты [8].