Роберт Мертон и Альфред Шюц

Нужно сказать, что любая общая социологическая теория состоит из трех компонентов: фундаментальные онтологические предпосылки о природе социальной реальности, концептуальная модель, дающая представление о строении и функционировании общества, и эмпирические гипотезы, позволяющие объяснить и (по крайней мере частично) предсказать актуальные социологические явления. Такая теория, безусловно, представлена в работах Мертона.

В-третьих, вопреки существующим стереотипам, согласно которым Мертон является олицетворением функционализма, он в большей степени принадлежит и всегда принадлежал к структурному направлению. Источником вдохновения для него были работы Дюркгейма, Маркса, благодаря которым он воспринимал все социальные явления в рамках структурных контекстов, во взаимосвязи с другими явлениями внутри единого социального целого. Это связи двух типов: казуальные, когда явление ограничивается или поддерживается структурным контекстом, и функциональные, когда явление оказывает структурное воздействие. Функциональный анализ, безусловно, является особым подтипом более общего структурного подхода, доминирующего в исследованиях Мертона.

В-четвертых, вопреки абсолютно ошибочной, "идеологической" критике, обвиняющей Мертона в пренебрежении к социальным конфликтам, он по праву может считаться теоретиком конфликта. Его концепция социальной жизни насыщена такими понятиями, как противоречия, отклонения, напряжения, амбивалентность, дисфункции и конфликты всех типов. В человеческой драме, описанной Мертоном, нет места спокойной, гармоничной, согласованной, уравновешенной утопии; она полна муками неопределенности и непреднамеренными, латентными последствиями любого действия; агонией амбивалентности и непосильной тяжестью норм, ролей и статусов; страхом перед отсутствием норм или аномией; риском поражения или саморазрушительными, пророчествами.

В-пятых, в отличие от другого рода беспочвенной критики, ставящей в вину Мертону статический уклон теория его динамична в полном смысле этого термина. Мертон не только признает различные модальности изменений, но и сосредоточивает внимание на структурных изменениях - структурно порождаемых и имеющих структурные последствия. Он не только изучает репродуктивные (адаптивные) процессы, но и уделяет значительное внимание морфогенетическим процессам, посредством которых образуются новые или существенно измененные структуры.

Структурная теория общества, объединяя "социальную статику" и "социальную динамику", "социальную анатомию" и "социальную психологию", согласие и конфликт, стабильность и изменение, воспроизводство и образование, адаптацию и морфогенезис, обеспечивает полноценную, многомерную парадигму для социологии, которая глубоко уходит корнями в классическую социологическую традицию XIX в. и особенно в работы Маркса, Зиммеля и Дюркгейма, которые явились идейными наставниками Мертона. На длительное время "парадигма" задала тон интеллектуальным поискам в рамках дисциплины, определила основное направление в социологии. Нет ничего плохого в понятии "основное направление", структурная парадигма не исчерпала своих возможностей. Основанная на лучших мыслительных традициях, она может еще обеспечивать ценные, эвристические стимулы для социологии будущего. Мертон сделал вклад в ее определение, объяснение и расшифровку, создав тем самым связующее звено между наследием титанов социологической мысли и нарождающимися перспективами социологической теории. Возможно, наиболее значительная лепта, внесенная Р. Мертоном в развитие современной социологии, - обоснование ценности этого классического наследия, столь необходимо сейчас в силу некоторых разрушительных, иррациональных и весьма преждевременных сомнений [3].

ГЛАВА 2

АЛЬФРЕД ШЮЦ

Альфред Шюц - один из основоположников феноменологической социологии. Важный вклад в становление этого направления внесли такие выдающиеся философы, как М. Мерло-Понти, А. Гурвич и другие. Однако именно Шюц сумел вывести социально-феноменологическое исследование за рамки философской рефлексии и заложить основания концептуальной системы феноменологической социологии, ориентирующейся на изучение формальных структур повседневных человеческих взаимодействий. В трудах Шюца социальная феноменология превратилась в социологию. В работах его последователей (П. Бергер, Т. Лукман, Г. Гарфинкель, Р. Гратхоф и др.) феноменологическая социология полностью сформировалась как школа, направление со своим специфическим взглядом на социальный мир и особенной методологией, обеспечивающей доступ к таким "слоям" социальной жизни, которые не открываются исследователям, использующим традиционные позитивистские методы познания.

Представления Шюца о структуре повседневности: они могут быть представлены в трех разделах: практическая интерсубъективность, структура действия, учение о смысловых сферах.

Шюц исходит из того кардинального факта, что точки зрения, позиции Я и другого в мире несовместимы. Каждый индивид оказывается "помещенным" в повседневной жизни на свой особый манер - это касается как чисто физического восприятия себя и мира, так и смысловых характеристик последнего. Определяется индивидуальный кругозор тем, что Шюц именует биографической ситуацией индивида. Это общее обозначение целого ряда детерминант: видение мира человеком и его позиция в мире определяются обстоятельствами его рождения, взросления, воспитания, религиозными, идеологическими воздействиями и т. д. Биографическая ситуация, представляющая собой своеобразную индивидуальную транскрипцию биологических и социокультурных факторов, воздействующих на индивида, как раз и делает мир "вообще", как общую всем живущим реальность, миром для каждого конкретного индивида. Постоянно изменяющаяся по мере взросления индивида и приобретения им нового опыта в каждый конкретный момент времени биографическая ситуация служит основой, обеспечивающей понимание и интерпретации каждого другого человека, каждого социального взаимодействия, с которым он встречается, в котором участвует.

Внешний мир с самого начала воспринимается не как совокупность уникальных структур, но как "гора", "дерево", "животное", "человек" и т. д., причем каждый из этих объектов обладает своей совокупностью типичных (общих) и индивидуальных признаков. Разделение индивидуального и общего, отбор типизирующих признаков, т. е. собственно типологизация явлений - задача нашей собственной активности.

Источником типологизирующей активности, состоящей в разделении индивидуальных и типичных черт и в отнесении явления к тому или иному типу, является практический интерес и релевантность явления с точки зрения практических целей, которые, в свою очередь, определяются перспективой отношений с миром моей уникальной биографической ситуации.

Таким образом, можно сказать, что типичность объектов и явлений, воспринимаемых и концептируемых в рамках повседневного опыта, сама по себе еще не дает возможности установления интерсубъективно надежного, твердого медиума, который гарантировал бы надежное, взаимосогласованное протекание человеческих взаимодействий. Повседневное мышление, по Шюцу, преодолевает различия индивидуальных перспектив с помощью двух главных идеализаций:

1. Идеализация взаимозаменяемости точек зрения

2. Идеализация совпадения систем релевантности.

Ясно, что обе эти идеализации, вместе образующие предпосылку взаимности перспектив, являются орудием типизации объектов с целью преодоления и "снятия" черт своеобразия личного опыта. Систематическое применение этой предпосылки, распространение ее на всю совокупность взаимодействующих индивидов ведет к формированию такого рода представлений об объектах, которые утрачивают свою "перспективную" природу, становятся представлениями, свойственными "каждому", т. е. никому в частности. Это анонимное, ничье знание, воспринимающееся как объективное, т. е. независимое от сознания нашего партнера, от того, как мы видим мир, от наших биографических ситуаций, наших актуальных и потенциальных практических целей.

Другими словами, в результате применения предпосылки взаимности перспектив возникает ощущение объективности воспринимаемого и концептируемого, общего нам  и нашим партнерам интерсубъективного мира. Это и есть мир повседневной жизни в его самых общих чертах, как он воспринимается в согласии подавляющим большинством социальных индивидов. Это мир, в котором мы существуем так же, как другие люди, взаимодействуя с ними и с объектами окружающего мира, воздействуя на них, изменяя их, сам в свою очередь подвергаясь их воздействиям и изменениям. Это наш привычный социокультурный мир. По своему генезису знания он имеет интерсубъективный социально (т.е. наличностью межчеловеческих взаимодействий детерминированный) характер. Но в сознании деятелей он выступает как объективный, независимый от самих деятелей существующий мир.

Шюц понимает действие как человеческое поведение, спланированное заранее, т. е. основывающееся на заранее принятом проекте. Действие может быть явное и скрытое, ибо воздержание от явного действия также может рассматриваться как действие. Здесь, пожалуй, более подошел бы бахтинский термин "поступок", ибо поступок как раз и есть действие с умыслом, намеренное действие, а воздержание от какого-то наглядно реализуемого действия также есть поступок.

Что характерно для шюцевского понимания действия, так это учет его временной перспективы. Наличие проекта предполагает для планирующего действия индивида воображаемое "перенесение" им себя в будущее, в то время, когда действие будет уже завершенным. Только в том случае, когда есть предвиденный образ завершающего состояние дела, могут быть выработаны конкретные шаги, этапы достижения этого состояния. Действующий индивид, говорит Шюц, воспринимает свое будущее действие не просто в будущем времени, но в будущем совершенном. Именно временная перспектива развертывающегося действия имеет важные последствия для его понимания.

В связи с этим остановимся на двух моментах: проблеме повседневного понимания мотивов и проблеме рациональности повседневной деятельности. Решение дает возможность решения вопроса о природе повседневных взаимодействий:

1. Для самого действующего индивида движущей силой его поступков является представление о будущем состоянии дел. Он мотивируется "телеологически". Шюц называет такого рода мотив мотивом "для-того-чтобы". Например, человек совершает преступление для того, чтобы иметь достаточно денег.

Мотиву "для-того-чтобы" противостоит мотив "потому-что". Можно сказать, например, что преступник совершает преступление потому, что вырос в неблагоприятной среде, неблагополучной семье и др. Мотив "потому-что" соотносит действие не с будущим за проектируемым состоянием дел, но с прошлым опытом.

Можно сказать о том, какой из мотивов является "подлинным" и этот спор вовлек бы нас в нескончаемую череду дискуссий - от метафизических до юридических. Для нас важнее уяснить, что сам планирующий действие индивид не способен представить свое собственное действие в его личностной определенности, как это предполагается любого рода социально-психологической или социологической теорией, объясняющей преступление.

Об этом подробнее говорил Бахтин: «действие целиком располагается для самого действующего индивида в предметно-смысловой сфере; собственная личность сюда не относится» [1]. Шюц объясняет то же явление иначе, вовлекая временное изменение действия; настоящее действия, говорит он, недоступно для рефлексии. Человек может рефлектировать лишь тогда, когда "отдален" от себя во времени, рефлексии доступно только прошлое состояние. Это означает, что в самый момент поступка (и воображаемого, и реального) мотив "потому-что" не выступает в качестве действительной движущей силы в сознании поступающего индивида. Он может явиться в качестве таковой лишь post factum. Но в этот момент человек, уже не поступающий человек; он - наблюдатель самого себя.

Однако в ходе социального взаимодействия всегда имеется другой, который именно воспринимает поступок своего партнера в его типологической определенности. В самый момент поступка этот другой выступает в качестве наблюдателя. Схватывая на основе своего прошлого опыта тип поступка, он формирует свой собственный "для-того-чтобы" мотив, на основе которого строится поступок - реакция. Так на основе индивидуальных, субъективных мотивов строится цепь типических человеческих взаимодействий. И основа этого - приписывание партнерами друг другу типических мотивационных моделей.

Такая типизация, по сути дела, означает, если можно так выразиться, анонимизацию взаимодействия. Мы имеем дело с типами мотивов, предполагающими типы личностей, взаимодействуем к повседневности не с людьми, а с типами. И сами взаимодействия, события, в которых мы участвуем, несмотря: на их изнутри переживаемую уникальность, имеют типический характер.

Разумеется, степени типичности взаимодействий, могут быть различными: от любовной сцены до формального извинения перед прохожим на улице, которого случайно побеспокоил. В первом случае другой во взаимодействии уникален, это не тип, а, скорее, образ - уникальная телесно-душевная целостность (хотя и здесь могут быть легко вскрыты типологические характеристики: пол, физическая и психическая конституция, связанный с образованием; и воспитанием уровень и тип духовного развития; и т. д.)., во втором случае - это чистый тип, лишенный всяких индивидуальных характеристик, здесь - любой другой человек.

Это, конечно, крайние случаи. К тому же, строго говоря, любовь, как таковая, выходит за пределы повседневной жизни, ибо обладает собственной индивидуализирующей "логикой", не совпадающей с логикой повседневной жизни - логикой типов. Любовь с точки зрения социологии повседневности может выступать в качестве одной из "конечных смысловых сфер", сообщающихся с повседневностью, но не совпадающих с ней... Для повседневности же характерны непрямые, мало индивидуализированные взаимодействия. Чем выше степень анонимности и тип личности взаимодействий, т. е. чем более они стандартизированы и институционализированы, тем более согласованными оказываются повседневные события, тем более высоки шансы реализации предвиденного в проекте действия.

2. Поведение, соответствующее типичным моделям, обычно именуется разумным, естественным, рациональным. Классической характеристикой рационального поведения является характеристика, данная Максом Вебером, на которого и ссылается Шюц: "Рациональное действие предполагает, что деятель ясно представляет себе цели, средства и вторичные последствия его, включая сюда рациональное представление о средствах для достижения цели, о соотношении .избранной цели с другими возможными результатами применения этих средств и, наконец, об относительной важности различных возможных целей". Является ли повседневная деятельность рациональной с точки зрения приведенного определения?