Основные направления современной западной социологии

Разделяя положения  обмена Дж. Хоманса, П. Блау утверждает, что далеко не все социальные отношения могут быть рассмотрены как процессы обмена, а лишь те из них, которые ориентированы на достижение целей, реализация которых возможна только в процессе взаимодействия с другими людьми и для достижения которых необходимы средства, и доступ к другим людям. Согласно П. Блау, та часть поведения, которая управляется правилами обмена, лежит в основе образования социальных структур, но сами правила обмена недостаточны для объяснения сложных структур человеческого общества. Особую неудотовлетворенность вызывает у него попытка объяснения феномена власти психологическими правилами, предпринятая Дж. Хомансом.

Беря за основу веберовское  определение власти, П. Блау показывает, что властные отношения возникают  как один из частных случаев социального  обмена. Они появляются в том случае, если один из участников процесса обмена обладает монопольным правом на некоторое вознаграждение (материальное или нематериальное), которое остальные участники стремятся заполучить. В этом случае он будет стараться как можно выгоднее обменять имеющуюся у него награду, навязывая свою волю другим участникам. Развиваясь, этот процесс приводит к образованию системы рангов или социальных статусов социальной стратификации. Но социальный обмен определяет лишь возможность и способ становления властных отношений. Для того, чтобы утвердиться, власть должна быть санкционирована остальными участниками обмена — легитимирована. Объяснение же процесса легитимации, по мнению П. Блау, невозможно без концепций норм и ценностей, являющихся не продуктами обмена, а продуктами социализации и основанными на определенной системе культуры. Он нигде не определяет, что это за система и откуда она берется в его теоретических построениях. Очевидно только одно: она никак не связана с процессом обмена.

Таким образом, концепция П. Блау представляет собой смешение положений теории обмена и структурного функционализма. Он привлекает теорию обмена и правила бихевиоризма для объяснения межличностного взаимодействия, тогда как, переходя к макроструктурам, предпочитает использовать функциональные категории. Единственное, что он вносит в объяснение социальных структур, так это то, что некоторые из них основаны на процессах обмена (чего не отрицал и Т. Парсонс), но в то же время эти процессы не определяют условий их существования и изменения. [4. С 118-122,; 5. С. 40-44,48-51]

Понятие эмерджентности. Важным вкладом теории социального обмена является разработка категории эмерджентности социальных систем. “Социальная структура, – пишет П. Блау, – относится к тем качествам агрегатной совокупности, которые являются эмерджентными, то есть она не характеризуется лишь входящими в нее отдельными элементами, составляющими агрегат. В любой структуре мы можем выделить элементы, ее составляющие, и сам агрегат, который они составляют, и аналогично мы должны отличать агрегат от структуры. Агрегат – это простая сумма элементов, но структура зависит от их связей в широком смысле, включая межотношенческие статусы и косвенные влияния, равно как и прямые связи. Иначе нельзя будет увидеть леса из-за деревьев”.

Различия существуют не только между индивидами и социальными группами, эмерджентные структурные качества можно наблюдать на разных уровнях агрегации. Критерии эмерджентных качеств – природа этих признаков – не остаются одинаковыми, но общий смысл эмерджентности состоит в том, что с ее помощью описывается агрегат как целое, а не составляющие элементы. Например, уровень образования и средние показатели IQ (интеллектуального коэффициента) сотрудников данной организации не являются атрибутами групповой структуры, хотя и описывают членов данной группы. С другой стороны, социоисторические графы и групповая сплоченность – это атрибуты, которые не выводятся из индивидуальных характеристик членов организации, и следовательно, они являются эмерджентными свойствами групповой структуры. В качестве примеров эмерджентных свойств организаций можно назвать: конфигурацию иерархии власти; степень централизации принятия решений; разделение труда. Если говорить об эмерджентных свойствах наций, то ими могут быть конкретная форма правления, конкретные экономические институты данного общества.

Теория социального  обмена полагает, что эмерджентные свойства могут быть определены в строго операциональных терминах и даже достаточно абстрактные теоретические понятия могут и должны быть концептуализированы с достаточно большой степенью точности – их импликации должны быть операциональными и позволять эмпирически измерять анализируемое свойство. Компоненты же социальной структуры могут быть концептуализированы как люди, роли, статусы, позиции, группы, места или любые другие подразделения некоей более широкой общности.

В стремлении типологизировать категорию эмерджентности, Блау выводит  четыре базовых типа эмерджентных свойств:

1. Размер или количество составных элементов социального агрегата. Речь идет о количественном составе группы и о числе подобщностей, составляющих данную общность, и они показательны для двух различных типов эмерджентных свойств социального агрегата.

2. Социальные отношения между людьми, составляющие прямые связи между элементами, дающими агрегату ее структуру. В малых группах в круг этих отношений включают социальную интеракцию и коммуникацию. Их можно представить матрицей “кто с кем”. На этой основе можно произвести много измерений данной структуры.

3. Композиция агрегата, отраженная в различиях его элементов. Выясняется, насколько отчетливо различаются в данном агрегате отдельные составляющие его, институты, как много имеется в нем отдельных институализированных сфер. Показателями в этом типе выступают, в частности, формы разделения труда, этническая гетерогенность, религиозность. Базовыми аспектами композиции социального агрегата являются различные формы неравенства, разнородность между элементами внутри данной структуры.

4. Структурные свойства высшего порядка. Выделяются две разновидности таких свойств. Один тип – глобальные характеристики инфраструктуры общества (описанные Лазарсфельдом и Менцелем в 1969 г.), являющиеся основополагающими для данного общества и помогающие объяснить наблюдаемые образцы (patterns) социальной жизни в нем. Они дают возможность проводить разные типы анализа. В основе анализа Маркса лежат производительные силы и производственные отношения, у Леви-Стросса – культурные символы и значения, у Парсонса – культурные ценности и нормы. Подобные структурные свойства создают субстрат, в конечном счете, управляющий социальным действием, отношениями людей, социальными институтами.

Другой тип – это  абстракции, проистекающие из свойств  низшего порядка: либо из образцов (patterns) социальных отношений между элементами, либо из комбинации элементов.

Центральным элементом  в этом типе эмерджентности является образ структуры социальных позиций  в общности. Связанный с его  выведением более высокий уровень  абстракции характеризует еще один срез внутренних различий внутри агрегата, связанных со специфичным для данной общности распределением популяции в соответствии с различными позициями. Наиболее важный вопрос при анализе этого типа эмерджентности состоит в определении степени того, насколько различия свойств более высокого порядка обусловливают воздействия на социальные отношения и интеракцию. [5. С. 57-60]

Теория социального  обмена, пытаясь объяснить поведение  людей, либо впадает в психологический  редукционизм, либо приходит к структурно-функциональному описанию, снабжая его терминологическими поправками, не меняющими сущности теории. К сожалению, сегодня мы вынуждены выбирать между теорией с хорошо развитыми причинными интерпретациями, но сильно упрощающей реальный мир, и теорией, мало пригодной для объяснения, но сосредотачивающей свое внимание на действительной сложности и многомерности социума.[4. С. 122].

Теория символического интеракционизма.

Символический интеракционизм — наименее разработанная теория из всех, рассматриваемых. Пол Рок  называет ее «умышленно неопределенной конструкцией», включающей множество различных вариантов и основывающейся скорее на неформальной, «устной» традиции, нежели на фундаментальных монографиях. Этот подход можно определить как чисто американский вариант социальной теории (формирование ее началось в 20-е годы в Чикаго и связывается обычно с именами Р. Парка и В. Томаса), в отличие, скажем, от гарвардской традиции, испытавшей на себе сильное западноевропейское и русское влияние (П. А. Сорокин). Эта школа сочетает в себе уникальные черты американского прагматизма и социологической интерпретации экологических (отношения человек — окружение) и антропологических методов, ныне известных в социологии под наименованием «методов включенного наблюдения». Американизм проявляется и в оптимизме относительно социального прогресса и демократии, и в близости к основополагающим ценностям американского общества эгалитаризму, автономности личности, социальной мобильности. Она изначально была направлена на эмпирические исследования (в которых до сих пор остается сильнее, чем в теории) социального поведения в различных ситуациях.

Основателем теоретических  построений символического интер-акционизма обычно считается Джордж Герберт  Мид (1863—1931), чья центральная работа «Разум, Я и Общество» как нельзя лучше отражает отмеченные выше черты чикагской школы.[4. С. 123]

Функционалисты и конфликтологи  уделяют основное внимание “макроструктурам”  общества, а представителей символического интеракционизма, как правило, больше интересуют “микроаспекты” социальной жизни. Ч.Х. Кули, Дж. Г. Мид, М. Кун и Г. Блумер изучали социальное взаимодействие индивидов и задавались вопросом, как им удается согласовывать свои действия.

Представители символического интеракционизма подчеркивают, что  люди – социальные существа. Однако в отличие от муравьев, пчел, термитов и других насекомых, ведущих общественный образ жизни, мы практически не обладаем врожденными моделями поведения, которые связывали бы нас друг с другом. Если у нас по существу отсутствуют заложенные природой механизмы социального поведения, то как может возникнуть общество? Представители символического интеракционизма находят ответ в способности людей общаться посредством символов.[2. С. 62]

Как и при обсуждении объективистского взгляда на социальную структуру, будем рассматривать символический интеракционизм в его сопоставлении с теорией Т. Парсонса и его идеей «единого акта», включающей совокупность предположений о поведении индивида в обществе. Как уже говорилось, в зависимости от угла зрения внимание может быть сфокусировано либо на ролевой структуре и социальных системах (структурный функционализм), либо на ролевом поведении и социальной практике (теория конфликта). Символический интеракционизм остается в рамках понятий «единого акта», не пытаясь изменить их. Он также видит социальную структуру как «сеть ролевых позиций», социальное действие — как сознательный выбор индивида, и в этом смысле он может быть тоже рассмотрен как фрагмент парсонианской теоретической системы, углубленно разрабатывающий проблемы самого действия и индивидуального выбора.

Остановимся на «Чикагской школе» символического интеракционизма по нескольким причинам: во-первых, к ней принадлежал крупнейший теоретик второго поколения интеракционистов — Герберт Блюмер(1900—1987); во-вторых, она создала наиболее четко выраженные теоретические конструкции, в наибольшей степени отличающиеся от построений структурного функционализма, несмотря на общность исходных положений.

К данной теории более  всего приложима аналогия общения: социальный мир демонстрирует такие же качества плавного течения, развития, творчества, какие мы находим в общении за обеденным столом. Фактически этот мир и состоит из «внутреннего» и «внешнего» общения (на том, что это такое, мы остановимся ниже) — такой взгляд на социум разделяют все теоретики интеракционизма, рассматривающие историческое развитие как детерминированное индивидуальным творчеством и, в свою очередь, детерминирующее его.

В наиболее краткой и  четкой форме основные предположения  этой теории изложены в работе Герберта Блюмера «Символический интеракционизм: Перспективы и метод»:

1. Человеческая деятельность  осуществляется в отношении объектов  на основании тех значений, которые  они им придают.

2. Сами значения есть  продукт социального взаимодействия (интеракции) между индивидами.

3. Значения изменяются  и применяются посредством интерпретации  — процесса, используемого каждым  индивидом в отношении знаков (символов), его окружающих.

Все представленные положения  являются следствием обобщения основных черт, которыми человеческое бытие отличается от существования животных. Сравнивая две этих сферы, интеракционисты останавливаются на языке как факторе, придающем решающее отличие человеческому взаимодействию. Они указывают на символическую природу языка, на его способность порождать одинаковые реакции на языковые 'конструкции при общении с любым индивидом, способность при обмене символами как бы ставить меня на место другого.

В то же время любой  языковой символ (слово) является частным  значением, возникшим в результате частного взаимодействия и имеющим договорную (контрактную) природу. Он считается следствием человеческого стремления к достижению практических результатов в кооперации друг с другом. Дж. Мид описывает процесс развития языка как интимный процесс, уподобляя его созданию собственного языка двух влюбленных в ходе ежедневного совместного общения. Такой же тонкий, внутренний процесс создания значений в ходе постоянного взаимодействия и составляет основной путь происхождения и развития социального мира. Мы создаем наш мир, определяя, обозначая его, придавая ему смысл : кусок дерева — всегда кусок дерева, в нашей деятельности он становится столом, стулом, прикладом ружья и т. д. Означая его, мы тем самым задаем роль, которую он будет играть во взаимодействии — за ним можно есть, читать, работать. Мы развиваем и изменяем значения, и с ними изменяется наш мир.

Знаки-символы способствуют отделению человека от мира физических вещей, помогают ему «сохранять дистанцию» по отношению к предметам, позволяя оперировать ими без прикосновения. Логические, да и просто мыслительные операции — действия с идеальными объектами (значениями, символами) предваряют любую практику. Существование языка позволяет нам отстраняться, обдумывать, выбирать. Все это вплотную приводит нас к понятию процесса интерпретации как основной движущей силы социального развития. До этого мы говорили о «внешнем» общении, в ходе которого мы все вместе создаем наш мир. Интерпретация — это «внутреннее» общение, общение между двумя частями (Дж. Мид называл их «фазами») нашего «Я». Наша сущность, душа, «самость» состоит из «Мое», что означает видение себя глазами других людей и которое возникает на основании способности языковых символов вызывать во мне ту же реакцию, что и в других людях; вторая сторона «Я» — то, как я воспринимаю себя сам — рассматривается Дж. Мидом как источник творчества, оригинальности и непосредственности. «Внутреннее» общение создает канал, через который проходят все образцы взаимодействия и все «внешнее» общение. На основании этих представлений символические интеракционисты создают оригинальную концепцию человеческой личности, называемую концепцией «обобщенного другого». Дж. Мид так объясняет суть этой концепции: