Мигранты и мигрантофобия в современной России

Введение 

В современном  мире одной из основных сил, определяющих облик XXI века становится миграция, являющаяся неотъемлемой компонентой процесса глобализации1. Прямым следствием масштабных перемещений мигрантов - в соответствии с потребностями быстро развивающихся экономик, по политическим, социальным и иным мотивам, - является все возрастающее этно-культурное и этно-конфессиональное разнообразие социумов.

 Оборотной стороной этнической эрозии локальных социумов становится возникающее напряжение между местным населением и мигрантами, которые по этническим, расовым, конфессиональным, социальным, культурным параметрам могут существенно отличаться от "аборигенов". Эти напряжения, фиксируемые во всем мире, особенно опасны для многонациональной России, в истории которой можно найти не только позитивные примеры межэтнических взаимодействий. Взаимоотношения между принимающими социумами и мигрантскими меньшинствами и являются предметом настоящей статьи.

 В России этническая принадлежность выступает сегодня определяющим маркером отношений "свой-чужой". По данным Фонда "Экспертиза", ксенофобские настроения разделяет большинство населения России, отрицательное отношение к лозунгу "Россия для русских!" преобладает только среди этнических нерусских. Особую озабоченность, наряду с динамикой, вызывают расширение социально-демографической базы ксенофобских настроений и аппеляция к ним практически всех политических сил, избирательность фобий по отношению к определенным этническим группам и ужесточение форм преследования "иных". [1]

Крайне негативно  отношение населения к чеченцам, азербайджанцам, другим выходцам с  Кавказа, представителям среднеазиатских  народов, цыганам. По данным мониторинга  Аналитического Центра Юрия Левады, 52,1% респондентов отрицательно относятся к чеченцам, половина опрошенных - к цыганам, каждый третий опрошенный россиянин - к азербайджанцам.  

Вирусу этнофобий  сегодня более подвержены жители мегаполисов, чем других поселений. Весьма настораживает подверженность этнофобиям молодежи: среди московской молодежи, например, негативное отношение ко всем этническим группам выше, чем среди москвичей. Молодежь демонстрирует сегодня более высокий уровень интолерантности, чем пожилые люди, - в отличие от 1990-х годов, когда на фоне этнических фобий старшего поколения, молодые были более терпимы к представителям разных этнических групп.

   Рассмотрим  предпросылки для возникновения  мигрантофобии в современной  России, с помощью анализа публикации  в СМИ выявим конфликтные стороны сосуществования между коренным населением и мигрантами.

  Одновременно с процессами глобализации, унифицирующими многие стороны жизни, все большую ценность для человечества приобретают культурные и индивидуальные особенности. Мы стремимся сохранить уникальность того знакомого, комфортного и безопасного мира, который называем своим, и преисполнены решимости защищать его. В наши дни человек так же, как он это делал всегда, продолжает упорно проводить видимые и невидимые границы, отделяя себя от чужих миров и людей и таким образом справляясь с порождаемыми ими страхами.

 В концентрированной форме эти страхи выражает слово «чужой» испокон веков пугающее человечество. Смысл, вкладываемый в это слово, не всегда однозначен. Если вместе с настороженностью «чужой» вызывает также интерес и любопытство, порождая амбивалентные чувства, то в этом случае «чужой» — это скорее «другой». Он нас одновременно и притягивает и отталкивает. Сама по себе такая эмоциональная двойственность не несет негативного значения, и у «чужого-другого» всегда есть шансы стать «своим».

  Но все же гораздо чаще в отношении к «чужому» начинает доминировать страх. Ведь исторически так сложилось, что люди всегда опасались непонятного, непознанного и незнакомого. Эрих Фромм в своей известной книге «Анатомия человеческой деструктивности» писал, что все чужое, представляя некоторый интерес, в то же время вызывает страх, подозрительность и отрицание, ибо требует неординарных решений. В этом случае «чужой» приобретает негативную валентность, так как помещенный в нашу собственную систему координат, не поддается испытанным способам восприятия, интерпретации и поведения . «Чужой» наполняется особой конкретностью, отличаясь привычками, ценностями, взглядами, и таким образом становится не «другим», а «чуждым», а это значит — «далеким, не имеющим ничего общего с кем-нибудь или чем-нибудь, инородным» (Ожегов, Шведова, 1997). Поэтому «чужих-чуждых» обычно сторонятся, отвергают, их считают виновниками проблем и бедствий, нередко принимают за врагов и ненавидят. И если такой стороной оборачивается рациональное чувство страха человека перед неведомым, то это не что иное, как ксенофобия — страх чужаков, неприязнь и враждебность по отношению к «чуждым», непохожим на нас отдельным людям и целым группам.

  В словаре Вэбстера ксенофобия — это «страх или ненависть к незнакомцам, или иностранцам, или к тому, что странно или чуждо». Литературное значение слова предполагает, что ксенофобы — это люди, которые не любят всех чужестранцев, их «инаковость». Такие определения показывают, что главным объектом ксенофобии всегда были незнакомцы или чужестранцы (xenos — посторонние, иностранцы). Причины здесь просты: исторически так складывалось, что появление чужаков, как правило, не предвещало ничего хорошего. В худшем случае они претендовали на поля и пастбища, на имущество, на жен. В лучшем случае — внедрялись в общество, принося с собой перемены. Хорошие или плохие, глобальные или незначительные — это другой вопрос, но чужаки представляли реальную угрозу сложившемуся образу жизни. Ксенофобия действует и на уровне личности и групп, и на уровне обществ и целых государств. Это важный психологический мотив конфликтов и войн, а также удобное орудие манипуляции, которым успешно пользуются националистические движения. Ее психологическая функция — защита от «других», которая может выражаться в стремлении к полной или частичной изоляции, в предрассудках, дискриминации, насилии.

 Ксенофобия  как ржавчина разъедает межличностные  отношения и негативно влияет  на личность. Мало того, что чувство  страха, лежащее в основе ксенофобии, уже само по себе разрушительно для личности, неприязнь, которую оно порождает по отношению к чужакам, имеет тенденцию к генерализации — распространению на представителей других групп. Социальными психологами открыта одна из закономерностей межгруппового восприятия: существование негативных стереотипов по отношению к какой-либо группе значительно повышает вероятность наличия негативных стереотипов и по отношению к другим группам.

 Выполняя  функцию изоляции, ксенофобия мешает  развитию конструктивного межкультурного диалога и тормозит прогресс человечества. Ее проявления чреваты насилием, конфликтами, конфронтациями, терроризмом. Здесь нас должны чрезвычайно беспокоить не только беспощадные террористические акты (Нью-Йорк, Кашмир, Иерусалим, Москва), но и войны, которых, к сожалению, в современном мире не стало меньше. Начиная с 1980-го года, и уже в новом тысячелетии были или еще идут войны почти в 30 странах мира. Особенно тревожит, что свыше 90% погибающих на этих войнах — гражданское мирное население.

 Термин «фобия» происходит от имени греческого бога страха Фобоса, которого древние греки изображали на своих щитах для устрашения врагов. Фобия — это скрытый, неосознанный страх, питающийся иррациональными импульсами. Ксенофобия относится к числу социальных фобий, для которых характерен иррациональный страх при взаимодействии с другими людьми, иррациональный потому, что он всегда несоразмерно больше, чем существующая реальная опасность.

  В современном обществе ксенофобия распространяется на очень широкий круг объектов, в соответствии с которыми выделяют следующие ее виды:

расовые и этнические фобии (этнофобии), определяющие предубеждение  и дискриминацию по отношению  к лицам другой расы или этнической группы (например, белый и черный расизм, антисемитизм, синофобия — фобия по отношению к китайцам, и др.); религиозные фобии, определяющие страх и предубеждение по отношению к приверженцам различных религиозных ориентаций (например, исламофобия, фобии по отношению к представителям различных религиозных культов); фобии по отношению к группам, отличающимся по социальным, культурным, материальным и физическим признакам.

 В последнюю группу входит широкий круг социальных фобий, многие из которых давно находятся в сфере внимания ученых и поэтому получили специальные и уже хорошо известные названия. Это, например, мигрантофобия — предубеждение и дискриминация против беженцев, вынужденных переселенцев, лиц, ищущих убежище.

 Стремление человечества разделять мир на «своих» и «чужих» неистребимо. Такая особенность человека может быть использована в разных целях, в том числе и в таких, которые эквивалентны территории, власти, капиталу и материальным ценностям. Как правило, эти цели остаются за кадром. А вот поводы, которые изобретаются для их реализации и даются на откуп массовому сознанию, часто не отличаются особой аргументированностью. Нелепые и абсурдные, они, тем не менее, могут поднять на мятеж толпы людей, спровоцировать кровопролитные войны. В изобилии такие примеры представлены в литературе. С детских лет мы все помним истории фантастического противостояния «тупоконечников» и «остроконечников» Джонатона Свифта («Приключения Гулливера»), или «долговязов» (худых и трудоголиков) и «толстопузов» (упитанных и релаксирующих) Андре Моруа («Долговязы и толстопузы»).

 Это художественная литература, но множество похожих примеров можно найти и в реальной истории. Не все ли равно, на каком языке молиться единому Богу? Но это один из поводов, повлиявших на уровне массового сознания на возникновение кровавого противостояния католиков и протестантов в ХVI—XVII вв. Так ли уж важно, двумя или тремя перстами совершать крестное знамение? Но это тоже один из поводов, определивших конфронтацию старообрядцев и новообрядцев на Руси в XVIII веке после реформы церкви. Если перейти к более частным примерам, то не трудно отыскать и гастрономические ксенофобии, как у Свифта. Например, для объяснения негативного отношения к русским эмигрантам в 20-е годы прошлого века французам было достаточно того, что русские отрезали у сыра корочку. Как мы видим, для ксенофобии не нужны основания, достаточно поводов.

ксенофобия нередко превращается в социально опасный психологический феномен: когда различия между людьми сами по себе начинают восприниматься как проблема, когда этих различий боятся — тогда «чужие» из «других» превращаются в «чуждых», вызывают страх и воспринимаются как угроза нашей позитивной идентичности и привычному образу жизни. Страх порождает неприязнь, которая может перейти в ненависть и враждебность. И тогда психологический механизм «мы — они» активизируется в полной мере и определяет формирование негативных стереотипов и предрассудков, отталкивающих образов врага, разных форм дискриминации, становится причиной «охоты на ведьм» и поисков «козлов отпущения».

  Посредством персонификации страх рационализируется, а агрессия канализируется: всегда находятся «козлы отпущения» и враги. Похоже, что их поиск — это одно из любимых занятий человека во все времена. У древних евреев «козлами отпущения» были настоящие животные. В специальные «дни искупления» священнослужитель приводил на главную площадь старого козла, на которого каждый член общины возлагал свои грехи. После этой психотерапевтической процедуры отягощенный людскими грехами козел изгонялся в пустыню. В древних Афинах ту же функцию выполняли фармаки — рабы, которых в дни бедствий или войн водили по городу в качестве бесплатного и безответного объекта для всех возможных форм оскорблений и издевательств. Затем происходила церемония избавления от фармака. Это жертвоприношение умиротворяло и объединяло афинян. [4]

  В средние века, а также в начале нового времени поиск «козлов отпущения» приобрел чудовищный размах в форме печально известной «охоты на ведьм». Она длилась несколько столетий — с середины XVI до XVIII века и проходила наиболее интенсивно в Германских государствах, Швейцарии, Франции и Шотландии. По самым скромным подсчетам «охота на ведьм» унесла от 60 до 100 тысяч жизней. Важным фактором распространения ведовской истерии послужили демонологические ученые трактаты — разъяснения о существовании дьявольских сил, виновных в различных бедах и несчастьях (неурожаях, войнах, эпидемиях и др.), доказательства их реальности и подробные инструкции по поиску и искоренению ведьм. Самыми известными знатоками ведьмовского мира были признаны монахи-доминиканцы Якоб Шпренгер и Генрих Инститорис, написавшие в 1487 году по поручению папы Иннокентия VIII знаменитый трактат «Молот ведьм». Этот трактат, несколько столетий инициировавший и регламентировавший ведовские судебные процессы, сыграл большую роль в том, что подавляющей частью жертв охоты на ведьм стали женщины. Ответ на вопрос, почему женщины более склонны к колдовству, помещенный в начале трактата, проникнут убежденным женоненавистничеством и однозначно задает вектор поиска главных врагов и источников бед человечества (Шпренгер, Инститорис, 2001).[4]

 В современном обществе «козлами отпущения» часто становятся мигранты, пытающиеся адаптироваться в чужом городе. На них обыватель сваливает свои беды и неудачи. Ритуалы очистительной и искупительной жертвы и смещения агрессии давно изменились, но психологическая суть осталась прежней — мы ищем виновных, чтобы справиться со страхами, чувством неудовлетворенности и собственной неполноценности. А тот, кто виноват, и есть враг. «Козлами отпущения» в расчете на безнаказанное отпущение грехов выбирают слабых, тех, кто не может за себя постоять и дать отпор.

 Мигрант – лицо, совершающее территориальное передвижение (миграцию) со сменой постоянного места жительства и работы навсегда или на определенный срок (от 1 дня до нескольких лет), и мигранты – социальные группы лиц, совершающие миграционное движение.

 Проблема отношения к мигрантам, судя по всему, не только стоит особняком в общей миграционной проблематике, но подчас выходит за ее пределы, характеризуя состояние российского общества в целом, его важнейшие ценностные представления и поведенческие аспекты. С некоторой натяжкой здесь можно применить известный афоризм: в современной России мигрантофобия возможна и без значительного числа мигрантов. Уровень враждебности по отношению к иноэтничным и иноконфессиональным группам, да и просто к приезжим, непропорционально велик в сопоставлении с реальными изменениями условий жизни коренного населения, которые вызывает или может вызывать миграция. Одним из доказательств этого тезиса может служить то обстоятельство, что настороженность, неприязнь и желание выдворить из своей среды обитания "чужаков" проявляются и по отношению к тем группам, чьих представителей большинство мигрантоненавистников редко видит хотя бы издали, не говоря уже о том, чтобы непосредственно контактировать с ними в повседневной жизни.