В новейшей политической социологии
веберовская социология власти оказала
весьма значительное влияние на ее интерпретацию
в рамках структурно-функционального
подхода. Смысл данного подхода в том,
чтобы поставить власть в контекст более
крупной социальной системы, какой является
общество в целом, попытаться на этой основе
построить собственно социологическую,
а не политологическую модель власти.
В результате возникает возможность использовать
концептуальные схемы, разработанные
в политической экономии, теории систем
и игр, для анализа политических явлений.
Исходя из интерпретации
власти в контексте теории систем,
Парсонс и Истон разработали соответствующую
концепцию власти, попытались раскрыть
механизм ее функционирования, анализируя
инфраструктуру системы власти — характера
полученной ею информации из внешнего
мира, способы ее переработки и, наконец,
принятие решений [26]. Продемонстрировано,
в частности, что от степени гибкости данной
системы (развития горизонтальных и вертикальных
каналов коммуникаций) зависит оперативность
этих процессов, а в конечном счете эффективность
действия системы в целом. Принцип разделения
властей получил новую интерпретацию.
С точки зрения системного анализа, важная
проблема — критерии распределения и
перераспределения власти. Ими становятся,
как правило, социальная стратификация
вообще, и иерархия власти в частности,
подразделение в соответствии с выполняемыми
функциями и компетенцией. На этой основе
возможно применение теории социального
действия Парсонса для интерпретации
отношений власти. Согласно данной теории,
место индивида, группы или института
в социальной иерархии, с одной стороны,
и выполняемые ими функции — с другой,
определяют их поведенческие установки,
ориентиры и цели деятельности в обществе.
Изучение ролей и их изменений позволяет
далее раскрыть процесс принятия решений,
т.е. понять механизм функционирования
власти в обществе. Благодаря этому может
быть лучше понята дискуссия в западной
социологии по такой проблеме, как власть
в рамках «феномена нулевой суммы». Известно,
что для классической теории систем характерно
выведение их существования из неравномерного
характера распределения энергии. Отношения
власти, общественная борьба рассматриваются
как своего рода изменяющийся энергетический
потенциал общества. В соответствии с
этим подходом различаются гибкие (открытые)
общественные системы и негибкие (закрытые),
в которых противодействующие силы, замкнутые
друг на друга, создают антагонистические
противоречия, гибельные для системы в
целом. Динамическая модель системы исходит
из того, что всякая организация, особенно
формальная, для достижения своих целей
стремится к оптимизации своих функций,
унификации структуры и рационализации.
Различие принципов организации социальной
системы (открытой или закрытой) наиболее
полно проявляется в ходе таких универсальных
процессов, как рационализация, формализания
и бюрократизация общества, отражается
в функционировании основных социальных
институтов и структур, собственно — политической
власти, роль которой неизмеримо возрастает
в авторитарном режиме, ибо она становится
безраздельным хозяином положения во
всех сферах жизни и деятельности общества.
В условиях модернизации и
связанной с ней концентрации
экономической, военной и политической
власти рост влияния бюрократии вообще
и правящей элиты в особенности
можно считать закономерным процессом.
С этим связано исключительное внимание,
которое в современной социологии
уделяется изучению элитных групп,
прежде всего политической элиты. Под
элитой понимается социальный слой, занимающий
командные высоты в какой-либо сфере деятельности
и имеющий благодаря этому возможность
оказывать непосредственное влияние на
принятие важнейших решений. Теория элиты
— одно из наиболее важных открытий социологической
мысли XX в. Само открытие особого «политического
класса», «властвующей элиты», заслуга
которого принадлежит таким классикам
политической социологии, как Г.Моска,
В.Парето, Р.Михельс и русский ученый М.Я.Острогорский,
стало качественным скачком в развитии
политической мысли, позволило объяснить
механизм функционирования всякого государства,
партий, лидеров [27]. Особое внимание привлекает
анализ элитных групп, которые непосредственно
руководят текущим политическим процессом.
Если в демократическом обществе (где
имеет место плюрализация правящих групп)
такая элита может быть признана достаточно
открытой, гибкой, связанной с элитами
другого порядка прямыми каналами коммуникаций,
то в обществах с тоталитарным, или, вернее,
авторитарным характером политической
системы данная элита играет гораздо большую
роль, отделена от прочих элитных групп
и функционирует весьма обособленно1.
Как показывают новейшие эмпирические
исследования, значение правящих элит
особенно возрастает в переломные критические
моменты, когда выход из кризиса возможен
лишь в результате быстрых решений и целенаправленной
политики по их проведению в жизнь.
В политической социологии традиционной
темой дискуссий стал вопрос о
том, насколько совместимо с демократией
само существование элитных групп.
Из классической теории элиты известно,
что демократия в чистом виде невозможна.
На этом основании некоторые современные
ученые (например, Р.Даль) считают необходимым
заменить традиционное понятие «демократия»
новым — «полиархия», точнее передающим
реальную расстановку политических сил
[29]. Всякая демократия осуществляется,
согласно данному мнению, обособленной
группой людей, которой делегируются определенные
полномочия. В результате она перестает
быть подлинной демократией, уступая место
олигархии избранного меньшинства. Следуя
данной логике, бессмысленно говорить
о каком-либо разделении властей, ибо власть
всегда находится в руках правящего меньшинства,
не заинтересованного в ее разделении
[30]. Среди социологов есть как сторонники
такой точки зрения, так и ее противники.
По мнению последних, развитие демократии
(если иметь в виду представительную демократию
современности), возможно в результате
растущего соперничества различных элитных
групп, составлявших некогда одну монолитную
элиту. В основе процесса плюрализации
элит — сложность управления, необходимость
более широкого привлечения специалистов,
дифференциация и профессионализация
элитных групп. Таким образом, демократия
может быть обеспечена не только и не столько
путем разделения властей, сколько благодаря
разделению элит, конкуренции групп власть
имущих, их борьбе за влияние в обществе.
Принципу разделения властей при этом
отводится весьма важное место, поскольку
он способствует институционализации
различных элитных групп, обеспечивает
их взаимный контроль.
Если рассматривать демократизацию
общества в контексте теории социальных
изменений, то в перспективе она
предстает не как расширение представительства
масс, которое далеко не беспредельно,
а прежде всего как формирование
особого квалифицированного правящего
класса, которому свойствен ряд основных
черт. Это растущее число элитных групп
с параллельным уменьшением их власти;
разрушение их исключительного статуса
в глазах общества, т.е. превращение из
привилегированных в профессиональные;
изменение качественного состава элитных
групп, в которых должны преобладать ученые-специалисты
в области экономики, политики, права и
т.д., а не функционеры традиционного типа.
Демократизация социальных отношений
снизу и их рациональная организация сверху
позволят избежать крайностей и обеспечить
условия для социального прогресса.
* * *
В эволюции теории разделения
властей четко прослеживается ряд
основных этапов. Первый. Формирование
представлений о необходимости
разделения властей для обеспечения
свободы индивида, охватывающее период
с древности (когда эта идея впервые
появилась в теоретических трудах
о политике) до начала Нового времени.
Второй. Систематическое теоретическое
обоснование принципа разделения властей
в эпоху кризиса абсолютизма
и перехода к парламентскому строю
в странах Западной Европы и Америке,
когда он был положен в основу
переустройства всей политической системы
и нашел закрепление в первых
конституциях. Именно в эпоху Просвещения
и Французской революции теория
разделения властей Монтескье получила
завершенное теоретическое оформление
и проверку на практике, дав импульс
различным моделям политического
устройства Нового и Новейшего времени
— конституционной монархии, президентской
и парламентской республикам. Третий
этап интерпретации данной теории связан
с конституционным развитием XIX в.,
на протяжении которого европейская
политическая мысль стремилась найти
оптимальное соотношение социальной
трансформации и решения задач
политической модернизации, радикальных
социальных реформ и возможности
их осуществления правовым путем, с
сохранением легитимности и преемственности
традиционных (монархических) властных
структур. Такая постановка в XIX в. получила
распространение (и теоретическое
обоснование) главным образом в
странах Центральной и Восточной
Европы, где сочетались, с одной
стороны, консервативные (феодальные)
социальные институты, подлежащие уничтожению,
а с другой — традиции сильной
государственной власти. В результате
сам принцип разделения властей
претерпел (в Германии, Австро-Венгрии
и России) существенные модификации:
интерпретировался в рамках либеральной
концепции монархического конституционализма
и его эволюции в направлении к правовому
государству. Четвертый этап развития
теории разделения властей приходится
на переломную эпоху начала XX в. Кризис
традиционных социальных и политических
институтов в условиях мировой войны и
революции поставил под сомнение саму
возможность сохранения правового государства.
С этим связана всесторонняя критика принципа
разделения властей как крайне правыми,
так и крайне левыми идеологами, доказывавшими
теоретическую невозможность его реализации
и практическую неэффективность организации
политической системы. В условиях военной
и послевоенной экономической ситуации,
требовавшей мобилизации ресурсов и концентрации
политической власти, вопрос о разделении
властей начинает рассматриваться как
второстепенный даже в странах с устойчивыми
традициями демократии и парламентаризма.
Данный принцип подвергается эрозии, его
содержание видоизменяется и сводится
исключительно к возможности более рациональной
административной организации, проведению
функционального разграничения органов
власти и политических институтов. Еще
более негативно воспринимается концепция
разделения властей в государствах, где
победили тоталитарные или авторитарные
режимы. В Германии, России, Испании и других
странах с однопартийными или военными
диктатурами принцип разделения властей
отбрасывается полностью и превращается
в символ отжившей либеральной демократии.
Однако сама непримиримость идеологов
этих режимов в отношении разделения властей
указывает на слабое место их построений
— невозможность обеспечить гарантии
свободы общества и индивида перед лицом
власти. Пятый этап развития рассматриваемой
теории приходится на послевоенный Период,
когда в 50-е гг. западная политическая
мысль вновь обратилась к принципу разделения
властей, видя в нем краеугольный камень
демократического строя и гарантию от
возрождения тоталитарной угрозы. Дискуссии
того времени не являются, однако,, простым
повторением классических постулатов
правовой науки предшествующего периода,
но вносят в их понимание много нового.
Фактически возникает новый научный синтез
правовых концепций прошлого и выводов
социологической науки Новейшего времени,
обогащенных анализом политической реальности
XX в. Можно сказать, что новая либеральная
парадигма вобрала в себя критический
потенциал, который характерен для интерпретации
разделения властей в авторитарных доктринах
начала века. На этой основе в 60-70 гг. формируется
современная концепция принципа разделения
властей, которая в обогащенном виде продолжает
свое существование и в наши дни. Суть
этой концепции состоит в системном анализе
всякого политического режима, при котором
преимущественное внимание уделяется
механизму власти, движущим силам, структуре
и функциям. Это помогает конструировать
динамическую модель развития политической
системы в целом, выявить роль государства
и отдельных институтов.
Данный подход позволяет
сформулировать основной вывод о
месте принципа разделения властей
в современном обществе и государстве.
Однако прежде необходимо установить,
какой конкретный смысл вкладывается
в понятие «разделение властей», поскольку
на всем протяжении своего существования
оно наполнялось различным содержанием.
Важно, далее, дифференцировать типы политических
режимов, в которых реализация принципа
разделения властей имеет существенную
специфику. Наконец, следует исходить
не только из статической картины данной
политической системы, но проследить динамику
ее развития, выявить общую тенденцию.
При таком подходе удастся избежать неоправданного
априоризма, свойственного современным
дискуссиям о разделении властей.
Следуя данной логике, можно
констатировать: модель организации
политической власти, которая была
предложена Монтескье и выражена
в теории разделения властей, выдержала
проверку временем и остается стержнем
всякой демократической политической
системы. Безотносительно к форме
государственного устройства (президентская
или парламентская республика) принцип
разделения властей является формальной
гарантией политической свободы
общества. Что касается существа дела,
то (как показала современная политическая
социология) все гораздо сложнее:
формальная гарантия политической свободы
еще не означает ее реальной гарантии.
При анализе этой проблемы центральное
место справедливо уделяется
структуре власти и механизму
управления в каждом конкретном обществе.
Это совокупность признаков политической
системы, которую Монтескье обозначил
понятием «природа правления». Современная
наука определяет ее как характер
политического режима.
Одним из важнейших достижений
политической науки XX в., в отличие
от правовой науки XIX в., является как
раз то, что она перешла от анализа
формальной структуры власти к исследованию
ее подлинной или реальной организации,
продемонстрировав на конкретных примерах
нашего времени разрыв между нормой
и действительностью, декларациями
политической власти и ее конкретной
практикой. В этом контексте принцип разделения
властей выступает как некий абстрактный
идеал, своего рода идеальный тип, который
едва ли находит практическое применение
в условиях современного политического
процесса и затемняет подлинные правила
борьбы за власть. Мы видели, однако, что
данный тезис скептиков таит семена своего
разрушения: если даже допустить существование
единой политической элиты в современном
плюралистическом обществе, из этого не
следует, что соперничество составляющих
ее групп не может идти по линии разделения
властей.
Таким образом, институт разделения
властей выступает организационной
формой распределения интересов
властных групп, задавая им правила
игры в рамках демократической политической
системы. Существуют, однако, другие (и
более серьезные) аргументы против
применения принципа разделения властей
на практике. Они также исходят
из противопоставления формальной юридической
декларации и реальной практики политических
режимов тех стран, которые еще
только встают на путь социальной и
политической модернизации по образцу
европейских государств. Тот факт,
что в этих странах продолжают
сохраняться традиционные социальные
институты позволяет усомниться
в правомерности единовременной
ломки политических структур и создания
на их месте демократических институтов.
Речь идет о странах, находящихся
на посткоммунистической стадии развития,
или просто традиционалистских обществах,
сохраняющих многие архаичные элементы
социальной организации. Рационализация
приводит здесь к парадоксальной
ситуации: последовательное проведение
принципа разделения властей и создание
соответствующих политических институтов
демократического общества (парламента,
президентской власти, независимого суда)
способствуют не установлению западной
либеральной демократии, а наоборот, —
ревитализации отживших политических
структур и слоев. Элементы системы разделения
властей становятся формой институционализации
консервативных сил, выступающих против
радикальных социальных преобразований,
а борьба властей часто является ничем
иным, как столкновением различных традиционалистских
элитных групп — номенклатуры, феодальной
аристократии, poдовых кланов и т.д. В этих
условиях можно говорить лишь о мнимом
конституционализме, квазидемократии,
профанации идеи разделения властей. С
такой ситуацией мы сталкиваемся в современной
России. Многие специалисты на этом основании
отмечают бесперспективность и даже вредность
социальных институтов, имеющих западное
происхождение и способных реально функционировать
только в условиях сложившегося гражданского
общества. В подобных (нерационализированных
и неправовых) политических системах проведение
принципа разделения властей создает
анархию, политический вакуум, способствует
установлению новой тирании.
Эти аргументы не могут
быть приняты сторонниками демократических
преобразований. Справедливо утверждение,
что демократические институты
не действуют в состоянии правового
вакуума. Однако не менее справедливо
и обратное: право не может возникнуть
спонтанно без тех институтов,
регулировать деятельность которых
оно призвано. Поэтому основное противоречие
политической системы в период радикальной
модернизации нельзя преодолеть при
сохранении политической системы и продолжении
ее эволюционного развития. Оно может
быть разрешено только путем ее разрушения
извне — силой, которая способна провести
радикальные преобразования, изменяясь
в то же время сама. Этой силой является
государство, точнее, те элементы правящей
элиты, которые ясно осознают перспективные
цели движения общества и стремятся реорганизовать
государственную машину в соответствии
с ними. Механизм разделения властей может
способствовать институционализации
как сторонников, так и противников этого
процесса, поэтому вся борьба предстает
как столкновение различных ветвей власти
между собой. Основное значение данного
механизма в ходе реформ и заключается
в том, что он постепенно вводит в сознание
общества идею о социальном контроле над
распределением и удержанием властных
полномочий различными политическими
силами.
Мы говорили выше о необходимости
преодолеть статический характер интерпретации
разделения властей и перейти
к динамической его модели, предполагающей
известную перспективную цель всего
движения. При этом лучше всего
проявляется универсальное значение
принципа разделения властей как
способа разрешения социального
конфликта. В ходе порожденного модернизацией
социального конфликта и его
разрешения победительницей из соперничества
властей должна выйти та из них, которая
в большей мере связала судьбу
с достижением перспективной
цели политической модернизации. Разрешая
социально-политический конфликт, она
«на ходу» должна преобразовать
сама себя в соответствии с запросами
общества, интересами политической борьбы
и поставленной целью.
Литература
1. Медушевский А.Н. Либерализм
как проблема современной западной науки
// Вопросы истории. 1992. N. 8-9.
2. Breuer St. Sozialgeschichte des Naturrechts. Opladen:
Westdeutscher Verlag, 1983.
3. Duguit L. Traite de Droit Constitutionnel. Vol.2.
La Theorie Generale de l'Etat. Paris,
1923. P.541.
4. Duguit L. Manuel de Droit Constitutionnel. Paris,
1918. P.158.
5. Friedmann W. Legal Theory. London: Stevens &
Sons, 1949.
6. Вильсон В. Государство:
Прошлое и настоящее институциональных
учреждений. М: Саблин, 1905.
7. Burdeau G. Traite de Science Politique. Т. V.
Les Regimes Politiques. Paris: Ancienne librairie fontemoing, 1985.
P.314-315.