Формирование идей общества

К этой же традиции принадлежит  и один из главных предшественников социологии, французский философ, историк  и писатель Шарль Монтескье (1689–1755). Правда, он признает, что  естественное состояние – это дообщественная стадия существования человека. Но вместе с тем он настаивает на том, что стремление жить в мире, согласии и, шире, в обществе себе подобных – это изначальная естественная тенденция, присущая  человеку. В своем главном сочинении “О духе законов” (1748) он утверждает, что существуют четыре основных “естественных закона” человека, т. е. человека, находящегося в “природном состоянии”: 1) стремление жить в мире с другими; 2) стремление добывать себе пищу; 3) просьба, обращенная одним человеком к другому; 4) желание жить в обществе [5, 166].

Монтескье внес важный вклад  в понимание сущности социальной реальности. Он отвергал позицию социального  номинализма и в то же время  не был социальным реалистом. Монтескье  подчеркивал взаимосвязь и взаимодействие между индивидами в качестве признака социальности, выразив это в формуле: “Общество есть союз людей, а не сами люди” [там же, 276].

В целом, однако, у европейских  мыслителей XVII–XVIII вв. преобладал взгляд на общество (отождествляемое с государством) как на искусственное изобретение  человеческого разума, результат соглашения между людьми и воли законодателей. Общественный договор в таком понимании выступал не просто как переход из одного общественного состояния (естественного) в другое (гражданское), а как процесс или акт перехода из внеобщественного, дообщественного или антиобщественного состояния – в общественное. Иными словами, договор выступал как реальный или гипотетический акт создания общества (государства). При этом общество в основе своей рассматривалось как сумма составляющих его индивидов, руководствующихся прежде всего стремлением к самосохранению и благополучию и объединяемых в общество только договором, который заключается добровольно или вынужденно. Общество в такой интерпретации выступает как более или менее искусно сконструированная машина. Такой позиции, в частности, придерживались английский философ Джон Локк (1632–1704), большая часть французских просветителей, немецкие мыслители С. Пуфендорф, X. Вольф (1679–1754) и др. Наиболее значительные теории  подобного рода были разработаны английским философом Томасом Гоббсом (1588–1679) и французским мыслителем Жан-Жаком Руссо (1712–1778).

Согласно Гоббсу, “естественным  состоянием людей до объединения  в общество была война, и не просто война, а война всех против всех” [6, 291]. Поскольку люди в естественном состоянии равны, эта война не может окончиться ничьей победой. Такое  состояние, в котором “все позволено  всем” [там же, 292], не может быть благом для человека. Поэтому он, стремясь к самосохранению, в силу опять-таки “естественной” необходимости заинтересован  в прекращении взаимной вражды и  установлении мира. Но как его достичь?

Гоббс признает, что человек от природы стремится жить в обществе. Но это не значит, что он рождается способным жить в обществе: “Ибо одно дело – стремиться, другое – быть способным” [там же, 285, прим.]. Человек способен жить в обществе не от природы, а благодаря знанию как пользы общества, так и вреда его отсутствия. Между тем, младенцы и невежды (все люди бывают первыми, а многие вторыми) не понимают смысла общественного состояния.

Гражданское общество (государство) – это, согласно Гоббсу, “произведение  искусства”, продукт договора между  людьми. Для того, чтобы договор был эффективным, прочным и соблюдался, он должен базироваться на устрашении. Заключая его, люди тем самым отказываются от своих прав в пользу некоего органа или лица, воплощающих государственную власть. Государство внушает страх своим подданным, заставляя их подчиняться себе; умиротворяя их таким образом, оно действует ради их же блага. Вот почему Гоббс в своем самом знаменитом сочинении, озаглавленном “Левиафан” (1651), сравнивает государство, с одной стороны, с машиной и человеческим организмом, с другой – со страшным библейским морским чудовищем, Левиафаном, о котором говорится в книге Иова [7].

Подчеркивая благотворное значение всемогущества государства для  его подданных, Гоббс, который был  противником разделения властей, не учел, однако, того, что всемогущее государство (и это показал исторический опыт) нередко превращается в машину, работающую ради собственных нужд, и не ради блага людей, а против них.

Жан-Жак Руссо в своих  сочинениях “Рассуждение о происхождении  и основаниях неравенства между  людьми” (1755), “Об общественном договоре” (1762) и др., как и Гоббс, исходит  из представления о том, что люди в естественном состоянии равны  между собой, а общество, тождественное государству, является результатом договора. Правда, в отличие от Гоббса, он не считает, что люди от природы враждебны друг другу. Человек в его понимании по своей природе добр, свободен и самодостаточен; он просто не нуждается в других людях. Наступает, однако, момент, когда люди не могут больше оставаться в естественном состоянии в силу “естественных” же причин и вынуждены, под угрозой гибели человеческого рода, путем заключения общественного договора перейти в гражданское состояние [8, 160].

Рассматривая общество как  продукт договора между индивидами, Руссо вместе с тем считает, что  возникшая в результате договора ассоциация начинает жить собственной  жизнью, по своим собственным законам. Это нашло выражение в таких понятиях, как “общая воля” (отличная от “воли всех”) [там же, 170]; “общий интерес”; “суверен”, понимаемый как “коллективное существо” [там же, 168]; “народ” как высшая сущность и источник политической власти; “гражданская религия” и т. п. Эти понятия отражают сильную социально реалистическую тенденцию в его теории. Она прослеживается и в понятиях “политический организм” и “общественный организм”, и в аналогиях между обществом (государством) и человеческим организмом. Так, Руссо уподобляет верховную власть голове; законы и обычаи – мозгу; торговлю, промышленность и сельское хозяйство – рту и желудку; общественные финансы – крови и т. д. [9, 113]. Эти представления об обществе получили впоследствии продолжение в классической социологической мысли.

Ряд мыслителей XVII–XVIII вв. стремились соединить взгляд на общество как  на естественное образование со взглядом на него как на образование искусственное. К ним относятся, в частности, нидерландский философ Бенедикт Спиноза (1632–1677), английский философ Антони Шефтсбери (1671–1713), шотландские мыслители Адам Смит (1723–1790) и Адам Фергюсон (1723–1816), немецкий философ Иммануил Кант (1724–1804) и др.

Не следует, однако, преувеличивать противоположность указанных двух точек зрения на сущность социальности и ее происхождения. И первая (общество – произведение природы), и вторая (общество – произведение человеческого искусства) основывались на представлении о том, что общество жизненно необходимо для человека и соответствует его фундаментальным потребностям.

К тому же “естественное” и  “искусственное” в XVII–XVIII вв. еще  не противопоставлялись друг другу  столь резко, как впоследствии. Природа  воспринималась как своего рода искусственный, разумно сконструированный механизм, а искусство – как подражание природе и высвобождение заключенных  в ней сил и возможностей. Отсюда часто встречающиеся в это  время сравнения общества (государства) то с машиной, то с организмом (например, у Гоббса или Руссо), причем сравнения  эти иногда буквально соседствуют  друг с другом. Дело в том, что  слова “машина” и “организм” воспринимались тогда почти как синонимы и  в латинском языке (который еще  не вышел из употребления в ученых трактатах), и в живых европейских  языках. Слово “машина” означало любое  соединение частей, образующих единое целое: живое и неживое, одушевленное и неодушевленное.

На рубеже XVIII–XIX вв. в европейской  социальной мысли возникает реакция  против социального номинализма  и индивидуализма; одновременно это  была реакция против господствовавшего  ранее представления об обществе как искусственном порождении интеллекта и воли человека. Различие между “естественным”, сформировавшимся без участия человеческой или божественной воли, и “искусственным” начинает ощущаться все более явственно. Вместе с тем начинает ощущаться различие между обществом и государством: их уже не только не отождествляют, но и противопоставляют друг другу.

За государством еще признается некоторый элемент “искусственности”, поскольку оно очевидным образом  формируется и управляется людьми (монархами, законодателями, чиновниками). Но в обществе все чаще видят “естественное” образование, формирующееся и развивающееся  само-произвольно и живущее по своим собственным законам, не лежащим на поверхности и еще не познанным. Общество рассматривается как сущность, скрытая, но незримо присутствующая “за” государством, находящаяся в его основе. Государство и его институты, согласно новым взглядам, хороши и эффективны лишь тогда, когда они соответствуют этой скрытой фундаментальной реальности, опираются на нее.

Реакция против просветительских идей отчасти была направлена и против их практического воплощения – Великой  Французской революции. Консервативные социальные мыслители обвиняли Просвещение  и Революцию в том, что во имя  искусственно сконструированных идеалов  они разрушили социальные связи  и утвердили анархию в обществе.

Наиболее решительными критиками  просветительских идей были британский политический деятель и мыслитель  Эдмунд Бёрк ( 1729–1797) и французские философы Жозеф де Местр (1753–1821) и Луи де Бональд (1754–1840). В противовес многим мыслителям XVII–XVIII вв. они возродили взгляд на общество как на естественное образование, которое не сводится к сумме составляющих его индивидов, а предшествует им и формирует их. Эти мыслители подчеркивали органическую целостность и индивидуальность каждого общества, которые основаны на традиции. Разрушение традиционных начал в обществе приводит его к деградации и гибели, и, наоборот, их сохранение и культивирование – основа его прочности и процветания. “Общество – это действительно договор, но договор высшего порядка. Его нельзя рассматривать как коммерческое соглашение о продаже перца, кофе и табака... Общественный договор заключается не только между ныне живущими, но между нынешним, прошлым и будущим поколениями”, – писал Э. Бёрк в “Размышлениях о революции во Франции” (1790) [10, 90].

В противоположность просветителям, подчеркивавшим первостепенное значение разума в формировании и развитии общества, традиционалисты выдвигали  на первый план иррациональные факторы  жизни общества и человека: подчинение традиционным установлениям, религиозные  чувства и веру.

На эти же факторы обратили особое внимание романтики, чье влияние  охватило самые разные стороны европейской  культуры рубежа XVIII–XIX вв. Подобно  традиционалистам они рассматривали  общество как органическое целое, обладающее своей собственной индивидуальностью. Такой же подход к обществу обосновывали представители немецкой исторической школы права Карл Савиньи (1779–1862) и Фридрих-Георг Пухта (1798–1846). Они разрабатывали теорию неизменного “народного духа”, который определяет характерные черты институтов данного общества. Процесс развития государства – это результат самораскрытия “народного духа”, поэтому законодательство должно максимально соответствовать его особенностям.

Понятие “народного духа”  или “духа народа” как сверхиндивидуальной, всемогущей основы социальных институтов использовали и представители немецкой классической философии, в частности  Фихте и Гегель. Гегель (1770–1831) интерпретировал  общество в духе социального реализма, подчеркивая, что оно независимо от своих членов и развивается  по своим собственным законам. Он различал три вида социальных образований, рассматриваемых как этапы развития человеческой свободы: семью, гражданское  общество и государство. Государство  он понимал как естественно сформировавшийся “организм”, так как все его  части составляют органы единого  целого и существуют ради этого целого [11, 293–294]. Что касается гражданского общества, то это не организм, а лишь опосредованная трудом “система потребностей”, которая через государство, предшествующее ему, получает свою определенность. Гражданское  общество, по Гегелю, совпадающее с  утверждением буржуазного строя, основано на господстве частной собственности  и всеобщем формальном равенстве  людей [там же, 233 и сл.].

Хотя в теории познания Гегель был радикальным рационалистом, он, в отличие от философов-рационалистов  предыдущих двух столетий, не считал общество продуктом разумной деятельности людей. Он подчеркивал, что между целями и стремлениями людей, с одной  стороны, и реальными социальными  результатами их деятельности – с  другой, существуют значительные расхождения.

Вместе с идеей “естественного”  общества в целом усиливается  внимание к его “естественным” составляющим, т. е. обществам меньшего масштаба: социальным классам и группам. Эти категории рассматриваются  как отличные от традиционных и общепризнанных сословных и корпоративных делений. Еще Адам Смит различал в современном  ему обществе три основных класса: земельных собственников, капиталистов и наемных рабочих. Французский  философ, экономист и государственный  деятель  А. Р. Тюрго (1727–1781) выделял  внутри “земледельческого класса”  и“класса ремесленников” предпринимателей и наемных работников. Французские историки-романтики  (Ф. Гизо, Ф. Минье, О. Тьерри и др.) рассматривали историю как процесс борьбы между классами.

Происходящие в Европе на рубеже XVIII–XIX вв. процессы – ослабление роли традиционных институтов, секуляризация  общественной жизни, политические катаклизмы – заставляли видеть в “обществе” ту высшую силу, благодетельную или  губительную, которая соединяет  людей, управляет ими и вместе с тем несет ответственность  за то, что происходит с людьми. К  “обществу” обращают те просьбы, требования, жалобы и даже молитвы, которые раньше были адресованы Богу, церкви, сюзерену или монарху. Тем самым идея общества выдвигается на первый план не только в теоретических системах: философских, правовых, экономических и т. д., –  но и в повседневной жизни, и в  социальной практике.

С начала XIX в. идея общества и социальности проявляется в самых различных формах, а прилагательное “общественный” (“социальный”) становится необычайно популярным. Активно формируются многообразные течения и школы “социального движения” (политические, юридические, религиозные, мистические, философские, научные, утопические и т. д.), которые противопоставляют себя индивидуализму и эгоизму отдельных людей, наций и господствующих классов. В отличие от консерваторов-традиционалистов этому движению были близки провозглашенные просветителями и Революцией лозунги Свободы, Равенства и Братства. Но, как и традиционалисты, представители “социального движения” видели в индивидуализме просветителей источник разрушения социальных связей, “анархии” и кровавых конфликтов. Идея общества, социальности была призвана заполнить пустоту, образовавшуюся в результате политических катаклизмов рубежа XVIII–XIX вв. В “обществе” видели ту “естественную силу”, которая способна вновь объединить людей, т. е. осуществить то, что раньше обеспечивали традиционные религиозные верования, церковь и монархическая власть.