Автор: Пользователь скрыл имя, 17 Марта 2012 в 18:22, доклад
В XIX в. русский биолог и патолог, лауреат Нобелевской премии, И . И . Мечников положил начало глубокому систематическому изучению старости. Он задался целью разрешить дилемму и выяснить, что внушает человеку его собственная природа — оптимизм или пессимизм. На её разрешение ушло сорок лет напряжённых исследований, был проработан огромный естественнонаучный и философский материал.
В-третьих, теории аутоинтоксикации , разрушения иммунных свойств и борьбы тканей в организме. Так, А . А . Богомолец [10], рассматривая борьбу тканей как причину старения, исходил из представления о первичной дегенерации в организме соединительной ткани. Однако борьба тканей может иметь и другое основание: к примеру, всё нарастающее неузнавание тканями друг друга. Нарушение тканевой регуляции считалось одной из причин искажения иммунной реактивности организма. Среди данного вида теорий есть и такая, согласно которой с возрастом начинается расхождение в популяции делящихся клеток. Это ведёт к утрате способности отличать присущие определённому организму белки от чужих белков, что проявляется в возникновении аутоиммуноподобных реакций.
В-четвертых, по-своему объясняют причины старения теории дифференцировки и специализации. В основе этих теорий лежит общее положение, что при специализации и дифференцировке тканей происходит объединение клеток неспособными к репродукции, высоко специализированными структурами, повышающими её функциональную мощь. Это ведёт к утрате клеткой способности к делению и тем самым — к полноценному самообновлению протоплазмы. Сторонники данных теорий — Дж. Майнот , А . В . Нагорный, В . В . Никитин. Эти теории стали важным звеном в изучении процессов старения на организменном уровне.
Молекулярные и межтканевые процессы и отношения на целостно-физиологическом уровне организации протоплазмы органически перерастают в ещё более сложные центрально-регуляторные процессы и отношения, которые кладутся в основу ряда нейроэндокринных теорий старения. Они развивались геронтологами в основном во второй половине XX в.
Безусловно, развитие науки подчинялось логике своего времени и только теперь, имея за плечами достаточно большой интервал, наполненный научным и социальным содержанием, мы можем видеть плюсы и минусы исследований тех лет. Основная причина, снижающая эффективность научных поисков, состояла в том, что исследователи стремились найти пусковые механизмы процессов старения, заложенные в организм всем ходом эволюции живого. Встав на этот путь, учёные сознательно, а чаще бессознательно, подводили старение под категорию болезни, действительно имеющую свои пусковые механизмы. Подобный путь исследования основывался на традиционно понимаемом детерминизме, представления о котором в связи с последними достижениями в области открытых саморазвивающихся систем в значительной степени изменились. Неоднозначные последствия имело также и использование представлений о структурных уровнях развития в процессе изучения организма человека. Это вело к большей детализации отдельных механизмов старения и к появлению новых теорий, перешедших затем в статус просто фактов, пополняющих физиологическую картину старения.
Справедливости ради нельзя не сказать еще об одной причине, на долгие годы затормозившей развитие отечественной науки — это идеологический прессинг эпохи сталинизма, когда имело место подавление творческой интеллигенции, превращение учёных в послушных винтиков государственного механизма. «Подчинение достигалось путём разобщения. Науку уничтожали порознь. В 1948 году посредством лысенковщины была разгромлена биология. В 1949 году была предпринята попытка уничтожения физики — группа физиков и философов во главе с А . А . Максимовым пыталась запретить квантовую механику и теорию относительности. Эта попытка не увенчалась успехом лишь потому, что ей было противопоставлено создание атомной бомбы. В 1951 году по инициативе В . М . Таевского , М . И . Шахпаронова и Ю . А . Жданова была истреблена важная область теоретической химии — квантовая химия. Позднее взялись за кибернетику». [11]. Таким образом, этот период развития геронтологии честнее следует рассматривать не с позиций того, что не могли сделать, а с позиции того, что было сделано, несмотря на всю сложность обстановки, включая и идеологическую изоляцию её от мировой науки.
В классификации теорий старения В . Н . Никитин упоминает теорию стресса Г. Селье [12], названную «энергетической теорией старения» и считающейся в принципе неверной, так как она отнесена к модификации теорий изнашивания. Думается, многие взгляды Г. Селье заслуживают особого внимания как по причине нападок на него критиков идеализма и метафизики зарубежной медицины [13], так и плодотворного развития его идей отечественной биологией и медициной. Самим своим появлением теория стресса Г. Селье во многом обязана фундаментальным открытиям в области биологии, связанным с гуморальной системой, влиянием гормонов на жизнедеятельность организма, с различными биохимическими процессами в крови, лимфе и тканях. Сам Г. Селье многое заимствовал у И . П . Павлова. То, что «Павлов трактовал с точки зрения нервной системы, он перевёл на язык терминов гуморальной системы. Величие Павлова — в восприятии организма как целого, в объяснении того, каким образом это целое непрерывно адаптируется к окружающей среде. Именно эту идею целостности к адаптации он — Селье — почерпнул у Павлова, и именно она стала рычагом всей его экспериментальной работы и самой теории стресса». [14].
Профессор Г. Селье полагал, что ему удалось показать, что стресс представляет собой скорость изнашивания человеческого организма в процессе жизнедеятельности и соответствует интенсивной жизни. На увеличение стресса влияют нервные напряжения, телесные повреждения, инфекции, напряжённая работа и т.д. Но стресс связан и с неспецифическими защитными механизмами, которые увеличивают сопротивляемость к стрессовым факторам.
Синдром стресса, или иначе, общий адаптационный синдром, осуществляется в трёх последовательных стадиях: 1) «реакция тревоги», которая помогает мобилизовать защитные силы; 2) «стадия устойчивости», отражающая полную адаптацию к стрессу; 3) «стадия истощения», неизбежно наступающая при достаточно сильном стрессоре , действующем длительное время, поскольку «адаптационная энергия» организма всегда конечна. Таким образом, расходование адаптационной энергии равнозначно старению и приводит к смерти.
В последнее десятилетие своей жизни Г. Селье исследовал возможности управления стрессом, придавая исключительное значение моральным и социальным факторам.
Для нас этот раздел учения Г. Селье имеет важное значение по причине утраты огромным количеством людей не только физического здоровья, но и душевного равновесия. Достаточно назвать только один факт, чтобы сделать далеко не оптимистические выводы: невиданный разгул преступности порождает коллективный страх и установку на возможность смерти в любое время. Кроме того, традиционная медицина, лишённая самого необходимого для лечения больных, способна зачастую вызвать парадоксальный эффект, побуждая человека не на борьбу с болезнью, а на примирение с ней. М. Мосс в статье «Физиологическое воздействие на индивида коллективно внушённой мысли о смерти» [15] показал глубокое влияние моральных факторов, вызывающих почти мгновенную утрату адаптационной энергии организма.
Исключительно плодотворной оказалась идея Г. Селье о связи старения с механизмами адаптации. «Адаптивность , — подчёркивает он , — является наиболее выдающейся характеристикой жизни». [16]. Более того: «Биологическая адаптивность есть жизнь». [17]. По существу близкие к этим мысли высказывал врач-геронтолог И . В . Давыдовский, который писал о том, что старость есть специфическая, обусловленная возрастом форма приспособления организма к внешней среде. В отношении человека это приспособление охватывает два яруса внешней среды: один общебиологический, экологический, и другой — общечеловеческий, социальный. [18].
Небезграничны не только индивидуальные, но и видовые адаптационные возможности. Многие учёные согласны с выводами Г. Селье о том, что резкое увеличение сердечно-сосудистых и раковых заболеваний — результат истощения ресурсов адаптации. Нам, тратившим в былые годы громадные денежные средства на оборону, а теперь столь же неистово охваченным новой идеей — идеей коммерции , — было бы полезно прислушаться к словам Г. Селье о необходимости разграничения добра и зла в сфере науки и практической деятельности: «Достаточно беглого взгляда на национальный бюджет любой современной «цивилизационной» страны, чтобы понять, что в основе нашего общества лежат два вида деятельности: война и коммерция ... Разумеется, военная промышленность дает работу огромному количеству людей. Но не решит ли эту же проблему подготовка к войне против злых сил Природы? Результатом этой борьбы могло бы стать продление человеческой жизни, победа над раком, увеличение производства продуктов питания и, что самое важное, возвращение человеку цели, достойной человека». [19].
Развитие геронтологии первой половины XX в., как и науки в целом, шло по линии дифференциации знания. Тогда возникли сравнительная, частная и общая, молекулярная, биохимическая, эволюционная и цитогеронтология , другие геронтологические дисциплины. Однако установление частных причинно-следственных связей старения не позволяло создать картину эволюционных изменений человека как существа целостного. Решение этой проблемы требовало интеграции знания.
3. Исследование психологии старения
После второй мировой войны в связи с серьёзными изменениями в социальной жизни и демографической ситуации в ряде стран Западной Европы, а также в США родилась новая область исследования — социальная геронтология. Ленинградский психолог М . Д . Александрова [20], отмечая исключительно важную роль этой науки, писала, что социальная геронтология не только заняла солидное положение в системе геронтологических наук, но и играла роль связующего звена между медико-биологическим и экономическим, политическим, демографическим и психологическим аспектами старения.
В нашей стране социальная геронтология возникла на базе научно-исследовательских институтов геронтологии в ряде городов, среди которых ведущими стали Киевский и Московский. К сожалению, надо отметить, что отечественная социальная геронтология была наиболее слабым звеном в этой области знания. Хотя если смотреть на вещи объективно, здесь сложно искать вину собственно учёных, ведь социальное познание в советский период развивалось в рамках идеологических норм и установок, выйти за пределы которых практически не представлялось возможным. Теперь уже не секрет, что социальное познание не имело в своём распоряжении даже объективных статистических данных. Сущее подводилось под должное, под образ благополучного социалистического монолита.
Тем не менее, ряд учёных и, в первую очередь, Б . Г . Ананьев и его школа, предприняли попытки, и небезуспешно для своего времени, соединить в единое целое разрозненные данные геронтологии о том, что касается телесности человека, и в историческом аспекте связать их с его социальным бытием. По существу он поставил проблему обоснования системы человекознания . Исходным принципом этой системы стало переосмысление и утверждение античного видения человека как микрокосма, отражающего и представляющего собой макрокосм — общество, природу и мир в целом. Разрабатывая общую концепцию человека, Б . Г . Ананьев опирался на труды космистов , П. Тейяра де Шардена, утверждающего, что «человек как предмет познания имеет для науки уникальное значение по двум причинам: 1) он представляет собой индивидуально и социально, наиболее синтетическое строение, в котором нам доступна ткань универсума, и соответственно 2) в настоящее время мы находим здесь наиболее подвижную точку всей этой ткани, находящуюся в ходе преобразований. В силу этих причин расшифровать человека — значит, в сущности, попытаться узнать, как образовался мир и как должен продолжать образовываться». [21]. В связи с этим Б . Г . Ананьев предложил гипотетическую модель наук о человечестве, выделив в ней стержневые проблемы, вокруг которых концентрируются междисциплинарные связи. Вершину модели составили проблемы будущего человечества, его социального, технического, культурного, нравственного и физического прогресса. Столь масштабный замысел логически привёл Б . Г . Ананьева к необходимости решения общефилософских и методологических проблем: соотношения части и целого, внешнего и внутреннего, общего, индивидуального и уникального, противоречивости процесса развития и т.д. Б . Г . Ананьев рассматривал систему «мир — человек» по типу открытых систем. Однако его собственный научный интерес психолога, занимавшегося в первую очередь индивидуальным развитием человека, требовал изучать его как систему закрытую, замкнутую в силу взаимосвязи его свойств (личности, индивида, субъекта). Только в такой относительно замкнутой системе, как бы «встроенной» в открытую систему, образуется определённое взаимосоответствие тенденций и потенций человека, самосознания и «Я» — ядро человеческой личности.
В связи с тем, что к 1959 году сложилась устойчивая тенденция постарения населения, учёный проявил особый интерес к проблеме инволюционного развития. Обобщая данные различных наук и, в первую очередь, психологии, физиологии и медицины, он пришёл к выводу о том, что для всего онтогенеза, а не только для его ранних фаз, характерны гетерохронность и неравномерность развития различных систем организма. В этом, полагал он, заложены различные возможности жизни — от преждевременного старения в одних случаях до долголетия в других. Б . Г . Ананьев понимал, что объяснение фактора нефронтального развития старения не всегда возможно осуществить ссылками на генетические и вообще биологические процессы, поэтому геронтология должна уделять большее внимание исследованию образа жизни и режима долгожителей, их привычкам, привязанностям и вкусам, взаимоотношениям в семье, трудовому опыту и т.п. Отвлекаясь до времени от детерминированности процессов старения, следует обратить внимание на реальную противоречивость многочисленных разнонаправленных свойств индивида. Многоплановость изменчивости тканей, органов, химического состава ферментов и т.д. определяется внутренними законами и физико-химической природой каждого из этих компонентов соматического типа человека, от юности до старости, и характерна тем, что сложное взаимопереплетение эволюционных и инволюционных процессов определяется их поочерёдным доминированием. Эти противоречия индивидуального развития затемняют поиск комплексных возрастных синдромов — наибольшей концентрации специфических особенностей. В качестве одного из существенных критериев таких синдромов Б . Г . Ананьев выделяет психологические и социально-психологические характеристики, которые, как засвидетельствовали экспериментальные данные, оказались очень подвижными.
Среди разнообразных явлений психической деятельности (функций, процессов, состояний, свойств) личности центральное значение в исследовании имеют психические процессы (восприятия, память, мышление, эмоции), к которым самое непосредственное отношение имеют чувствительность и фактор времени реакции. Исследования мира красок и звуков человека показали постепенную перестройку его зрительных и слуховых систем. Так, например, цветочувствительность уже после тридцатилетнего возраста сглаживает контрасты: наблюдается снижение сенсорных реакций на красный и синий цвета, цветочувствительность к зелёному цвету снижается не очень сильно, к жёлтому цвету после пятидесяти вообще не снижается. В отношении слуховой чувствительности возрастное снижение касается слуховых реакций на высокочастотные звуки, практически оно обнаруживается с тридцати лет. Ослабление же восприятия среднечастотных звуков, в области которых располагаются фонематические речевые звуки всех языков мира, присуще лишь поздней старости.