Естественнонаучные концепции старости

Министерство образования и науки РФ

Федеральное агентство по образованию

Российский Государственный Социальный Университет

Воронежский филиал

Доклад

Естественнонаучные концепции старости

Выполнила

студентка 4 курса

дневного отделения

факультета соц.работа

Полывяная Елена

Проверила Толстоухова Н.С

Воронеж, 2012

1. И . И . Мечников о старости как закономерном этапе жизни человека

В XIX в. русский биолог и патолог, лауреат Нобелевской премии, И . И . Мечников положил начало глубокому систематическому изучению старости. Он задался целью разрешить дилемму и выяснить, что внушает человеку его собственная природа — оптимизм или пессимизм. На её разрешение ушло сорок лет напряжённых исследований, был проработан огромный естественнонаучный и философский материал.

Исследования в области геронтологии в прошлом веке, как не раз отмечал и сам И . И . Мечников, находились лишь на стадии накопления эмпирического материала фактов. О концепциях и тем более о развитой теории ещё не могло быть и речи. И всё же он выдвинул гипотезу о природе старения. Анализ содержания его книг «Этюды оптимизма» и «Этюды о природе человека» даёт основание утверждать, что И . И . Мечников рассматривал старение как закономерный этап жизни человека как целостного существа. На это мы обращаем внимание специально, поскольку в научной литературе существует мнение, будто старение он относил к разряду болезней. Это не совсем так, но той лёгкости, с которой И . И . Мечникову приписывают такой подход к старости, способствуют порой и его собственные суждения. В «Этюдах оптимизма», к примеру, можно прочесть: «Одно из основных положений моей теории заключается в том, что смерть огромного большинства людей не есть естественная смерть в настоящем смысле слова, а является результатом болезненных изменений органов, обусловленных микробами, проникшими извне или живущими в кишечном канале. То же самое и старость в том виде, как мы её наблюдаем, почти у всех людей, есть следствие болезненного процесса, зависящего от тех же причин». [1]. Подчеркнём, что в этих словах выделен не сущностный, но лишь феноменологический аспект старости, поскольку речь идёт о большинстве людей, а не о старости самой по себе. В отдельных местах своей книги И . И . Мечников пишет о преждевременном старении и о нормальных признаках старости.

Однако самое существенное доказательство понимания им старения как закономерного этапа содержится в его теории ортобиоза, где та или иная степень старости выделяется в зависимости от насыщения жизнью. И если в восемьдесят лет такой момент ещё не наступает, то придёт время и в человеке так или иначе «сработает» инстинкт «смерти». Хотя и в данном случае, сделаем здесь оговорку, учёный однозначно на вопрос относительно причин возникновения страха перед смертью не отвечает. Таким образом, остаётся в силе упрёк, адресованный естествоиспытателям Л. Шестовым: «Страх смерти объясняется исключительно чувством самосохранения. Но тогда он должен был бы исчезнуть у стариков и больных, которым было бы свойственно встречать смерть равнодушно. Между тем ужас перед смертью свойственен всем живым существам. Не значит ли это, что ужас имеет какой-нибудь смысл? И что там, где он не может оберечь живое существо от грозящей гибели, он всё же нужен и целесообразен? И что естественная точка зрения и на этот раз, как почти всегда, останавливается на полпути, не доведя до того конца, к которому она обещала привести человеческий ум?» [2]. Есть животный страх перед смертью, а есть человеческий. Это не одно и то же. Животный страх сиюминутен , он заложен в угрожающих для живого существа обстоятельствах. Это — ответная реакция на тревожные сигналы, данные «вот здесь». То есть он конкретен в пространстве и во времени. У животного не существует страха смерти от старости. Оно как бы эволюционирует от бытия к небытию, не зная, что это такое. Человек же живёт в многоаспектном мире, удерживая в сознании и нить времени, и множество пространства. Он всегда полагает себя в будущем и способен вообразить что угодно, но только не прерыв временной и пространственный провал. В этом заключается парадоксальность человеческого мышления: небытие мы наделяем качеством бытия, насколько нам позволяет сделать это наш личный и общекультурный опыт. Потому смерть всегда мысленно переживается как «нечто», а не «ничто», как до времени непроницаемое инобытие, наделённое осмысленным вероятностным содержанием. Человек боится поглощающей неизвестности, своей неподготовленности перед глобальным «нечто». Но в отличие от животного человек ещё и историчен; он не всегда боялся смерти и не всегда видел в ней зло.

Любой последовательно мыслящий естествоиспытатель и философ, несомненно, понимает, что между старостью и смертью существует неразрывная связь. В частности, русский философ Н . Ф . Фёдоров, отвергая смерть в преображённой природе, откуда человек удаляет её смертоносную силу, вслед за этим отвергал и закономерность наступления старости. И . И . Мечников разделял точку зрения Н . Ф . Фёдорова о необходимости регулирования природы и полагал, что старость можно будет изучать методами точных наук и влиять на неё в благоприятном смысле. В то же время И . И . Мечников стремился выявить пределы возможностей самой человеческой природы и на этой основе опять-таки говорил о реальной цели своих стремлений, которая «заключается в достижении людьми естественной смерти, то есть момента, когда после продолжительной, нормальной жизни должно наступить прекращение желания жить и инстинктивная потребность смерти. О каком бы то ни было бессмертии тут, разумеется, не может быть и речи». [3].

Это положение теории ортобиоза имеет исключительно важное значение, так как здесь речь идёт об атрибутивности старости и смерти в живой природе, а, следовательно, и о границах её регуляции и преображения. «Те, кто признаёт бессмертие простейших, тем самым отрицая атрибутивность смерти для живой природы (А. Вейсман , А. Комфорт, И . В . Давыдовский, В . М . Дильман и др.), усматривают в этом важный довод в пользу возможности существенного расширения видовых сроков жизни человека посредством целенаправленной перестройки механизмов старения, а, следовательно, и предотвращения, в конечном счёте, фатальности смерти, вплоть до достижения, как полагают некоторые исследователи, практического бессмертия человека. Сторонники же отрицания атрибутивной природы старения и смерти, их общеэволюционной роли (В . В . Алпатов, М. Бюргер, В . П . Войтенок , А . В . Нагорный, В . В . Фролькис и др.) пытаются обосновать неизбежность этих процессов летального исхода человеческого бытия, противостоять которому люди якобы принципиально не могут ...

По той же причине пролёг принципиальный водораздел между учёными и по второму вопросу. Для одних (Теренций, Р. Бэкон , И . И . Мечников, В . Ф . Купревич , В . М . Дильман и др.) признание старости болезнью представлялось серьёзным обоснованием реальной возможности её предотвращения. Другие (Р. Варцер , Д . Ф . Чеботарёв , В . В . Фролькис и др.), делая акцент на закономерном характере старения, трактуют данный факт как доказательство его неизбежности, а значит, и неотвратимости старости. И по этому вопросу полемика пока не утихает». [4]. Таково мнение сторонника концепции практического бессмертия И . В . Вишева. Действительно, в истории геронтологии существуют две линии, вернее, две программы.

Одна из них, идущая от Н . Ф . Фёдорова , ставит целью достижение бессмертия. Другая же, идущая от И . И . Мечникова, говорит о завершении полного цикла жизни с максимальным сохранением способности к труду. Но, как видно из приведённой выше цитаты, И . И . Мечников, на наш взгляд, ошибочно назван в числе тех, кто признаёт человеческую природу стихийно сложившейся, а завершающий этап онтогенеза — старость — болезнью. Если внимательно читать его работы, то мало сказать, что он смерть полагал неизбежной. Он даже оправдывал самоубийство в старости на той стадии жизни, когда она субъективно исчерпана. И . И . Мечникова в этом смысле можно назвать родоначальником эвтаназии , вернее, самоэвтаназии в наиболее щадящей форме. Действительно, человек сам прощается с жизнью, не вынуждая кого-либо другого, тем более врачей, чей профессиональный долг — бороться до последней возможности за жизнь , — брать, что называется, грех на душу: тем самым он свободно осуществляет свою последнюю волю.

И . И . Мечников поставил стратегическую цель всестороннего изучения природы старения. Он провел сравнительный анализ продолжительности жизни в живом мире, определил многие физиологические изменения этого возраста, выявил причины преждевременного старения, связанные с образом жизни и болезнями, опроверг гипотезу о связи продолжительности жизни с ростом организма и его плодовитостью, имеющую хождение ещё с античности. И . И . Мечников уловил почти невидимую нить, связующую продолжительность жизни человека с исторически существующей культурой. Однако на долговечность жизни людей, как он и предвидел, влияет и нечто неизвестное. Под этим «нечто» он подразумевал наследственность, что и подтвердилось дальнейшим развитием науки, хотя точка в поисках причин неизвестного «нечто» и не была поставлена.

Закономерность старения, согласно И . И . Мечникову, выражается в духовной эволюции человека. На завершающем этапе жизни она делает значительный шаг вперёд. Оценивая внутренний мир человека, И . И . Мечников приходит к интересному выводу о смысле и цели жизни в старости. «Люди, особенно жившие долго, не задаются более вопросом, к чему живёт человек на свете. Причина этого заключается в полном развитии чувства жизни, то есть инстинктивном стремлении жить, с которым одновременно связан сильнейших страх смерти. В основе этого лежит нечто чисто физиологическое». [5]. В данном случае мы наблюдаем своего рода замыкание цикла : в старости с полным развитием чувства жизни личность как бы возвращается к истокам своего раннего детства, имевшего бессознательный жизненный инстинкт, хотя динамика этих этапов жизни, безусловно, различна. В детстве инстинкт выражен стремительным порывом, в преклонном же возрасте он проявляется в виде инерции.

Эти два пограничных возрастных этапа свидетельствуют о том, что человеческая жизнь не только предпосылка каких бы то ни было смыслов, но она сама есть изначальный и предельный смысл. Тогда же, в XIX в., М . А . Антонович, размышляя о единстве физического и нравственного космоса, писал: «Человек существует для того, чтобы существовать, для того, чтобы жить. Этот ответ тривиальный, это повторение вопроса; или, точнее и откровеннее говоря, это уничтожение вопроса; но зато всякий другой ответ будет неестественен, всякая другая общая задача для человека будет навязанною, потому что будет противоестественно всё то, что вы захотите привить к человеку помимо воли или наперекор жизни ... Если бы в человеке был элемент, враждебный существованию, то он должен был бы элиминировать, или разъесть саму природу и уничтожить его существование. Поэтому совершенно противоестественно ставить человеку какую-нибудь задачу помимо жизни; это значило бы отвлекать его деятельность от цели и тем вредить самой жизни». [6].

В XX в. вслед за И . И . Мечниковым , который хотя и не отождествлял факты болезни и смерти, можно констатировать, что болезни обретают всё большую активность в деле разрушения человеческой природы. Они сопутствуют теперь не только старческому возрасту, но уже и другим возрастным периодам развития человека, начиная с раннего детства. И в первую очередь среди них — заболевания нервной системы, сердца, неизвестные, да и не существовавшие ранее инфекционные болезни и т.д. Остаётся всё меньше надежды на здоровую и продолжительную старость.

Исследуя возможности человеческой природы, И . И . Мечников сопоставлял свои мировоззренческие установки с наиболее значительными, по его мнению, философскими концепциями, причём их перечень дает основание полагать, что он был продиктован подбором оппонентов. Так, обращает на себя внимание его опыт прочтения философии Э. Гартмана, который считается с фактом роста числа заболеваний в историческом развитии человека.

Э. Гартман рассматривает три стадии иллюзий, через которые прошло человечество в надежде обрести счастье. На первой стадии счастье ожидалось в настоящей жизни. Однако молодость, здоровье, супружеская и семейная любовь, жажда славы и т.п. не оправдывают себя в качестве источника счастья. Затем человечество вообразило, что цель может быть достигнута после смерти. Однако и надежда на личное бессмертие, по мнению Э. Гартмана, также оказалась иллюзорной. На третьей стадии ожидаемое счастье виделось в будущем времени космического процесса. Но и это, полагает Э. Гартман, очевидное заблуждение: сколько бы человечество ни шло вперёд, ему никогда не удастся уменьшить его главные беды: болезнь, старость, недовольство и т.д. Сколько бы лекарств ни нашли против болезней, их число не уменьшится, особенно болезней хронических. Они будут возрастать быстрее успехов медицины. «Всегда весёлая молодость будет составлять лишь частицу человечества, в то время как остальная часть его буде охвачена угрюмой старостью». [См.: 7]. Истинным в данной ситуации оказывается единственный выход: утверждение воли жить, примиряясь с жизнью такой, какая она есть со всеми её страданиями, без отречения и уклонения от них. И только так можно сколько-нибудь содействовать космическому процессу.

Вполне возможно, что облетевшее в июне 2000 года весь мир сенсационное заявление о разгадке биологами генетического кода человека дает основания для оптимистических заявлений, будто в будущем человеку удастся справиться с самыми коварными болезнями и поставить под контроль механизмы старения. Президент США Б. Клинтон поспешил даже заявить, что удалось разгадать тот язык, на котором говорит с нами сам Господь Бог. Однако как часто в своей истории человечество впадало в иллюзии! Человеку казалось, что он, наконец-то, встал на одну доску с Всевышним, на деле же обнаруживалось, что он еще глубже погрузился в преисподнюю. На этот счет нельзя не согласиться со словами: «Если считать, что теорема Геделя показала невозможность сведения мышления к логике, то можно подумать и о других областях науки, где имеется сходная ситуация. В первую очередь речь может идти о генетике ... Должна существовать теорема Геделя и в биологии, показывающая невозможность полного описания живых организмов в чисто генетических терминах». [8]. Представляется, что ближе к истине слова архимандрита Киприана , профессора Православного Богословского Института в Париже: «Человек есть таинственная криптограмма, которую никто никогда не сможет до конца разгадать и удовлетворительно прочитать. И все происходящее из этой тайны и загадочности, т . е . в том числе и проблема творчества, его смысл и оправдание , — все это проникнуто тайной, приближаться к которой нам дозволено, но постичь до конца не дано». [9].

Мировоззренческие поиски привели И . И . Мечникова к тому, что он отнёсся к философам как убеждённым пессимистам и противопоставил философским учениям оптимизм естествоиспытателя. И не случайно он назвал свою книгу «Этюды оптимизма», где самим словом «этюды» выражена основная мысль: работа по изучению природы человека, и в частности, его инволюционного развития, носит пока ещё фрагментарный характер из-за ограниченного числа фактов. Тем самым разрешение дилеммы «оптимизм или пессимизм» как бы передавалось последующим поколениям мыслителей.

2. Основные теории старения первой половины XX века

После И . И . Мечникова изучение человека в инволюционном развитии прервалось на многие десятилетия. Исследования велись лишь в рамках сугубо биологической и медицинской наук. Причём каждый теоретик видел свою область такой, какой она ему представлялась с позиций определённой точки зрения, одного определённого принципа, положенного в основу его теоретической концепции. Нельзя сказать, что это неправомерно, но весь вопрос в том, насколько всеобщими и атрибутивными являются сами принципы.

С количественной стороны особенно плодотворной для геронтологии был первая половина нашего века. Для этого периода характерно появление большого числа теорий геронтогенеза . Обратимся к рассмотрению некоторых из этих теорий.

Во-первых, молекулярные ( коллоидно-химические , химические и физические) теории старения разрабатывали А. Пиктэ , В . В . Алпатов, О . К . Настюкова , К. Пархон и другие учёные. В рамках этой группы теорий старение рассматривается как следствие накопления с возрастом неблагоприятных для метаболизма оптических изомеров белков.

Во-вторых, теории, рассматривающие старение как результат изменения генетического аппарата клеток. Нарастающий в онтогенезе процесс инактивации и дегенерации белково-нуклеиновых комплексов протоплазмы, определяющей собой синтез и самообновление макромолекул клеток, впервые стал рассматривать как одну из решающих цитобиохимических основ теории затухающего самообновления протоплазмы В . В . Никитин.

Оценивая в общем теории онтогенеза, опирающиеся на макромолекулярный уровень организации протоплазмы, отметим, что они подтверждают наличие структурно-функциональных связей микромира. На каждом уровне организации протоплазмы в организме на базе молекулярных отношений развиваются всё более сложные отношения и закономерности, в свою очередь влияющие на макромолекулярные комплексы. Ни одна из групп веществ, как бы сложны и важны для жизнедеятельности клетки они ни были, не определяет изолированно от других всей необычайно сложной и во многом еще не разгаданной жизнедеятельности организма.