Роль стереотипов в восприятии другой культуры

Обобщая сказанное, целесообразно  отметить, что чисто психологический  подход к вопросу о происхождении  этнических стереотипов (в русле  психоанализа или необихевиоризма) не обладает достаточным арсеналом  фактов для исчерпывающего обоснования  причин и механизмов формирования стереотипов  исключительно исходя из индивидуально-психологических  характеристик. Как известно, этнические стереотипы детерминированы, во-первых, реальными специфическими чертами  стереотипизируемой группы; во-вторых, спецификой преломления этих черт через  аппарат восприятия стереотипизирующей группы; в-третьих, всем комплексом экономических, политических и культурных взаимоотношений  стереотипизирующей и стереотипизируемой групп (Трусов, Филиппов, 1984). Отечественные  психологи достаточно единодушны в  признании того факта, что изучение происхождения этнических представлений  невозможно в отрыве от всестороннего  анализа соответствующей социальной ситуации: «В основе формирования этнических стереотипов лежат системы этнических представлений… Этнические представления, возникая на базе традиционных суждений, бытующих в общественном сознании этноса, являются продуктами эпохи и социокультурной  среды» (Кцоева, 1986).

Интересный аспект формирования этнических стереотипов в русле  концепции когнитивного диссонанса затрагивает Р. Оганджанян: он связывает  этот процесс с мерой удовлетворенности  некоторых социальных потребностей в многонациональном и преимущественно  мононациональном поселении и подчеркивает важность специфики этих связей в  зависимости от миграционного признака. Автор отмечает, что человек, переселяющийся в новую среду, заранее создает  определенный образ места обитания и взаимоотношений с местными жителями, формируя таким образом  некую систему ожиданий. Если новое  окружение оказывается менее  привлекательным, или не складываются отношения с «аборигенами», то человек  испытывает диссонанс. Уменьшение общей  меры диссонанса может осуществляться за счет прибавления новых когнитивных  элементов, в данном случае – негативных этнических автостереотипов (или представлений  о собственной этнической группе) и позитивных этнических гетеростереотипов (или представлений о чужой  общности). В моноэтнической среде, по мнению автора, мера удовлетворенности  социальных потребностей особенно заметно  влияет на характер этнического автостереотипа: доля людей с позитивными автостереотипами увеличивается по мере роста удовлетворенности  социальных потребностей. Автор также подчеркивает, что «причины собственных неудач люди зачастую ищут в поступках окружающих, а в мононациональной среде эти представления в определенных условиях могут преобразовываться в этнические стереотипы» (Оганджанян, 1989).

Приведенные данные лишний раз доказывают, что на характер уже сформированного или складывающегося  стереотипа непосредственно влияют особенности непосредственной этноконтактной среды: «Основой формирования стереотипов  служат реальные культурные различия, которые могут быть легко восприняты на уровне поведения в ситуации межкультурного взаимодействия» (Солдатова, 1998).

На симпозиуме по межнациональным  проблемам в 1989 году многими участниками  также затрагивался вопрос об источниках стереотипных представлений о своем  и других народах. Отмечалась роль массового  сознания в формировании образов  других национальностей, где основными  поставщиками фактов выступают «литература, искусство, слухи, рассказы; в меньшей  степени «коллега по работе» или  «кратковременная эпизодическая встреча» (Психологический журнал, 1989). Подчеркивался  факт формирования стереотипа в макросреде, где психологии отводится роль усилителя: «Когда формируется стереотип, то сначала  формируются отношения, а потом  они уже наполняются конкретными  языковыми и действенными компонентами». Хорошей иллюстрацией к сказанному является стереотип перевертышей (другое название «атрибуции-оборотни»), когда  один и тот же стереотип в течение  очень короткого времени может  превратиться в свою противоположность  по знаку и даже по языковому оформлению. Это пара атрибуций, практически  тождественных по смыслу, но аффективно противоположных, например: «скупой» –  «жадный», «осторожный» – «трусливый»  и т.д. В зависимости от характера  этноконтактной ситуации полюс «оборотня» по отношению к стереотипизируемой группе может меняться на противоположный. Вполне логично, что автостереотип  обычно носит «оправдательный» характер, более позитивно оцениваемый  с точки зрения общепринятых норм, а «гетеростереотип» - «обвинительный». Но, как отмечает Г. Солдатова, «это не означает, что позитивные качества «оборотней» приходятся строго на автостереотип, а негативные входят только в гетеростереотип. «Оборотень» – един, позитивное и негативное в нем склеено. Например, актуализация негативного полюса «оборотня» в гетеростереотипе «гасит» позитивные атрибуции» (Солдатова, 1998).

Каждый этнос в процессе своей жизнедеятельности на определенной территории в конкретных социально-экономических  и исторических условиях вырабатывает свой уникальный стереотип поведения, который «поставляет» членам этноса общепринятые модели поведения в тех или иных стандартных ситуациях. В данном контексте «стереотип» означает не столько представление о другом этносе, сколько «устойчивые, регулярно повторяемые элементы образа жизни, которые хотя и обладают известной социальной значимостью, однако не носят «событийного характера» и не осознаются носителями поведения как «поступки» (Старовойтова, 1985). Этнический стереотип поведения представляет собой набор типовых программ, направленный, прежде всего, на «нейтрализацию тенденции к индивидуализации поведения, сдерживанию роста его вариативности, ибо ничем не контролируемый рост многообразия неминуемо привел бы к распаду общества» (Байбурин, 1985). Таким образом, этнические особенности поведения выступают важнейшим этноконсолидирующим фактором и основанием для сравнения и сопоставления с другими этносами. По словам С. Арутюнова, «этнические различия проявляются в том, как люди одеваются, как они едят, в их излюбленных позах стояния или сидения, хотя все люди на земле и одеваются, и едят, и сидят» (цит. по Байбурину, 1985). В разных этнических культурах одним и тем же действиям может придаваться различное содержание, или одно и то же содержание может находить различное выражение в поступках. Стереотипные представления как раз и формируются при попытке интерпретировать поведение представителя другого этноса, которое обычно осуществляется с точки зрения особенностей своей собственной культуры.

Это рассуждение логически  подводит нас к выводу о том, что  этнический стереотип обречен на неадекватное и предвзятое отражение  действительности. Еще У. Липпман  считал неточность и даже ложность одной из важнейших характеристик  социальных стереотипов. Только с 50-х  гг. получила распространение гипотеза американского психолога О. Клайнберга о наличии в стереотипе некоего  «зерна истины». Действительно, этнический стереотип представляет собой не просто субъективное мнение о той  или иной этнической общности, а, прежде всего, ее образ, который, пусть в  искаженном виде, отражает объективную  реальность: свойства двух взаимодействующих  групп и отношения между ними (Стефаненко, 1998). Некоторыми психологами  выделяется такой критерий истинности стереотипа, как мера согласованности  представлений о собственной  этнической группе с представлениями  других о ней. Г. Олпорт, выдвинувший  этот критерий, исходил из того, что  чем больше совпадают два различных  мнения об одном и том же объекте, тем они ближе к истине. По мнению Д. Кэмпбелла, увеличению удельного  веса реальных черт в этнических стереотипах  способствуют более глубокие и длительные контакты между группами. Как отмечает Г. Кцоева, «более значительное влияние  на содержание и направленность этнических стереотипов оказывает совместная деятельность, объединяющая представителей различных этнических групп и  дающая возможность познать друг друга глубже и разностороннее, чем в процессе межличностных отношений. Важнейшим фактором в этой связи является персонификация отдельных представителей иноэтнических групп, что «способствует конкретизации этнического стереотипа, обогащению и повышению адекватности его когнитивного содержания» (Кцоева, 1986).

Для современного научного подхода к проблеме истинности стереотипа характерно смещение акцента с его  когнитивного содержания на аффективное: в центр внимания ставится вопрос о причинах устойчивости и поляризованности стереотипа. Согласно концепции У. Вайнэки, особенность стереотипа состоит  в том, что он соотносится главным  образом не с соответствующим  объектом, а со знаниями других людей  о нем. При этом неважно, истинно  данное знание или ложно, поскольку  главное в стереотипе – не сама истинность, а убежденность в ней, причем отличительной стороной такой  убежденности является ее устойчивость, прочность. Действительно, практика показывает, что даже в случае доказанности несоответствия стереотипа действительности, он зачастую продолжает функционировать, причем с  не меньшей силой и выразительностью. Существуют различные попытки объяснить  эту особенность стереотипов. С  чисто психологической точки  зрения можно вывести склонность к стереотипизированному мышлению из когнитивного стиля индивида. Но вместе с тем очевидно, что один и тот же человек может демонстрировать  в отношении различных объектов различный когнитивный стиль: вряд ли можно согласится с тем, что  человек, догматически рассуждающий в  одном случае, во всех остальных  также окажется догматиком. В этой связи важным представляется объяснение, предложенное еще Липпманом: «Системы стереотипов могут быть ядром  наших личных традиций, защитой нашего положения в обществе… Это  гарантия нашего самоуважения. Это  проекция на мир нашего собственного чувства, наших собственных ценностей, нашей собственной позиции и  наших собственных прав. Поэтому  стереотипы в высшей степени заряжены теми чувствами, с которыми они связаны» (цит. по Шихиреву, 1999). Сильной стороной рассуждения Липпмана является объяснение специфики действия стереотипа не врожденными  свойствами психологии мышления и восприятия, а функцией защиты социальных ценностей. Этой же защитной функцией объясняется  и еще одна отличительная особенность  стереотипа – его эмоциональная  насыщенность. Чем тверже оценка, тем, как правило, большую эмоцию вызывает любая попытка подвергнуть ее сомнению, и, наоборот, чем интенсивнее  эмоция, тем категоричнее выражающее ее мнение.

Особенность этнического  стереотипа как социально-психологического феномена определяет и набор выполняемых  им функций. Тэджфел выделяет две  функции стереотипа на индивидуальном и две – на групповом уровне. К индивидуальному уровню относятся: 1) когнитивная (схематизация, упрощение) и 2) ценностно-защитная (создание и  сохранение положительного «Я-образа»). К социальному – 3) идеологизирующая (формирование и сохранение групповой  идеологии, объясняющей и оправдывающей  поведение группы) и 4) идентифицирующая (создание и сохранение положительного группового «Мы-образа). (Шихирев, 1999). Уже  неоднократно отмечалось, что стереотипы служат для упрощения межэтнической  дифференциации и «экономии» восприятия в этноконтактных ситуациях. Их роль также заключается в объяснении-оправдании (с позиции интересов собственной  группы) отношений между этническими  группами, конкретной этноконтактной ситуации или собственного поведения  по отношению к членам иноэтнических  групп. Вместе с тем, этнический стереотип  отражает стремление людей к сохранению и укреплению позитивной этнокультурной идентичности, играя важную социальную роль как фактор консолидации и фиксации этнической группы. Как отмечает Г. Солдатова, «этнические стереотипы – это когнитивные инструменты  поддержания оптимальной проницаемости  этнических границ. Оптимальность состоит  в том, что плотность этнических границ, с одной стороны, должна быть не меньше, чем это требуется для  сохранения группы как самостоятельного и целостного этнокультурного образования. С другой – не больше, чем это  необходимо для непрекращающегося  взаимодействия между разными народами» (Солдатова, 1998). Этот же процесс описывает  Н. Лебедева в своем исследовании адаптации русских переселенческих  групп в Азербайджане: в условиях такого тесного контакта двух различных  культур отмечается стремление одной  к максимальному сближению при  резкой активизации в другой консолидирующих  и защитных механизмов, выражающихся в увеличении социальной дистанции, «разведении» статусов и усилении негативной окраски стереотипов. Этот процесс, по мнению Лебедевой, «является единым социально-психическим механизмом, способствующим сохранению целостности  и специфичности этнической общности в условиях тесного и активного  взаимодействия с иной этнокультурной средой» (Лебедева, 1989). Важно отметить, что «в условиях роста межэтнической  напряженности функция этнических стереотипов по защите позитивной этнической идентичности гипертрофируется. Они  трансформируются и делают этнические границы более плотными» (Солдатова, 1998).

Главные выводы исследований в области социального стереотипа были суммированы Г. Тэджфелом в  виде следующих шести положений:

1.    Люди с легкостью проявляют готовность характеризовать обширные человеческие группы (или «социальные категории») недифференцированными, грубыми и пристрастными признаками.

2.    Такая категоризация стремится оставаться совершенно стабильной в течение очень длительного периода времени.

3.    Социальные стереотипы в некоторой степени могут изменяться в зависимости от социальных, политических или экономических изменений, но этот процесс происходит крайне медленно.

4.    Социальные стереотипы становятся более «отчетливыми» и враждебными, когда возникает социальная напряженность между группами.

5.    Они усваиваются очень рано и используются детьми задолго до возникновения собственных мнений о тех группах, к которым они относятся.

6.    Социальные стереотипы не представляют большой проблемы, когда не существует явной враждебности в отношениях групп, но их в высшей степени трудно модифицировать и управлять ими в условиях значительной напряженности и конфликта (Лебедева, 1999).

Остается открытым вопрос, существует ли прямая зависимость между  содержанием этнических образов  и фактическими действиями или поступками по отношению к членам других этнических групп. Эта проблема была обозначена еще в 1934 г. классическим экспериментом  Ла-Пьера, суть которого состояла в  исследовании несоответствия установок  и реального поведения. Объективное  наличие этнического стереотипа у владельцев гостиниц, проявленное  в их письменном отказе поселить у  себя китайских гостей, не отразилось на реальном поведении (что, однако, могло  объясняться превалированием в  конкретный момент интересов финансовой выгоды над этническими предрассудками). Р. Минардом было выявлено противоречие между поведением белых в процессе совместной работы в шахте и в  свободное время. Эмпирически выявленные у белых расовые предрассудки «не работали» под землей и  наоборот, определяли реальное поведение  «на земле» (Солданова, 1998).

Результаты многочисленных исследований показывают, что установки  преломляются через сложную совокупность факторов всех трех уровней (общества, группы и личности), выступающих  в качестве «буфера» между содержанием  сознания и поведением. Тем не менее, по мнению некоторых ученых, вполне адекватно проводить параллель  между сознательными действиями и этническими стереотипами в  связи с интенциональным характером последних. Как отмечает Г. Солдатова, способы защиты групповой идентичности чаще предполагают не агрессивные формы  выражения отношения к иноэтническим группам, а скорее когнитивное искажение: «Чем выше уровень межэтнической напряженности, тем сильнее искажены и неадекватны установки, и тем чаще они как «действия сознания» совпадают с реальными поступками. В условиях конфликта этническое выступает на первый план, главным критерием противопоставления ее участников оказывается этническая принадлежность» (Солдатова, 1998). Таким образом, объективный характер взаимоотношений между этническим группами придает ту или иную окраску и направленность стереотипам: при ухудшении межнациональных отношений этнические стереотипы приобретают негативный аффективный заряд, отмечается рост неадекватности и упрощенности их когнитивного содержания, что, в свою очередь, способствует воплощению установок в реальное поведение.