Роль стереотипов в восприятии другой культуры

Интересный аспект воздействия  стереотипов на межличностное и  групповое общение затрагивает  Н. Лебедева: она выделяет 4 основные характеристики стереотипов, влияющие на коммуникативное поведение.

1.     Стереотипизирование – результат когнитивного «отклонения», вызванного иллюзией связи между групповым членством и психологическими характеристиками (например, англичане – консервативны, немцы – педантичны).

2.     Стереотипы влияют на способ прохождения информации, ее отбора (например, об ингруппе обычно запоминается наиболее благоприятная информация, а об аутгруппе – наиболее неблагоприятная).

3.     Стереотипы вызывают ожидания определенного поведения от других,  индивиды невольно пытаются подтвердить эти ожидания.

4.     Стереотипы рождают предсказания, склонные подтверждаться (поскольку люди невольно «отбирают» модели поведения других людей, согласные со стереотипами) (Лебедева, 1999).

Целесообразно рассмотреть  понятие «стереотип» в соотношении  с близкими по смыслу категориями установки, предубеждения и предрассудка. Г. Солдатова включает эти понятия в ряд межэтнических установочных образований, которые «содержат эмоционально-оценочное отношение к различным этническим группам и характеризуют уровень готовности к соответствующим поведенческим реакциям в межэтническом общении» (Солдатова, 1998). Этнический стереотип, по мнению ученого, представляет собой «в первую очередь, «культурное» образование, естественное и неизбежное до тех пор, пока будут существовать народы и этнические группы». В свою очередь, предубеждение и предрассудок – это как бы более «социальные» установки: их формирование в значительной степени зависит от конкретной общественно-исторической ситуации». Предубеждение характеризуется негативным эмоциональным зарядом и «соответствует таким формам поведения как избегание общения или уклонение от межэтнических контактов в определенных сферах жизнедеятельности». Предрассудок в свою очередь отличает большая концентрация негативных эмоций, «чрезмерное восхваление достижений и качеств своей нации в сочетании с высокомерным отношением и неприязнью к другим народам». Предрассудок в реальном поведении уже не ограничивается стратегией избегания, а проявляется в конкретных поступках дискриминирующего характера (Солдатова, 1998).

И. Кон рассматривает установку  как «определенное направление  личности, состояние готовности, тенденцию  к определенной деятельности, способной  удовлетворить какие-то потребности  человека» (Кон, 1998). Таким образом, установка  представляет собой как бы некий  угол зрения или призму, через которую  человек рассматривает мир и  происходящие в нем события. Как  отмечает С. Рыжова, «установки формируют  стиль отношения человека к ситуациям  с ярко выраженным этническим контекстом и создают психологическую базу для соответствующего поведения  в этнонапряженной ситуации» (Рыжова, 1994).

Согласно И. Кону, установка  связана с определенной системой ожиданий и эталонов, в сравнении  с которыми мы рассматриваем любое  явление. Стереотип, в свою очередь, является уже сформированным выражением той или иной социальной установки  по отношению к определенному  явлению. И. Кон рассматривает стереотип  как «неотъемлемый элемент обыденного сознания», помогающий индивиду «ориентироваться в жизни» и «направляющий его  поведение» (это соображение имеет  прямое отношение к представлениям героя Ф. Сологуба о поляках и  евреях). Неизбежность стереотипизирования  И. Кон объясняет универсальностью склонности людей рассматривать  явления чужой культуры сквозь призму культурных традиций и ценностей  своего собственного народа. Сам по себе этноцентризм не опасен; проблема возникает тогда, когда реальные или мнимые различия между людьми возводятся в абсолют и превращаются в негативную или даже враждебную установку по отношению к другому  народу, которую Кон определяет как  этническое предубеждение. Стереотипы и предубеждения автор относит  не столько к явлениям психологическим, сколько социальным: «Чтобы понять природу этнических предубеждений, нужно изучать не столько предубежденного  человека, сколько порождающее его  общество» (Кон, 1998).

В связи с анализом понятия  «стереотип» исключительно важным представляется рассмотрение стереотипизации как одного из механизмов социального восприятия. Необходимо четко разграничивать эти понятия, тем более, что за стереотипом в обыденном сознании прочно закрепилась негативная оценка. Но если корни стереотипа уходят в факторы социального порядка, то стереотипизация является прежде всего универсальным психологическим процессом. Явление стереотипизации обусловлено принципом экономии, свойственным человеческому мышлению, его способностью двигаться от единичных конкретных случаев к их обобщению и обратно к этому факту, понятому уже в рамках общего правила. Как пишет С. Агеев, «стереотипизация выполняет объективно полезную функцию, поскольку грубость, упрощенность, схематизм – это оборотная сторона медали, неизбежные «издержки» таких необходимых для психической регуляции человеческой деятельности процессов как селекция, ограничение, стабилизация, категоризация» (Агеев, 1989). Таким образом, ни сам стереотип, ни, тем более, процесс стереотипизации, не могут рассматриваться как однозначно негативные явления социальной жизни. Только формирование этнических предрассудков и предубеждений, по определению несущих в себе отрицательный заряд и ведущих к усилению межэтнической напряженности, является серьезным препятствием к взаимопониманию между народами.

В механизм формирования стереотипов  вовлечены не только схематизация, категоризация и т.п., но и другие когнитивные процессы, прежде всего каузальная атрибуция, или приписывание причин поведения и достижений индивидов на основании групповой (в частности, этнической) принадлежности. Люди объясняют поведение влиянием внутренних (личностных, субъективных) и внешних (ситуативных, средовых, объективных) факторов. При этом они склонны свои успехи объяснять своими внутренними качествами, а неудачи – внешними обстоятельствами. Напротив, успехи других чаще объясняются внешними, а неудачи – внутренними факторами. Этот феномен неразрывно связан с функцией, которую выполняет в психологической структуре личности «Я-образ», складывающийся как результат взаимодействия базовых оценочных отношений человека к миру, себе и другим людям. Эта функция состоит в защите положительной самооценки самыми разнообразными способами: от завышения своей самооценки до занижения оценки других.

Чрезвычайно интересна в  этой связи проблема происхождения  и формирования стереотипов, уже  косвенно затрагиваемая нами ранее: являются ли социальные стереотипы следствием индивидуально-психологических особенностей человека или вызваны иными причинами. В психологии существует ряд теорий, пытающихся по-своему ответить на этот вопрос. Одной из них является теория фрустрации и агрессии, разработанная в русле необихевиоризма. Неудовлетворенное, заблокированное стремление человека создает в психике состояние напряженности, фрустрации, которое в поисках разрядки часто находит ее в акте агрессии. На уровне общественной психологии объектом вымещения оказывается расовая или национальная группа. В рамках психоаналитической школы  сходный механизм имеет теория проекции, основная идея которой состоит в универсальности бессознательного приписывания другим собственных стремлений и импульсов, не совместимых с сознательной установкой индивида: «Разрушительная, извращенная сторона «человеческой природы», которую мы подавляем в самих себе, сохраняет свое влияние в жизни «других», делая их тем самым не только низшими по отношению к «нам», но и опасными для нас, для нашей культуры, расы, религии и т.д.» (Франкл, 1998).

Необъяснимым с точки  зрения этих двух теорий остается выбор  конкретной этнической общности в качестве «козла отпущения» или объекта для  проекции: обострение национальной розни  в той или иной конфликтной  ситуации, по-видимому, может быть объяснено  уже ранее существовавшей враждебной установкой по отношению к конкретной национальной группе. Как отмечает И. Кон, в теориях вымещения и  проекции «социальная природа этнических стереотипов и реальные взаимоотношения  этнических групп остаются в тени. Предубеждение оказывается чем-то внеисторическим и едва ли вообще преодолимым» (Кон, 1998).

Эта же проблема касается теории «авторитарной личности» Т. Адорно. Здесь механизм основан на амбивалентности ранних отношений в семье: при строгости семейного воспитания у ребенка формируется идеализированное отношение к родителям вместе с бессознательной враждебностью к ним. Невозможность выхода агрессии запускает механизм замещения, по которому негативные импульсы направляются на другие социальные группы. Так формируется так называемая «авторитарная личность», которая отличается высокой степенью конформизма к власти и одновременной подавленной враждебностью к ней, скованностью и догматизмом мышления, недоверием к миру и т.д. Авторитарность в рамках этой теории рассматривается как базовая характеристика, автоматически определяющая поведение индивида в межгрупповой ситуации. «Этническая предубежденность, расизм предстают, таким образом, как частные проявления глубинных черт личности, сформировавшихся в раннем детстве» (Кон, 1998).

Очевидно, что происхождение  этнических стереотипов остается лишь частично объяснимым с чисто психологических  позиций. Так или иначе, представление  о другой этнической группе складывается исторически в процессе реальных взаимоотношений между двумя этносами. Войны, колонизация, опустошение земель или, наоборот, отношения сотрудничества и взаимного уважения оставляют отпечаток в генетической памяти народа, определяя и через столетия окраску и направленность образов друг друга. В онтогенезе стереотип может присваиваться индивидом вне учета исторического контекста и независимо от реального опыта личного общения с представителями того или иного этноса. Воспитание, образование, общественное мнение, средства массовой информации – вот те каналы, через которые человек усваивает общественные нормы и ценности, приобщается к элементам своей культуры и формирует представления о других этносах. Исследования показывают, что в раннем детстве человек еще свободен от каких-либо стереотипных представлений (что автоматически снимает вопрос об их врожденном характере), но уже в младшем школьном возрасте стереотипы начинают активно усваиваться и использоваться детьми, значительно опережая формирование собственных ясных представлений об этнических группах (Платонов, Почебут, 1993).

«Первый слой» этнической специфики сознания закладывается  еще в раннем сенсомоторном опыте  ребенка вместе с восприятием  им нормы социального взаимодействия. В. Павленко и С. Таглин считают, что  процесс этот начинается с того момента, когда ребенок начинает воспринимать содержание напеваемых ему колыбельных  песен (Павленко, Таглин, 1993). Они отмечают также роль паремий в качестве орудий этнической спецификации сознания: это связано с тем, что в народных пословицах, поговорках, загадках так или иначе отражаются природные и социальные условия существования этноса: «Отображая особенности местной флоры и фауны, ландшафта и климата, паремии задают индивиду образ природной среды его родины и формируют природный фон ассоциаций». Отражение в народном творчестве социальных реалий конкретной этнической общности формирует «второй слой» этноспецифичности сознания: «Этим путем в ассоциативные процессы индивида включаются образы и понятия из сферы социального устройства, религии, хозяйственной деятельности, быта и истории этноса» (Павленко, Таглин, 1993). К этому «второму слою» относится также формирование представлений о других этносах, взаимоотношения с которыми являются неотъемлемой частью легендарного эпоса народа, его былин и сказаний.

Анализ исторических и  литературных памятников дает многое для понимания механизма формирования стереотипных представлений. Огромный интерес в этом плане представляет средневековая дипломатическая  переписка, отражающая политические детерминанты происхождения тех или иных (чаще негативных) стереотипов: «Враждебное  отношение к другим народам было характерно для европейского средневековья. Враждебность усиливалась, если речь шла  о народах разных конфессий» (Коваленко, 1990) Конфессиональные противоречия между шведами и русскими, усиленные соперничеством за освоение территорий, обусловили взгляд на русских как на «язычников» и «нехристей», что объективно не соответствовало действительности. Важным фактором в генерировании негативных стереотипов русских можно также считать «установку на обеспечение безопасности этноса»: «Уже в 17 веке в Швеции господствовало представление о том, что Россия – это сильный и опасный сосед, основой внешнеполитического курса которого является территориальная экспансия, поиск жизненного пространства. В 18 веке на смену недоверию пришел страх» (Коваленко, 1990).

Аналогичный механизм формирования представлений о другом этносе обнаруживается при сопоставлении образов норманна на Западе и на Востоке, что указывает  на значительные различия в отношении  к скандинавам в обоих регионах: «В образе варяга на Руси отсутствуют  основные стереотипные характеристики норманна-врага, сформировавшиеся в  условиях ожесточенной борьбы в викингами, но доминируют представления, обусловленные  преобладанием договорных отношений  со скандинавами» (Мельникова, Петрухин, 1990).

Таким образом, происхождение  этнических стереотипов глубоко  укоренено в исторической памяти народа, и их устойчивость обеспечивается передачей из поколения в поколение  в форме фольклора, эпоса, летописных и литературных памятников. Важно  отметить, что богатейший материал для изучения процесса формирования этнического самосознания народа и, как следствие, этнических стереотипов  поведения и восприятия других этносов  дает изучение особенностей народного  языка и словообразования. «Язык  является поистине копилкой исторического  опыта народа в гораздо большей  степени, чем любая другая сфера  культуры» (Поршнев, 1964) А. Потебня по праву считал язык не только главным  этнодифференцирующим, но и этноформирующим  признаком, обусловливающим само существование  этноса. Анализ имен, этнонимов, топонимов, даже астронимов показывает глубокую закрепленность в языке своеобразия  среды обитания и неразрывно связанного с ней мышления народа: «Полный  список имен народа не только содержит указания на отрицательно оцениваемые  явления природной среды (имена-обереги), но дает достаточно обстоятельную характеристику животному и растительному миру, климату и ландшафту места  обитания этноса» (Павленко, Таглин, 1992). Происхождение названий этносов  также далеко не случайно, а, наоборот, является наглядной иллюстрацией того, как воспринимали предки свой и соседние народы. Например, слово svensk (швед) содержит корень sve, что означает «свой». Это вновь обращает нас к дихотомии «Мы» – «Они»: «Мы (мой народ, все шведы) – люди; все чужие – не люди»: «Природные особенности территории жизнедеятельности этноса, выступая основой его размежевания с соседними человеческим коллективами, формируют и такую константу этнического сознания, как самоназвание этноса» (Павленко, Таглин, 1992).