Заостряя внимание на этом
аспекте проблемы, В. Павленко и С.
Таглин в своей работе «Факторы этнопсихогенеза»
предлагают деятельностный подход к
анализу этнического сознания: «В
данном контексте это означает, что
комплекс биологических, экологических,
социальных, культурных и исторических
факторов воздействует на психику не
прямо, а опосредованно, через конкретную
жизнедеятельность представителей
определенной этнической группы. В
качестве опосредующего звена выступает
жизнедеятельность этноса, в конкретных
формах которой своеобразно сочетаются
общие для всех этносов и уникальные
черты» (Павленко, Таглин, 1993).
Eмким и точным в
психологическом смысле представляется
определение этноса, предложенное Ю.
Платоновым и Л. Почебут: «Под этносом
мы понимаем большую социальную группу
людей, объединенных на основе общих установок
и диспозиций, имеющих общие типичные
поведенческие реакции на различные события
жизни… Этнос – явление социально-психологическое.
Оно социально по истокам своего возникновения
и психологично по способам своего проявления»
(Платонов, Почебут, 1993). Акцент на факте
самокатегоризации и идентификации с
группой со стороны ее членов содержится
в формулировке Т. Стефаненко: «С позиции
психолога можно определить этнос как
устойчивую в своем существовании группу
людей, осознающий себя ее членами на основе
любых признаков, воспринимаемых как этнодифференцирующие»
(Стефаненко, 1999). Таким образом, внешние,
материальные признаки этноса, весьма
многочисленные и с трудом поддающиеся
однозначной интерпретации, не могут претендовать
на исключительность в вопросе описания
этнической специфики. С точки зрения
психологии на первый план здесь выходит
задача изучения внутреннего мира человека
в его неразрывной связи с миром внешним,
этнокультурным: «Причастность каждого
отдельного индивида к этнической общности
измеряется не столько биологическими
признаками, сколько степенью сознательного
приобщения к культурным ценностям, составляющим
духовную культуру этноса» (Платонов,
Почебут, 1993).
Детальную разработку проблемы
нации, этногенеза, национального духа
мы находим в работах выдающихся
русских мыслителей: Н. Бердяева, Л.
Гумилева, П. Сорокина, И. Ильина, А. Потебни,
Г. Шпета и многих других. Подчеркивая
духовный смысл понятия нации, Бердяев
ставит вопрос о характере русской
души и выдвигает идею о зависимости
ее специфики от географического
положения России. Сам ландшафт страны,
ее равнины и бескрайние просторы
оказывают влияние на психический
склад народа и определяют, по мнению
философа, такие черты русского характера,
как «склонность к странствованию»,
апокалипсическую настроенность, мистическую
одержимость и религиозность (Бердяев,
1994). Пограничное положение России
между Востоком и Западом придают
антиномичность национальному сознанию,
обусловленную столкновением и противоборством
восточного и западного элементов. Другая
антиномия, считает Бердяев, порождена
православной религиозностью русских
и природным, языческим началом: «Религиозная
формация русской души выработала некоторые
устойчивые свойства: догматизм, аскетизм,
способность нести страдания и жертвы
во имя своей веры… устремленность к трансцендентному…»
(Бердяев, 1990).
Интересный взгляд на проблему
нации и национальности предлагает
другой русский философ С. Булгаков:
«Национальность вообще существует
как совершенно особая, своеобразная
историческая сила… Нация есть не
как коллективное понятие или
логическая абстракция, но как творческое
живое начало, как духовный организм,
члены которого находятся во внутренней
живой связи с ним» (Булгаков,
1993). В этом определении также
подчеркивается скорее психологическая,
нежели биологическая основа национального
чувства: «Национальность опознается
в интуитивном переживании действительности
или в мистическом опыте» (Булгаков,
1993). Булгаков предостерегает от враждебности
и презрительности к другим народам
как оборотной стороны национального
чувства, призывая людей к терпимости
и духовной любви.
В работах выдающегося
русского мыслителя Л. Гумилева мы находим
оригинальную и всесторонне разработанную
концепцию происхождения и развития
«этносферы Земли». Согласно Гумилеву,
«этнос – это природный коллектив людей
с общим стереотипом поведения и своеобразной
внутренней структурой, противопоставляющий
себя («мы») всем другим коллективам («не
мы»)… Этнос более или менее устойчив,
хотя возникает и исчезает в историческом
времени» (Гумилев, 1997). Ученый четко разводит
понятия «этнос» и «раса», понимая под
последним чисто биологическое явление,
тогда как «этносы являются биофизическими
реальностями, всегда облеченными в ту
или иную социальную оболочку». Центральным
понятием концепции Гумилева выступает пассионарность,
под которой понимается способность и
стремление этноса к изменению окружения,
к нарушению инерции агрегатного состояния
среды. Философ отмечает несомненное влияние
географического окружения, традиций,
культуры, религии на формирование особенностей
того или иного этноса, «но, кроме всего
этого, есть закон развития, относящийся
к этносам, как к любым явлениям природы»
(Гумилев, 1998). Этот закон развития Гумилев
называет этногенезом,
подчеркивая особую важность «этой формы
движения материи» для разгадки этнопсихологии.
По Гумилеву, этносы отличаются друг от
друга своей собственной внутренней структурой
и неповторимым стереотипом поведения.
Именно этнический стереотип поведения
как определенная норма отношений между
членами этноса и этносов между собой
является категорией, доступной для анализа
и установления принципиальных различий
между народами. Ученый подчеркивает,
что «процессы этногенеза никогда не копируют
друг друга» и что «поведение этноса меняется
в зависимости от его возраста» (Гумилев,
1998).
Особый подход к «национальному
вопросу» находим в работах другого
русского мыслителя Питирима Сорокина.
По его мнению, «в национальности следует
видеть не метафизический принцип, не
какую-то таинственную «вне и сверхразумную
сущность», а группу или союз людей,
обладающих теми или иными признаками,
иначе говоря, объединенных той или
иной связью» (Сорокин, 1998). Философ
подвергает критическому анализу все
распространенные признаки нации, такие
как единство крови, общий язык, религия,
общность экономических интересов,
«единство исторических судеб», культура
и нравы народа, логически приходя
к выводу, что «национальности
как единого социального элемента
нет, как нет и специально национальной
связи… Наши «национальные вопросы»
составляют одну из глав общего учения
о правовом неравенстве членов одного
и того же государства… Выкиньте из
национальных причин причины религиозные,
сословные, имущественные, профессиональные,
«бытовые» и т.д. - и из «национальных»
ограничений не останется ничего». Сорокин
утверждает, что «нет национальных проблем
и национального неравенства, а есть общая
проблема неравенства, выступающая в различных
видах и производимая различным сочетанием
общих социальных факторов, среди которых
нельзя отыскать специального национального
фактора…» (Сорокин, 1998). Таким образом,
ученый делает вывод о сугубо социально-экономическом
и политическом характере происхождения
национального вопроса. Подобная точка
зрения может показаться крайней, но она
вполне закономерна при рассмотрении
этнической проблемы не с позиций психолога,
а под углом зрения политолога, социолога,
гражданина.
Не менее категорично,
хотя и совершенно в ином ключе, звучит
вывод великого русского лингвиста
А. Потебни: «Единственная примета,
по которой мы узнаем народ и вместе
с тем, единственное, незаменимое
ничем и непременное условие
существования народа есть единство
языка» (Потебня, 1913). Ученый считает, что
каждый народ обладает единством
приемов мысли, уникальным, неповторимым
способом построения мыслительных, а
значит и языковых структур. Язык, по
мнению Потебни, это средство не только
и не столько обозначения мысли,
но, прежде всего, ее создания. В этом
смысле «перевод с одного языка на
другой есть не передача той же мысли,
а возбуждение другой, отличной».
Потебня приходит к заключению, что
«психология народов должна показать
возможность различия национальных
особенностей и строения языков как
следствие общих законов народной
жизни» (Потебня, 1913).
Первым, кто в России читал
в Московском университете курс этнической
психологии, был Г. Шпет. По его мнению,
этническая психология должна быть описательной,
а не объяснительной наукой. Предметом
этих описаний, классификаций и систематизаций
являются, по Шпету, «типические коллективные
переживания» или «дух народа»: «Социальные
явления, язык, миф, нравы, наука, религия,
просто всякий исторический момент вызывают
соответствующие переживания человека.
Как бы индивидуально ни были люди
различны, есть типически общее в
их переживаниях, как «откликах» на
происходящее перед их глазами, умами
и сердцем» (Шпет, 1927). В связи с
этим положением Шпет дает свое определение
понятию «народ»: «Множество индивидов
только тогда составляют народ, когда
дух народа их связывает в одно,
и он-то и есть эта связь, принцип,
идея народа, его единство» (Шпет, 1927).
Приведенный выше экскурс
в этнические теории, несмотря на свою
обширность, далеко не исчерпывает
всего спектра концепций по интересующей
нас тематике. Важным в данной связи
является очевидное разнообразие подходов
к вопросу наций и национального
своеобразия, подтверждающее большой
интерес к этой проблеме и ее извечную
актуальность. Общей чертой большинства
упомянутых исследований является, с
нашей точки зрения, взгляд на этнос
как на особую историческую и социально-психологическую
реальность, отличающуюся несомненным
своеобразием и собственной логикой
развития. Специфическими для каждого
этноса, по мнению большинства мыслителей,
являются такие характеристики, как
национальный дух, национальный характер,
общий стереотип поведения, существование
которых рассматривается как
непреложный факт и описывается
с помощью привлечения данных
истории, литературы, этнографии.
С точки зрения современной
этносоциологии и этнопсихологии все
указанные теории можно отнести
к группе так называемых примордиалистских концепций
этноса. Их сторонники рассматривают этничность
как объективную данность, изначальную
характеристику человечества. Этносы
понимаются как реально существующие
социальные или биологические сообщества
с присущими им чертами и глубинно связанные
с социально-историческим контекстом.
Наряду с этим направлением существуют инструменталистские иконструктивистские подходы
к пониманию этнического феномена. Приверженцы
теорий первого типа объясняют сохранение
этнических групп потребностями людей
в преодолении отчуждения, характерного
для современного общества массовой культуры,
а этничность понимается как средство
для достижения групповых интересов. Сторонники
второго подхода считают, что этническое
чувство и формулируемые в его контексте
представления и «доктрины» представляют
собой интеллектуальный конструкт писателей,
ученых, политиков. Ключевую роль в мобилизации
членов этнической группы на коллективные
действия во имя политических или социальных
целей играют лидеры, которые нередко
преследуют собственные цели и далеко
не всегда выражают волю народов (Арутюнян,
1999).
Примордиалистское представление
об этносе до 60-70-х годов XX века практически
доминировало в мировой науке, а
в отечественной было единственным
до начала 90-х годов. Значение трудов
русских мыслителей-примордиалистов
для разработки этнической проблематики
трудно переоценить: обилие новых идей,
смелые сопоставления и широкие
обобщения помогли поставить
массу важнейших проблем в
области психологии народов и
значительно продвинуть в этом направлении
научную мысль. Современные открытия
в этнопсихологии, опирающиеся на
результаты научного эксперимента и
данные полевых исследований, подтвердили
большинство интуитивных прозрений
русских философов. К вопросу
о методах этнопсихологического
анализа мы еще вернемся в конце
работы. Здесь отметим, что этническую психологию мы
видим как науку о закономерностях психической
жизни и поведения людей, обусловленных
их принадлежностью к той или иной этнической
группе, нацеленную на обнаружение системы
представлений, настроений и действий,
свойственных отдельному народу: «Главная
задача этнопсихологии состоит в изучении
связей между внутренним, психическим
миром человека и миром внешним, предметным,
социальным, этнокультурным» (Платонов,
Почебут, 1993).
Ключевым понятием и главным
конструктом здесь выступает этническая идентичность как
представление индивида о своей принадлежности
к той или иной этнической группе. Действительно,
изучение своеобразия этноса в фокусе
своего анализа имеет не абстрактного
человека в абстрактном обществе, а конкретного
человека в конкретной культурной среде,
специфической в этническом отношении.
Поэтому этническая идентичность становится
одной из центральных категорий, доступных
для этнопсихологического исследования.
Потребность в этнической
принадлежности рассматривается большинством
психологов в качестве базовой потребности
человека. Как отмечает Г. Солдатова,
«это одно из средств приспособления,
лучшей ориентации и достижения определенных
социальных целей в современном
сложном мире. Принадлежать к этнической
группе – это также способ выделиться,
обратить на себя внимание, через этничность
повысить свою ценность» (Солдатова. 1998).
Наиболее естественным для
человека является стремление к сохранению позитивной этнической
идентичности. Важной в этой связи
представляется следующая закономерность,
имеющая статус психологического закона:
позитивная этническая идентичность обязательно
предполагает наличие достаточно благоприятных
образов других этнических групп и высокую
толерантность по отношению к ним. Иными
словами, чем благоприятнее представление
человека о собственной этнической принадлежности,
тем терпимее он в отношении других этносов,
и тем менее схематизированными и однозначными
становятся его представления о «чужих»:
«Позитивную этническую идентичность
следует считать основным конструктом,
способствующим сохранению внутри- и межгрупповой
гармонии, а также – позитивного личностного
самоощущения» (Лебедева, 1999). Этот аспект
этнической идентичности крайне важен
при изучении социальных атрибуций и,
в частности, этнически
2.1 Этнический стереотип:
понятие, функции, основные методы изучения
В научный обиход понятие
«социальный стереотип» было введено
Уолтером Липпманом, который рассматривал
его как упорядоченный, схематичный,
детерминированный культурой образ
(или «картинку») мира в голове человека.
Липпман выделял следующие основные
причины, по которым люди прибегают
к стереотипизированию: во-первых, по
принципу экономии усилия, они не стремятся
реагировать каждый раз по-новому
на окружающие явления, а подводят их
под уже имеющиеся категории;
во-вторых, таким образом они защищают
групповые ценности и свои права.
Основными свойствами стереотипа, таким
образом, являются: устойчивость (или
существование одних и тех
же стереотипов у разных поколений
людей внутри одного этноса), ригидность,
избирательность восприятия информации
и эмоциональная наполненность.
Этнический стереотип в этой связи
можно определить как «упрощенный,
схематизированный, эмоционально окрашенный
и чрезвычайно устойчивый образ
какой-либо этнической группы или общности,
с легкостью распространяемый на
всех ее представителей» (Платонов, Почебут,
1993).
В приведенном определении
не учитывается один важный аспект,
связанный с социальными стереотипами:
их существование определяется не только
и не столько представлениями
отдельного индивида, сколько фактом
«группового согласия» (Haslam, Turner, 1998).
Австралийские ученые отмечают, что
исследователи стереотипов обычно
исходят из понимания стереотипа
как индивидуального, «частного» явления.
Тем не менее, сама возможность возникновения
и воздействия стереотипных представлений
на межличностное восприятие, а также
интерес к ним науки и необходимость
их изучения определяется свойством
стереотипов возникать не просто
в «головах» отдельных людей,
а в сознании целых групп: «Стереотипы
могут стать социальными, только
когда они разделяются большой группой
людей внутри социальной общности – разделение
означает процесс эффективного проникновения
данных стереотипов в сознание людей»
(Taijfel, цит. по Лебедевой, 1999). Аслам, Тернер
и др. вслед за Тэджфелом предлагают свой
взгляд на эту проблему, утверждая, что
«согласованность стереотипов является
результатом особого выделения роли групповой
идентичности, деиндивидуализации «Я»
(самостереотипизации) и соответствующего
с этим изменения восприятия и поведения».
Они рассматривают выдвижение на первый
план факта принадлежности группе в качестве
следствия так называемой «категоризации
в контексте», способствующей унификации
взглядов членов группы путем поддержания
их представлений об ингрупповой сплоченности
или оказания прямого давления с целью
достижения необходимого единства. Авторы
подчеркивают, что признание факта «группового
согласия» жизненно важно для подлинного
понимания стереотипа как явления социального
порядка (Haslam, Turner, 1998).