Разнообразные подходы к изучению неосозноваемого

У нас нет возможности  разбирать далее теорию и технику  психоанализа, равно как и его  критику. Все это требует специального курса лекций. Моя цель была лишь познакомить вас с главным  вкладом З.Фрейда – открытием  им сферы динамического бессознательного и описанием форм его проявления.  

Обратимся к третьему классу неосознаваемых процессов, которые  я условно обозначила как "надсознательные" процессы. Если попытаться кратко их охарактеризовать, то можно сказать, что это процессы образования некоего интегрального продукта большой сознательной работы, который затем "вторгается" в сознательную жизнь человека и, как правило, радикально меняет ее течение.  

Чтобы понять, о чем  идет речь, представьте себе, что  вы заняты решением проблемы, о которой  думаете изо дня в день в течение длительного времени, исчисляемого неделями и даже месяцами или годами. Это жизненно важная проблема. Вы думаете над каким-то вопросом, или о каком-то лице, или над каким-то событием, которое не поняли до конца и которое вас почему-то очень затронуло, вызвало мучительные размышления, колебания, сомнения. Думая над вашей проблемой, вы перебираете и анализируете различные впечатления и события, высказываете предположения, проверяете их, спорите с собой и с другими. И вот в один прекрасный день все проясняется – как будто пелена падает с ваших глаз. Иногда это случается неожиданно и как бы само собой, иногда поводом оказывается еще одно рядовое впечатление, но это впечатление как последняя капля воды, переполнившая чашу. Вы вдруг приобретаете совершенно новый взгляд на предмет, и это уже не рядовой взгляд, не один из тех вариантов, которые вы перебирали ранее. Он качественно новый; он остается в вас и порой ведет к важному повороту в вашей жизни.  

Таким образом, то, что  вошло в ваше сознание, является действительно интегральным продуктом  предшествовавшего процесса. Однако вы не имели четкого представления  о ходе последнего. Вы знали только то, о чем думали и что переживали в каждый данный момент или в ограниченный период времени. Весь же большой процесс, который по всем признакам происходил в вас, вами вовсе не прослеживался.  

Почему же подобные процессы следует поместить вне  сознания? Потому, что они отличаются от сознательных процессов, по крайней  мере, в следующих двух важных отношениях.  

Во-первых, субъект  не знает того конечного итога, к  которому приведет "надсознательный" процесс. Сознательные же процессы предполагают цель действия, т. е. ясное осознание результата, к которому субъект стремится. Во-вторых, неизвестен момент, когда "надсознательный" процесс закончится; часто он завершается внезапно, неожиданно для субъекта. Сознательные же действия, напротив, предполагают контроль за приближением к цели и приблизительную оценку момента, когда она будет достигнута.  

Судя по феноменологическим описаниям, к обсуждаемому классу "надсознательных" процессов следует отнести процессы творческого мышления, процессы переживания большого горя или больших жизненных событий, кризисы чувств, личностные кризисы и т. п.  

Одним из первых психологов, который обратил специальное  внимание на эти процессы, был В. Джемс. Он собрал на этот счет массу ярких описаний, которые изложены в его книге "Многообразие религиозного опыта" (В. Джемс. Многообразие религиозного опыта. М., 1910). В качестве более поздних работ на эту тему (на русском языке) можно назвать небольшие статьи З.Фрейда (З. Фрейд. Печаль и меланхолия // Психология эмоций. Тексты. М., 1984), Э. Линдемана (Линдеман Э. Клиника острого горя // Психология эмоций. Тексты. М., 1984), сравнительно недавно опубликованную книгу Ф.Е.Василюка (Василюк Ф. Е. Психология переживания. М., 1984) и др.  

Приведу два развернутых  примера, которые разбираются В. Джемсом. Первый пример Джемс заимствует у Л. Н. Толстого.  

"Мне рассказывал  С., – пишет Л. Н. Толстой,  – умный и правдивый человек,  как он перестал верить. Лет  26-ти уже, он, раз на ночлеге  во время охоты, по старой, с  детства принятой привычке, встал  вечером на молитву. Старший  брат, бывший с ним на охоте,  лежал на сене и смотрел  на него. Когда С. кончил и  стал ложиться, брат его сказал  ему: "А ты все еще делаешь  это?" И больше ничего они  не сказали друг другу. И  С. перестал с того дня становиться  на молитву и ходить в церковь... И не потому, чтобы он знал  убеждения своего брата и присоединился  к ним, не потому, чтоб он  решил что-нибудь в своей душе, а только потому, что слово это, сказанное братом, было как толчок пальцем в стену, которая готова была упасть от собственной тяжести; слово было только указанием на то, что там, где он думает, что есть вера, давно пустое место, и что потому слова, которые он говорит, и кресты, и поклоны, которые он кладет во время стояния на молитве, суть вполне бессмысленные действия. Сознав их бессмысленность, он не мог продолжать их" (цит. по У. Джемс. Многообразие религиозного опыта. М., 1910, с. 167).  

Заметьте, что с  человеком, от лица которого ведется  рассказ, случилось как раз то, что я описала в абстрактном  примере: в один прекрасный день он обнаружил, что потерял веру; что  его вера – как стена, которая  уже не поддерживается ничем, и ее достаточно тронуть пальцем, чтобы  она упала, в роли этого "пальца" и выступил равнодушный вопрос брата. Тем самым как бы подчеркивается, что не столько вопрос брата, сколько предшествующий процесс, не осознававшийся в полном объеме героем рассказа, подготовил его к этому решающему повороту.  

Другой пример из Джемса относится к кризису чувства.  

"В течение двух  лет, – рассказывает один человек,  – я переживал очень тяжелое  состояние, от которого едва  не сошел с ума. Я страстно  влюбился в одну девушку, которая,  несмотря на свою молодость,  была отчаянной кокеткой... Я пылал  любовью к ней и не мог  думать ни о чем другом. Когда  я оставался один, я вызывал  воображением все очарование  ее красоты и, сидя за работой,  терял большую часть времени,  вспоминая наши свидания и  представляя будущие беседы. Она  была хороша собой, весела, бойка.  Обожание мое льстило ее тщеславию.  Любопытнее всего, что в то  время, как я добивался ее руки, я знал в глубине души, что она не создана быть моею женою, и что никогда она на это не согласится... И такое положение дел в соединении с ревностью к одному из ее поклонников расстраивало мои нервы и отнимало сон. Моя совесть возмущалась такой непростительной слабостью с моей стороны. И я едва не дошел до сумасшествия. Тем не менее, я не мог перестать любить ее.  

Но замечательнее  всего тот странный, внезапный, неожиданный  и бесповоротный конец, которым  все это завершилось. Я шел  утром после завтрака на работу, по обыкновению полный мыслями о  ней и о моей несчастной участи. Вдруг, как будто какая-то могущественная внешняя сила овладела мной, я быстро повернул назад и прибежал в мою  комнату. Там я принялся немедленно уничтожать все, что хранил в память о ней: локоны, записочки, письма и  фотоминиатюры на стекле. Из локонов и писем я сделал костер. Портреты раздавил каблуком с жестоким и радостным упоением мщения... И я так чувствовал себя, точно освободился от тяжкого бремени, от болезни. Это был конец. Я не говорил с ней больше, не писал ей, и ни одной мысли о любви не возбуждал во мне ее образ.  

<...> В это счастливое  утро я вернул к себе мою  душу и никогда больше не  попадался в эту ловушку" (У.  Джемс. Многообразие религиозного опыта. М., 1910, с. 169).  

В. Джемс, комментируя  этот случай, подчеркивает слова: "как  будто какая-то могущественная внешняя  сила овладела мной". По его мнению, эта "сила" – результат некоторого "бессознательного" процесса, который  шел вместе с сознательными переживаниями  молодого человека.  

В. Джемс не мог  предвидеть, что термин "бессознательный" приобретет в результате появления  психоанализа слишком специальный  смысл. Поэтому, чтобы подчеркнуть  совершенно особый тип впервые описанных  им процессов, я использовала другой термин – "надсознательные". Он, как мне кажется, адекватно отражает их главную особенность: эти процессы происходят над сознанием в том смысле, что их содержание и временные масштабы крупнее всего того, что может вместить сознание; проходя через сознание отдельными своими участками, они как целое находятся за его пределами.  

Рис. 1. Схема соотношений  сознания и неосознаваемых процессов  различных классов  

Подведем итоги  всему сказанному в последних  двух лекциях. В свое время З.Фрейд сравнил человеческое сознание с айсбергам, который на девять десятых погружен в море бессознательного, Вы знаете, что под бессознательным Фрейд имел в виду вытесненные желания, влечения, переживания. Рассмотрение всей темы "Неосознаваемые процессы" приводит к выводу, что, если сознание и окружено "водами" бессознательного, то состав этих "вод" гораздо более разнообразен.  

В самом деле, попробуем  изобразить человеческое сознание в  виде острова, погруженного в море неосознаваемых процессов (рис.1). Внизу следует поместить  неосознаваемые механизмы сознательных действий (I). Это – технические исполнители, или "чернорабочие", сознания. Многие из них образуются путем передачи функций сознания на неосознаваемые уровни.  

Наравне с процессами сознания можно поместить неосознаваемые побудители сознательных действий (II). Они имеют тот же ранг, что и  сознаваемые побудители, только обладают другими качествами: они вытеснены  из сознания, эмоционально заряжены и  время от времени прорываются  в сознание в особой символической  форме.  

И наконец, процессы "надсознания" (III). Они развертываются в форме работы сознания, длительной и напряженной. Результатом ее является некий интегральный итог, который возвращается в сознание в виде новой творческой идеи, нового отношения или чувства, новой жизненной установки, меняя дальнейшее течение сознания. 
 
 

Бессознательное в поздних работах

Энциклопедия глубинной  психологии / Зигмунд Фрейд. Жизнь, работа, наследие / Понятие бессознательного и его значение у Фрейда / Бессознательное  в поздних работах

Страница 1 
 

В работах Фрейда, написанных с 1914 («Введение в нарциссизм») по 1923 год («Я и Оно»), заметен решительный  поворот в отношении многих представлений  и понятий. В начальный период на переднем плане стояли проявления бессознательно вытесненного или отвергнутого. Именно их исследование прежде всего и привело к возникновению психоанализа. Разработанный тем временем более точный и разносторонний метод лечения позволил выявить феномены, которые не удавалось обнаружить в рамках прежней теоретической концепции. Эти феномены заставили уделить больше внимания отражающей, отклоняющей и вытесняющей области души, поэтому следующий этап работы Фрейда характерен его обращением к Я, происхождение, развитие и функционирование которого отныне стало предметом его интересов. Употреблявшиеся до сих пор понятия бессознательного, предсозна-тельного и сознательного и связанный с ними взгляд на бессознательное как обособленную систему претерпели ряд изменений. Они были обусловлены новыми результатами, из которых следовало, что область Я, доныне считавшаяся областью сознательного, из которой проистекает защита, может также включать часть бессознательного. Поэтому теперь стало бессмысленно употреблять понятия бессознательного и сознательного в значении систем, хотя в значении качеств их по-прежнему можно было использовать. Разделение психического аппарата на системы бессознательного и (пред)сознательного заменяется моделью инстанций. Благодаря новым понятиям Я, Сверх-Я и Оно преодолевается классификационное противопоставление бессознательного сознательному: отныне Я, доселе рассматриваемое как сознательная система, может включать часть бессознательного. «Мы видим, что бессознательное не совпадает с вытесненным. Остается верным, что все вытесненное бессознательно, но не все бессознательное есть вытесненное; часть Я — Бог весть, сколь велика эта часть Я, — должна быть и, несомненно, является бессознательной» (XIII, 244). Новые понятия, впервые ясно сформулированные Фрейдом в работе «Я и Оно», показывают, сколь сильно изменилось прежнее понятие бессознательного. Его значение, с одной стороны, сузилось: термин бессознательного теряет значение как в смысле сферы, имеющей четкие границы, так и в смысле «только» вытесненного. С другой стороны, значение термина расширяется: бессознательное рассматривается отныне как качество, свойство. Все психические функции могут быть бессознательными. « .Итак, мы должны признать, что свойство бессознательности теряет для нас значение. Оно становится многозначным качеством, не допускающим далеко идущих и непререкаемых выводов, для которых нам хотелось бы его использовать. Тем не менее надо остерегаться пренебрегать им, ибо, хотим мы того или нет, это свойство в конце концов является единственным лучом света во тьме глубинной психологии» (XIII, 244—245).  

Что побудило Фрейда внести столь серьезные коррективы в прежнее понятие бессознательного? Мы видели, что вначале упор в  бессознательном делался на вытесненном. Вытесненным считалось сексуальное влечение — разумеется, в самом широком смысле догенитальной (оральные, орально-агрессивные, анальные, аналь-но-садистские влечения) и генитальной сексуальности. Эти «запретные утехи» в бессознательном совпадали с традиционным представлением о животной сфере человеческого естества, служащей «обиталищем низменных инстинктов», которые надобно обуздывать и которые должно подчинить сознательное разумное Я. При таком толковании природы человека было бы логично ожидать, что чем раньше сознательное Я получит доступ к душевным функциям и возьмет их на себя, тем выше будет его оценка с социальной и этической точек зрения. При таком толковании в бессознательном не может быть никакого иного содержания или процесса, кроме инстинктивно вытесненного. В этом отношении опыт психоанализа принес неожиданные результаты. Помимо уже упомянутого творческого аспекта бессознательного, в ходе психоаналитической работы выяснилось, что важную роль в душевной жизни играют функции самонаблюдения и самонаказания, которые работают бессознательно и могут быть столь же бессознательно действенны, как и вытесненные. «Из наших анализов мы узнаем, что есть люди, у которых самокритика и совесть, также представляющие собой чрезвычайно ценную работу души, являются бессознательными и, будучи бессознательными, производят чрезвычайно важное воздействие» (XIII, 254).

Бессознательную самоанализирующую функцию части человеческого Я Фрейд связывает с феноменом совести. Совесть издревле, как черта, присущая лишь человеку, считавшаяся знаком чего-то «высшего в нас», теперь ни в коем случае нельзя отнести к бессознательной, инстинктивной стороне человеческой натуры. Поэтому Фрейд обозначил эту критическую инстанцию как Сверх-Я. В новой структурной модели Сверх-Я занимает место между Я и Оно (см. статью Д. Айке). Большую часть бессознательных функций Сверх-Я объясняет само его происхождение. В начале развития у ребенка имеется лишь Оно и слабо выраженное, зачаточное Я. В течение первых пяти лет начинает развиваться Сверх-Я. Оно формируется отчасти из-за конфликтов Я, отчасти благодаря заимствованию у старших (через идентификацию с ними) поощрений, запретов и норм. Такая интериоризация внешних «эталонных» инстанций происходит бессознательно, поскольку совершается на том этапе, когда рефлексивные способности Я еще не сложились. Впоследствии взрослый в своем поведении, восприятии и мышлении не различает запечатленной идентификации раннего детства, каковая может быть осознана лишь благодаря специальным мерам (анализу). Сверх-Я — это отражение ценностей существующего общества, норм, которые передаются ребенку через родительские приказы и запреты, но Сверх-Я является еще и носителем Я-идеала. Сверх-Я в узком смысле принадлежат командные, запрещающие и карающие функции, это бессознательно действующая инстанция, задающая эталон, которая вмешивается в работу Я, взяв на себя функцию посредника между влечением, принимающим характер Оно, и реальными возможностями внешнего мира. В качестве Я-идеала Сверх-Я является мерилом того, что о себе думают и чего себе желают, а также идеалов, ценностей и норм, которые следует воплотить в жизни. В этом смысле здоровый Я-идеал дает веру в себя, чувство собственного достоинства, способность вдохновляться высокими целями и примером других людей. Если же Сверх-Я имеет патологическую структуру или вовсе утрачено, то в нем могут возобладать бессознательные карательные тенденции, последствия которых могут быть самыми разными, вплоть до самоубийства, — например, чувство одиночества, заброшенности, мания преследования, мания самоуничижения, неверие в собственные силы и ощущение своей полнейшей ненужности.