Основные взгляды на психология в России

В жизни современного украинского общества обнаруживаются и другие духовно-психологические  сдвиги, которые оказывают влияние  на представления о предмете психологии. Так, всякая и тем более качественная трансформация общественного организма  заостряет у индивида переживание  конечности бытия, опасности неожиданного или (и) преждевременного финала жизненной  драмы, а следовательно, дает пищу "екзистенциальному" интересу - как практическому, так и научному. Под экзистенциальным понимают состояние души, оказавшейся один на один с миром и могущей рассчитывать только на себя. Это умонастроение и переживание человека, утратившего веру в разумность истории, не могущего более полагаться на поддержку провидения, а ныне даже на поддержку партии, "олицетворяющей ум, честь и совесть нашей эпохи". Потому, у экзистенциально ориентированной отечественной психологии центр определения ее предмета смещается в сторону представления о переживании человеком превратностей своего "бытия-в-мире", или более точно - представления о структурах экзистенции, различных модусах человеческого существования - таких, как забота, страх, совесть, решимость, ответственность, о чем писал М.Хайдеггер. Экзистенциально ориентированная отечественная психология фиксирует в своем предмете, прежде всего, факт онтической зависимости индивида от осознания им пределов своего бытия и видит свою задачу в том, чтобы помочь человеку освободиться от иллюзий по поводу возможности внешней поддержки и помощи, в том, чтобы поставить его перед самим собой, заставить заглянуть в себя и там, в себе, отыскать и смыслы, и цели, и средства их достижения, а также внутреннюю душевно-духовную силу для личного противостояния реальности небытия.

Однако, для  реализации прагматической установки "Что делать?" и экзистенциальной установки "Как быть?" психологии необходимо разобраться в том, что  представляет из себя психическая жизнь по существу в ее чистом виде и что означает для человека быть аутентичным своей природе. Эту многотрудную задачу предметного самоопределения берут на себя феноменологически ориентированные отечественные психологи. Следуя методологии Э.Гуссерля, они путем "феноменологической редукции" очищают предметное поле психологии и "оставляют в скобках" лишь то, что не вызывает сомнений в своей самоочевидности. "Феноменологический опыт - это не что иное, как та рефлексия, в которой нам становится доступным психическое в его собственной сущности, причем рефлексия…, которая последовательно проводится так, что подвижно-текучая специфическая жизнь Я эксплицируется в созерцании в соответствии со своими собственными составными частями и …во всех горизонтах". Правда, после такой "чистки", например, специалисты в области психофизиологии могут остаться без работы.

Однако, как  известно, человек далеко не все  может отрефлексировать, осознать, понять, предвидеть и по своей воле осуществить. В ситуации, когда Супер-эго утратило опору в виде "Морального кодекса строителя коммунизма" и не может сегодня разобраться с нормами жизни, когда СМИ во всю мощь провоцируют проявление того худшего, что есть в нашем бессознательном, когда для нормальной творческой сублимации не хватает работы или зарплаты, человеку трудно самому, без опытного психоаналитика противостоять внутреннему давлению запретных влечений. Но, как известно, дабы психотерапевтическая помощь была эффективной, необходимо чтобы "клиент" проникся идеологией глубинной психологии и признал ведущую роль категории бессознательного в формировании предмета психологической науки.

Особая страница в жизни современной отечественной  психологии отмечена смещением фокуса внимания с человека вообще на конкретно  существующего индивида с его индивидуально-неповторимым миром жизни, который в принципе не поддается формализации. Нельзя в этом смысле не заметить растущую у нас сегодня популярность не только экзистенциальных, персоналистических, но и постструктуралистских подходов с их вполне оправданной критикой абстрактной, надиндивидуальной субъектности, стремлением оголить и выставить напоказ истинные противоречия отдельно взятого и нашего общего бытия. Однако, наверное нельзя допускать, чтобы устрашающие представления о "симулякрах" и "ризомах", пророчества "смерти субъекта" в духе М.Фуко заслоняли позитивную перспективу человеческого существования. Увидев реальность такой, какой она есть на самом деле, следует искать пути ее совершенствования и не терять уверенность в возможности человека быть автором, творцом своей жизни, без чего вряд ли стоит вообще говорить о смысле и аутентичности его существования. Именно такой идейно-мировоззренческой платформы придерживаются отечественные психологи, которые причисляют себя к гуманистической психологии, признающей за человеком право считать себя субъектом собственной жизни, в том числе и психической.

Таким образом, изменения социальной ситуации, которые  актуализируют, заостряют самые  разные, а порой и новые формы  психической, душевно-духовной активности человека, углубляют, расширяют, а иногда делают качественно иным представление  психологов о предмете их науки. Не малую роль в этом процессе сыграло  интенсивное освоение отечественной  психологией достижений мировой  психологической мысли. "Предмет  психологии зависит от культуры: он изменяется на протяжении исторического  времени, обогащается усилиями как отдельных деятелей, так и научных школ, но все же остается неполным", - резонно замечает П.А.Мясоед. Сожаление автора относительно неполноты определения предмета психологии можно понять, но трудно разделить. Тем более, что полнота дефиниции предмета психологии здесь ставится в причинную зависимость от влияния культуры: якобы, чем больше такого влияния, тем полнее будет это определение.

Действительно, развитие науки не может осуществляться изолированно, вне влияния со стороны  культуры. Однако, линейный социальный детерминизм далеко не всегда приводит к нужному результату. Очень просто при этом получить образец "дурной бесконечности" типа: сколько и каких культур - столько и таких предметов психологии. Кроме того, история знает немало случаев интенсивного развития науки в условиях, когда культурные влияния если и играли, то скорее отрицательную роль. Потому, наряду с культурной детерминацией, следует принимать во внимание собственную логику развития науки. Иными словами, вряд ли имеет смысл до такой степени абсолютизировать влияние культурного фактора на психологию, чтобы отказать ей в праве самостоятельно определять свой предмет. В противном случае, психологам трудно будет находить общий язык, что собственно и можно было наблюдать на примере непримиримого отношения ортодоксальной советской психологии к "антинаучным" зарубежным концепциям психического. В этом смысле понятно беспокойство, которое в свое время высказывал Г.И.Челпанов по поводу сохранения целостности психологической науки: "Психология распадается на такие части, которые совершенно друг с другом не связаны. Вследствие этого психология начинает утрачивать свое единство. Ей грозит распад… Нужно принять меры к сохранению единства психологии".

Потому, для  общего научного блага и сохранения самостоятельного статуса психологической  науки не следует, вероятно, спешить  соглашаться сразу и во всем с  замечанием Ф.В.Бассина о невозможности "универсального" определения предмета психологии, "годного на все времена". Но следует, хотя бы время от времени, ставить и как-то согласовывать ответы на вопросы о том: существует психическая реальность как таковая или нет, что считать, а что не считать психическим, по каким критериям следует отличать телесное от душевного, плотское от духовного, душевное от духовного, мозговую нервную деятельность от деятельности психической и саму эту деятельность от деятеля, ее субъекта.

Универсальное представление о "внутренней душевной жизни" или просто о душе как "состоянии  огня", "движущем начале" (Гераклит, Демокрит), "идее", "бессмертной духовной сущности" (Платон), как "форме форм или ентелехии" (Аристотель), как "субстанции" (Ф.Бекон) и т.д. в те давние времена фактически отражало то, что сегодня мы вкладываем в понятие психики или психической реальности. И хотя уже тогда природа душевной жизни интерпретировалась по-разному (материалистически и идеалистически, как нечто имманентное или извне вселяющееся в плоть и т.д.), но похоже ни у кого не возникало сомнений по поводу существования этой специфической реальности. Потому, конечно, удивительно, что и в нынешние времена продолжаются споры о природе души, психики, сознания и даже по поводу их существования, что уже ставит науку психологию в неловкое положение. "Однако, если нет психической действительности, - отмечал А.Пфендер, - то отсутствует сам предмет психологии. Если такая действительность хотя и существует, но не может быть научно познана человеком, то психология как наука невозможна".

Продолжая эту  мысль, позволим себе следующую реплику: если нет, наряду с частными, некоторого общего представления о предмете психологии, то, вероятно, такая наука  по большому счету не имеет права  на существование. Однако, скорее всего проблема общего определения предмета психологии заключается не в злой воле психологов, которые якобы не хотят интегрироваться в едином научно-психологическом пространстве, а в сложности приведения к общему знаменателю различных точек зрения.

Так, во многих фундаментальных трудах и учебниках  по психологии можно встретить определение, согласно которому предметом психологии есть психика, психическое, психическая  жизнь, психическая действительность, душа, дух с различного рода уточнениями  типа: "функция высокоорганизованной материи - мозга". Подобные определения  предмета психологической науки, строго говоря, ничего не "опредмечивают" ибо является тождественными представлению об ее объекте, а именно - психическом как объективно существующем и противостоящем познающему его субъекту. Суть дела не меняется, если вместо понятий "психика" или "психическое" подставляются такие уточнения как: "психическая деятельность", "психические свойства, процессы и состояния", "закономерности и механизмы становления, функционирования и развития психики" и т.п.. В итоге, понятие "предмет науки психологии" оказывается просто излишним, покуда есть субъект познания (психология) и есть объект этого познания (психика).

Чтобы разобраться  в этом противоречии, следует для  начала соотнести представление  о предмете науки психологии с  представлением о предмете конкретного  психологического исследования. Так, если предмет психологического исследования действительно может представлять часть объекта, на которую направлено внимание исследователя (что также  представляется дискуссионным), то наука  психология как субъект познания в принципе не может иметь в  качестве предмета какую-либо, пусть  даже очень большую, часть психического как противостоящего ей объекта. Кроме того, очевидно, что предмет  психологии не должен совпадать с  ее объектом. И не столько по форме  или объему, сколько, по сути. Если все  же попытаться розотождествить эти понятия, то предмет психологической науки как субъекта познания может быть представлен в следующих интерпретациях.

Так, К.А.Абульханова-Славская связывает представление об объекте психологии с пониманием "качественного своеобразия индивидуального уровня бытия" человека, полагая под предметом "обусловленный природой объекта специфический способ абстрагирования, с помощью которого психология исследует это качественное своеобразие индивидуального бытия человека". То есть, в предмет психологии включаются не конкретные психологические механизмы, раскрываемые психологическим исследованием, а лишь общие принципы определения этих механизмов.

явлений, их свойств, связей и отношений, а также законов их развития, - отмечает С.Д.Максименко, - то понятие "предмет познания" прежде всего определяет те границы, в пределах которых изучается тот или иной объект. В понятии "предмет познания" выражаются и фиксируются те свойства, связи, отношения и законы развития исследуемого объекта, которые уже включены в научное познание и выражены в определенных логических формах".

Существует  подход, согласно которому в качестве объекта психологии рассматривать  человеческое существо в его абстрактном  или конкретном понимании (Б.Ф.Ломов, Е.Б.Старовойтенко). Тогда предметом исследования берется сама психика в ее различных ипостасях. Например, у Е.Б.Старовойтенко предмет психологии составляет "психологический план жизни индивида".

Определение предмета психологии осуществляется также  на основе представления о том, что  составляет сущность психической формы  жизни. Так, например, П.Я.Гальперин, полагая, что именно ориентировочная деятельность составляет сущность психического, определяет предметом психологии "процесс  ориентировки субъекта в ситуации" или просто "ориентировочную деятельность".

Однако, есть основания полагать, что сущность психической активности не сводится к "процессу ориентировки", а следовательно и предмет психологии не может быть таким образом адекватно репрезентирован. По мнению К.А.Абульхановой-Славской, именно введением понятия "субъекта психической деятельности" было осуществлено "приземление" предмета психологии - психики, которая до того понималась безсубъектно гносеологически, к реальному онтологическому основанию - индивиду, личности, решающей противоречия жизнедеятельности. Близкой к вышеизложенной представляется точка зрения В.С.Библера относительно принципа определения предмета психологии. То есть, на его взгляд, речь должна идти не о психологии деятельности, а о "психологии субъекта психической деятельности", поскольку предметом психологии является не деятельность, а ее принципиальная возможность, "канун", понятые как субъект деятельности. Дабы сохранить историческую преемственность, следует привести еще одно "сущностно-субъектное" определение, которое дал в свое время предмету психологии Г.Гегель: "Себя в себе определяющий дух как субъект для себя - предмет психологии".

Согласно  последней версии, которая нам  представляется ближе и понятнее, при исследовании и формировании представления о предмете психологической  науки следует двигаться не столько "вширь", рискуя в конечном итоге  либо отождествить его с понятием объекта науки, либо с его частью, сколько погружаться в сущностные глубины, обнаруживая там новые  пласты бытия психического и новые  аргументы в пользу его качественной определенности, античной самобытности и, одновременно, органической включенности в мир - природный и социальный. Предмет психологии в отличии от ее объекта, фиксирует представление о наиболее общей цели или сверхзадаче, которая стоит перед всей психологической наукой, независимо от того, осознается она или нет. Цель эта - в раскрытии сущности психического, его качественного своеобразия.