Межгрупповые конфликты

Возникает “закрытый”, деспотический тип общества, где  все подчинено политической целесообразности. Всеобщим центром притяжения всех усилий становится политическая власть, монополизируемая складывающейся вокруг нее элитой (номенклатурой). Логика саморазвития общества подменяется  насильственной реализацией какого-либо утопического проекта всеобщего  счастья, всякое несогласие с которым  автоматически превращает любого человека во “врага народа”.

1. Конфликты тоталитарных режимов. В обществе подобного типа, где искажены все нормальные пропорции экономики, политики и культуры, и политические конфликты приобретают ряд характерных особенностей:

1) Из всех возможных  видов политических конфликтов (интересов,  статусов, ценностей) на первый  план выдвигаются статусно - ролевые  конфликты, связанные с близостью  или удаленностью от политической власти.

2) Поскольку различия  интересов профессиональных, этнических  и прочих социальных групп  ликвидировать нельзя, а признать  конфликтность их отношений во  внешне едином, отмобилизованном обществе политическая власть не желает, большинство реальных конфликтов становятся скрытыми, подавленными. У многочисленных социальных групп по существу нет возможности артикулировать и соответственно четко осознавать свои интересы, которые скрываются в область иррационального. Именно поэтому крушение тоталитарных режимов во многих случаях ведет к вспышкам насилия, серьезной угрозе гражданской войны — это подавленные конфликты выходят наружу.

3) Политические конфликты  тоталитарного общества предельно  идеологизированы. Идеология (представляющая  собой всего лишь теоретически  осмысленный вариант общественного  переустройства, разработанный какой-либо  социальной группой) превращается  в “священную корову” тоталитарного  режима, непререкаемую ценность, не  подлежащую никакой критике. Она,  естественно, “единственно верная”  и общеобязательная. Инакомыслие  — политическое преступление. Любое  движение “тестируется” на соответствие  идеологическим догмам. Внешнеполитические  конфликты, а также конфликты,  связанные взаимодействием партийно-государственных  структур, подчиняются идеологическим  приоритетам. В еще более резкой  форме та же картина наблюдается  и в сфере духа — науке,  искусстве, религии, морали. Сама  тоталитарная идеология, властно  подавляя саморазвитие этих сфер, становится дополнительным источником конфликта.

4) Гипертрофия политической  сферы жизни тоталитарного общества  приводит к тому, что в нем  даже самые далекие от политики  конфликты возводятся в ранг  политических. Невыполнение предприятием  плана, развод в семье, знакомство  с несанкционированными властью  источниками информации — все  превращается в политические  преступления. Чтение и хранение  “запрещенной” литературы делает  человека участником политического  конфликта с государством!

5) В таких условиях  большинство конфликтов носят  искусственный, навязанный характер. Этой характеристике полностью  отвечают и конфликты, возникающие  как следствие попыток власти  направить недовольство населения  на поиск врага (вредители,  космополиты, диссиденты), на которого  можно было бы списать собственные  неудачи.Не менее искусственен  и ложен по своей сути конфликт, связанный с непременной для  тоталитарной идеологии идеей  социального превосходства какой-либо  социальной группы (арийской расы, рабочего класса и пр.).

6) Тоталитарным политическим  режимам свойственна также тенденция  интернационализации политических  конфликтов. Лежащая в их основе  универсальная идеология позволяет  трактовать все мировые события  как, допустим, столкновение интересов  рабочего класса и буржуазии.  Отсюда и планы экспорта революции,  поддержки любых антиимпериалистических  движений, блоковое восприятие мира  как арены борьбы двух непримиримых  систем — капиталистической и  социалистической. 

2 Конфликты демократического  общества. Системы демократические,  наверное, не менее конфликтны. Однако  характер этих конфликтов существенно иной.

1) Прежде всего,  они открытые, явные, признаваемые  обществом и государством как  нормальное явление, вытекающее  из конкурентного характера взаимоотношений  в большинстве областей общественной жизни.

2) В демократических  обществах политические конфликты  локализованы в собственно политической  сфере. Они не распространяются  на частную жизнь граждан, не  подчиняют себе развитие экономики,  не определяют “правило функционирования духовной сферы.

3) Поскольку у  всех социальных групп есть  множество способов артикуляции  своих интересов, объединения  в различные организации с  целью оказания давления на  власть и т.д., конфликтные ситуации  характеризуются меньшей напряженностью. Меньше опасность “взрывов”  социального негодования, насильственного разрешения конфликтов.

4) Так как демократия  строится на плюрализме мнений, убеждений, идеологий и способна  исследовать конфликтные ситуации  свободной рациональной дискуссией, она в состоянии отыскивать  гораздо больше приемлемых способов  разрешения политических конфликтов.

5) Статусно - ролевые  политические конфликты в демократических  режимах имеют относительно меньшее  значение, чем конфликты интересов и ценностей.

6) Поскольку политическая  власть в демократическом режиме  не сконцентрирована в одном  органе или в одних руках,  а рассредоточена, распределена  между различными центрами влияния,  да к тому же каждая из  социальных групп может свободно  отстаивать свои интересы, то  открытых политических конфликтов, естественно, фиксируется больше, чем в тоталитарном обществе. Они многообразнее и разнокалиберное.  Но это признается выражением  не слабости, а силы демократии, понимаемой как баланс интересов  конкурирующих социальных групп.

7) Сильной стороной  демократии является также и  отработанность четких процедур, правил локализации и регулирования  политических конфликтов. 

Все сказанное, разумеется, не означает, что демократия является безупречным инструментом разрешения политических конфликтов. У нее свои проблемы. Критики современной плюралистической демократии, например, небезосновательно  указывают на формальный характер демократических  процедур; предполагающий лишь юридическое  равенство индивидов и групп, которое в условиях господства рыночных отношений неизбежно сохраняет  социальное неравенство. Привлекательно, конечно, представлять демократию балансом интересов конкурирующих социальных групп. Но какая конкуренция может  быть между группами, скажем, пенсионеров  и крупного капитала? Итоговый “баланс” их отношений известен заранее. Или, предположим, какой-то индивид или  группа не преуспели в рыночном соревновании, как же тогда быть с их правами  на достойную жизнь, свободу, собственность? Священное право на собственность, когда не на что жить, может весьма сильно раздражать.

В такого рода аргументах, безусловно, есть свой резон.Ониуказывают на реальные изъяны демократического способа организации политической жизни. Однако рецепты их преодоления, выписываемые тоталитарными идеологиями, на практике ведут к куда более  худшим последствиям. Известный австрийский  экономист Фридрих Хайек в  ставшей классической работе “Дорога  к рабству” предложил для понимания  различения двух обсуждаемых форм управления обществом такую аналогию. Разница  между ними примерно такая же, как  между правилами дорожного движения (или дорожными знаками) и распоряжениями, куда и по какой дороге ехать. В  демократическом обществе власть лишь устанавливает формальные “правила движения”, то есть сообщает заранее, какие действия она предпримет в  ситуациях определенного типа. “Дорогу” каждый выбирает сам, И власть не гарантирует, что “водитель” непременно доберется  туда, куда ему нужно и в срок.Он может попасть в “пробку”, не рассчитать скорость и т.д. Так, может быть, государству лучше взять в свои руки управление движением — заранее просчитать количество водителей, их грузы, определить оптимальные маршруты? Увы, как свидетельствует практика, совсем даже не лучше. Запланированный график все равно будет сбиваться разными обстоятельствами (погодой, капризами техники), необходимость его соблюдения будет требовать все более жесткого контроля, кому-то придется давать “зеленую улицу”, порождая привилегии и пр. И самое противное — лишь государство будет решать, куда и как нам ехать. Без его позволения и с места тронуться нельзя. Подобная перспектива все-таки заставляет современное человечество склоняться к выбору “формальных правил” демократии, которые действительно носят чисто инструментальный характер и не обещают безусловного торжества социальной справедливости.

В плане различения конфликтов тоталитарных и демократических  режимов российские политические конфликты  находятся в “промежуточном”  положении. Наше нынешнее общество несет  на себе все черты “переходного”  типа от тоталитаризма к демократии: слабость гражданского общества и соответственно “безопорность” демократических институтов, остаточное влияние тоталитарных традиций безусловного подчинения политическим “верхам”, уступкаим всех политических инициатив и ответственности, ценностный раскол в обществе и т.д. Отсюда и  резко конфронтационный характер наших  сегодняшних политических конфликтов, их хаотичность, неустойчивость, неотработанность процедур урегулирования и разрешения. Преодоление этих особенностей “посттоталитарной” конфликтности является актуальнейшей  задачей как нашей политической элиты, так и общества в целом. 
 

Политические конфликты интересов

Третье из предложенных выше оснований разделения политических конфликтов (их объект) подразумевает  выделение конфликтов интересов, ценностей  и статусов (ролей). Наиболее весомы срединих конфликты интересов. “Прозрачность” конфликта интересов в политической жизни, то есть ясное и отчетливое понимание факта конкуренции  различных социальных групп за обладание  властью – достижение западной демократической  традиции. Дело это исторически долгое и трудное. Становление каждой группы интересов проходит ряд последовательных стадий: политическая идентификация, осознание  общности интересов, формулировка притязаний, мобилизация политических ресурсов, создание формализованных структур (партий, движений, групп), прямые действия по оказанию давления на власть. Разные социальные группы проходят эти фазы в разные сроки и с разным успехом. В сегодняшней России эти привычные для западного мира процессы пока только разворачиваются. Поэтому влияние ещенеоформившихся как следует групп интересов на власть сумбурно, хаотично и малоинституциализировано. От этого создается впечатление, что основные политические конфликты инициируются и развиваются внутри самой политической власти. И можно лишь догадываться, что “за спиной” той или иной политической группировки стоят интересы больших социальных групп. (Кроме, разве что, крупного капитала — тут все достаточно прозрачно.)Но при всей аморфности нашей политической системы отчетливо видно” что основные “межевые” линии конфликтующих сторон те же, что и в развитых демократиях. (Это в принципе должно радовать. Если бы еще и разрешались эти конфликты так же демократично.) Позиции участников политических конфликтов выстраиваются ныне по трем разделительным линиям:

1) разделение властей  — исполнительная против законодательной;

2) разделение фракций  в парламенте (Федеральном Собрании);

3) разделение полномочий  федеральных и региональных властей.

Конфликты ветвей власти

Разделение властей (на законодательную, исполнительную и  судебную) — один из базовых демократических  институтов. Его смысл — в предотвращении концентрации власти в одном органе, во взаимном уравновешивании и контроле ветвями власти друг друга. Этот принцип  также заложен в архитектуру  нашего сегодняшнего государства (депутаты не могут быть чиновниками или судьями). В устоявшейся демократической системе выгоды применения принципа разделения властей перевешивают издержки его перманентной конфликтности- В республиках парламентского типа она снимается тем простым фактом, что правительство (власть исполнительная) формируется на основе парламентского большинства (власть законодательная). В республиках президентских (там, где правительство формирует президент) сложнее, поскольку два народных волеизъявления — на выборах парламента и президента — могут и не совпасть. Так было, например, во Франции 80-х годов, когда президент-социалист Ф. Миттеран уживался с правым (социалисты были в меньшинстве) парламентом. Тем не менее конфликт между ними не стал трагедией, поскольку отлаженная партийная и государственная системы предоставляют много возможностей для компромиссов в спорах представительной и исполнительной властей. В России ситуация иная. У нас нет сколько-нибудь длительной традиции рассредоточения власти. Политическая власть всегда была жестко централизованной. Да и сам институт представительной власти появился в нашем отечестве только в 1905г. Система Советов, организованная в 1917 г., хоть и провозгласила торжество воли народа, но свела функции законодательной власти к чистой декорации. Реальнойже властью обладали коммунистическая партия и исполкомы Советов (а на самом верху — Совет Министров). Так что, наверное, не стоит удивляться тому, что первый же опыт столкновения исполнительной и законодательной властей (в октябре 1993 г.) закончился плохо обоснованным применением силы. Принятая вслед октябрьским событиям новая российская Конституция перераспределила часть властных полномочий в пользу президента и тем самым сделала менее вероятной открытую конфронтацию сторон. Но снять ее вообще невозможно, ибо для этого надо ликвидировать либо парламент, либо президентскую власть. К настоящему времени этот конфликт приобрел характер вялотекущего, что, наверное, означает шаг вперед по сравнению с 1993 г. Стороны постепенно учатся находить компромиссы и конституционные выходы из разногласий. Однако разворачиваемая ныне реформа верхней палаты Федерального Собрания и образование новых, не предусмотренных Конституцией государственных структур (типа Госсовета или семи федеральных округов), говорят о том, что исполнительная власть еще не оставила надежды обеспечить себе “удобную”, послушную законодательную власть. Что чревато в будущем обострением конфликта между ними.