Эмпирические исследования предметности восприятия

  Описывая специфику кожного зрения, Г. Гварниеро подчеркивал зрительный, а не тактильный характер образов: «Я использовал слово "видеть" за неимением лучшего. Как только я овладел навыками сканирования, то перестал чувствовать, что ощущения локализуются у меня на спине» [160, 104\. Зрительный характер образов подтверждали и проводившиеся при обучении эксперименты, в ходе которых у испытуемых (в опытах также участвовали и другие люди) возникали типичные зрительные иллюзии. Например, была ярко выражена иллюзия водопада.

  Подводя итог краткому рассмотрению проблемы создания искусственных органов чувств, отметим, что результаты эмпирических исследований, описанных в этой главе, свидетельствуют о широчайших возможностях адаптации нашего восприятия к разным родам несоответствия между дистальным и проксимальным стимулами. По-видимому, для построения адекватного образа мира очень важно следующее: чтобы в ходе реальной деятельности человека имело место закономерное соответствие между изменением важных физических характеристик дистального стимула и изменением параметров проксимального стимула. Или, используя термин Дж. Гибсона, изменения внешнего предметного мира были бы инвариантны изменениям стимульной энергии, попадающей на рецепторную поверхность. При этом не так уж важно, какой будет эта рецепторная поверхность. В силу активной природы нашего чувственного познания в ходе предметной деятельности человека происходит отображение указанных выше инвариантных изменений во внутреннем плане перцептивного образа, приобретая предметный характер и наполняясь личностным смыслом. Это отображение приобретает амодальный характер, становясь, таким образом, относительно независимым от своей рецепторной принадлежности и сенсорной основы. Последнее, на наш взгляд, открывает широкие возможности для замены естественной рецепторной поверхности какой-либо искусственной. 
 

10.7. Культурно-исторические детерминанты восприятия

  Более чем вековая история эмпирических исследований межкультурных особенностей познавательных процессов, свидетельствует о значительном влиянии культурно-исторических факторов на формирование и функционирование восприятия. Как справедливо отмечал А. Р. Лурия, эта область исследований всегда была проблематичной, поскольку «процессы зрительного восприятия трактовались классической психологией как естественные процессы, в своих наиболее простых формах доступные для прямого естественно-научного анализа» [78, 33], и, изучая ощущения и восприятия, ученые, как правило, оставались в рамках естественнонаучного анализа, сосредоточиваясь главным образом на его физиологических и даже физических детерминантах. Эта проблема имеет фундаментальный характер не только для психологии, но и для биологии, философии, культурной антропологии, педагогики, поскольку касается более общей проблемы относительной роли наследственности и среды в психическом развитии человека.

  Как писал Дж.Брунер, начало эмпирическим исследованиям психологов⁷ положила классическая работа ученых Кембриджского университета, включенных в состав антропологических экспедиций в 1898— 1905 гг. [21]. Исследователи обратили непосредственное внимание на многочисленные факты неадекватного восприятия фотографий и картин у так называемых нецивилизованных народов, которые выражались в том, что испытуемые не узнают на фотографии своих родных, знакомых и привычных вещей. Поэтому появились гипотезы о том, что, с одной стороны, ощущения и восприятия этих людей недостаточно развиты по сравнению с европейцами. С другой стороны, имелись представления, идущие от Г. Спенсера, о так называемом примитивном превосходстве, следствием которых были ожидания более высокой сенсорной чувствительности (т.е. натуральной психической функции, не подверженной влиянию культуры) у дикарей.

  Известный английский психолог и антрополог Уильям Риверс⁸ (1864—1922) со своими студентами К.Майерсом и В.Мак-Дау-галлом (ставшими позже известными психологами) обнаружили, что у жителей острова Мэррей (Новая Гвинея) и индийцев из Южной Индии слабо выражена оптико-геометрическая иллюзия Мюллера—Лайера. Этот результат они объяснили тем, что малокультурные люди не привыкли воспринимать объемные изображения на бумаге, поскольку известно, что в случае предъявления им трехмерных изображений эта иллюзия нормально выражена. Последующие исследования Г.Олпорта, Т. Петтигрю в Южной Африке и У. Богораза на Чукотке подтвердили правильность выводов У. Риверса о том, что «примитивные» народы не отличаются от образованных европейцев своими сенсорными или перцептивными способностями обнаруживать более тонкие или менее тонкие различия в параметрах стимуляции, а эти отличия лежат в области интерпретации воспринимаемой информации (цит. по: [21]).

  У. Риверс и его помощники проводили строгие психофизические эксперименты по измерению зрительной, слуховой, тактильной, и обонятельной, и вкусовой чувствительности [59]. На основании полученных результатов измерения остроты зрения у туземцев Торресова пролива и рыбаков острова Гельголанд в Германии Ривер сделал вывод об очень незначительном (18,6%) преимуществе сенсорной чувствительности у нецивилизованных людей перед европейцами. Сравнительная оценка порогов в других модальностях в целом подтвердила этот вывод: где-то у туземцев чувствительность была немного выше (одновременность прикосновения к коже, различение веса), а где-то — чуть ниже (чувствительность к голубому цвету, острота слуха).

  Полученные результаты о наличии некоторых различий в сенсорных способностях были подвергнуты критике Э.Титченером, указавшим на ряд процедурных огрехов и еще больше подтвердившим вывод У. Риверса о незначительности этих различий. Э. Тит-ченер отмечал, что обнаруженные различия имеют несенсорнуюприроду — это различия в интерпретации стимульного материала и инструкции [59].

  Подводя итоги обсуждения результатов, полученных группой У. Риверса и многими другими психологами, американский психолог М.Коул отмечает: «Почти целое столетие соответствующих исследований подтвердило, что культурные различия в остроте ощущений вообще отсутствуют. Культурные различия в большей степени проявляются, когда в качестве стимулов используются сложные материалы, в частности рисованные» [59, 63].

  Несомненно, М.Коул, как один из учеников А.Р.Лурия, имел в виду и блестящие исследования, проведенные им в 1931 —1932 гг. в отдаленных горных районах Узбекистана⁹. А. Р. Лурия подчеркивал, что сенсорные способности людей, принадлежащих к разным культурам, нужно искать в языковых различиях, т.е. в неодинаковом развитии знаковых средств, имеющихся у разных людей для обозначения сенсорных качеств. Например, «...самое богатство языковых обозначений одних цветов и бедность обозначения других являются результатом того, что в условиях различных культур выделение неодинаковых оттенков имеет неодинаковое практическое значение» [78, 36]. Так, в языках северных народов существуют десятки названий для оттенков белого цвета, обозначающих важные для их практической деятельности оттенки снега, а оттенки красного и зеленого цвета, не играющие значительной роли в их практике, в словаре почти не отражены.

  Кратко опишем классические результаты, полученные А.Р.Лурия и его коллегами в опытах по сравнительному изучению восприятия у нескольких групп испытуемых: женщины-ичкари, неграмотные; мужчины-дехкане, неграмотные; колхозные активисты, курсантки кратковременных дошкольных курсов, малограмотные; студентки педагогического техникума. Испытуемым предлагались задания на восприятие цвета 27 мотков шерсти или шелка и формы геометрических фигур. Они должны были сначала назвать эти оттенки (или фигуры), затем классифицировать их, разбив на любое число групп, отнеся в каждую из групп похожие оттенки (фигуры). Отдельные опыты проводились с оценкой (и классификацией) геометрических фигур незаконченной формы, чтобы по результатам их обозначения и классификации проверить, сохраняются ли у испытуемых те перцептивные законы, которые представители гештальтпсихологии считали неизменными на всех исторических этапах. С этой же целью были проведены опыты по измерению оптико-геометрических иллюзий.

  Полученные результаты установили, что даже неграмотные испытуемые показывали очень дифференцированное и конкретное называние цветов, однако они не были способны классифицировать их по основным цветовым категориям — у них нет словесных обозначений, существующим в современной культуре сенсорным цветовым эталонам. Использованные цветовые категории имели очень конкретный наглядно-образный характер. Вот наиболее часто использованные словесные обозначения цветов: леденца, персика, испорченного хлопка, фисташки, телячьего помета.

  Результаты классификации цветов показали, что женщины-ичкари используют преимущественно наглядно-образные, а не категориальные принципы группировки цветов. Данная им инструкция (разбить предложенные цветовые оттенки на разные группы) вызывала у них полное недоумение и замечания, что «этого нельзя сделать», «здесь нет похожих, вместе их класть нельзя», «они совсем не похожи друг на друга» [там же, с. 42]. И это несмотря на то, что в узбекском языке существуют слова, обозначающие разнообразные цветовые категории, сходные с другими языками.

  В отличие от них испытуемые с более высоким уровнем образования не только обладают четким набором категориальных обозначений цвета, но и реально пользуются ими. Колхозные активисты —мужчины и курсантки выполняли задание приблизительно так, как оно выполнялось обычными городскими школьниками или студентами, хотя в отдельных случаях и они не могли точно обозначить цветовой оттенок, называя разные оттенки одним цветом, что свидетельствовало о бедности их словарного запаса. Один из испытуемых объяснял этот факт таким образом: «У нас, узбеков, и машина, на которой шьют, — машина, и примус — машина, и трактор — тоже машина. Вот и цвета так же. Мужчины не знают цветов и все называют «синим» (исп. Юнус, колхозный активист, курсант)» [там же, с. 38-39].

  Результаты опытов по категоризации геометрических фигур в целом подтвердили гипотезу А.Р.Лурия о том, что если «восприятие геометрических фигур (как и каждое восприятие) является процессом, имеющим сложное смысловое и системное строение, если оно предполагает выделение опорных признаков, выбор из многих альтернатив и принятие соответствующего «решения», есть основания думать, что и этот процесс в значительной степени зависит от~характера практики испытуемого» [там же, с. 45]. Полученные данные обнаружили, что только наиболее образованная (культурная) группа испытуемых — студентки педагогического техникума — правильно называли геометрические фигуры соответствующими категориальными названиями (круг, треугольник или квадрат). Незаконченные фигуры они оценивали как «что-то вроде круга», «что-то вроде треугольника».

  Противоположные результаты показали женщины-ичкари: они не дали ни одного категориального обозначения геометрических фигур, которые назывались ими как конкретные предметы. «Так, круг получал название тарелка, сито, ведро, часы, месяц; треугольник — тумар (узбекский амулет); квадрат —зеркало, дверь, дом, доска, на которой сушат урюк... Незаконченный круг никогда не назывался кругом, но почти всегда браслетом или серьгой, а незаконченный треугольник воспринимался как тумар или стремя» [78, 47]. Таким образом, восприятие абстрактных геометрических фигур у неграмотных женщин имело сугубо конкретный, предметный характер, соответствующий характеру их жизни и полностью преобладавший над отвлеченно-геометрическим восприятием формы.

  Кроме студенток педагогического техникума данные, полученные у других групп испытуемых, имеют промежуточный характер: обозначение геометрических фигур конкретными предметными названиями преобладает над обозначением их категориальными названиями.

  А.Р.Лурия обращал внимание на тот факт, что испытуемые, воспринимавшие геометрические формы как конкретные предметы из их повседневной жизни, не обнаруживали в своем восприятии никаких признаков соответствия с законом прегнантности, сформулированным в гештальтпсихологии. Форма треугольника или квадрата, изображенная точками или крестиками, оценивалась ими как звезды, часы, бусы, но не воспринималась как пунктирно изображенный треугольник или квадрат. Незаконченный круг или треугольник они называли браслетом, ту-маром или меркой для керосина, но не воспринимали как незаконченную геометрическую фигуру.

  Опыты по классификации геометрических фигур дали аналогичные результаты (рис. 139). Поэтому А. Р.Лурия делал логичный вывод: «Законы восприятия форм остаются одними и теми же, но если у одних испытуемых (культурно продвинувшихся) эти законы доминируют и определяют восприятие геометрических фигур, то у вторых (познавательные процессы которых формируются в условиях конкретной предметной практики) они не оцениваются как имеющие сколько-нибудь существенное значение и оттесняются конкретным предметным восприятием» [78, 52].

  В опытах по изучению оптико-геометрических иллюзий испытуемым предъявлялись девять известных иллюзий. Было установлено, что выраженность иллюзий не является универсальным перцептивным феноменом. Процент людей, у которых были выражены иллюзии, варьируется, возрастая по мере повышения культурно-образовательного уровня испытуемых до 75,6%. Женщины-ичкари и мужчины-дехкане показали иллюзорное восприятие лишь в 29,2 и 44,7 % случаев, соответственно. Иллюзии Эббингауза и Мюллера—Лайера были достаточно хорошо выражены у всех групп испытуемых. Даже 2/3 неграмотных испытуемых испытывали эти иллюзии.